«…привет!  Я вовремя и ты своб-н? по жизни  прости за … Встретимся?».

Второй текст я открывал с нетерпеливой суетностью:

«Ja odna  A ti? Ti uez#al, da? Chitay Elinek – #est`! I sumochka porvalas` lybimaja  A u tebia nos krasivij i … brovi  Ti chem-to poxo# na moego deda v molodosti».

Третий, как мне показалось, открылся совершенно самостоятельно:

« Ты в городе – я знаю. Давай встретимся в «Машуке» около семи? P.S. Приедешь?! Рената».

«Откуда она знает мой номер? Впрочем, Коцак мог сказать».

Я посмотрел на электронное табло, где тотчас сменились цифры, выставляя на всеобщее обозрение новую, никогда более неповторимую, пятьдесят шестую минуту шестого часа этого зачарованного майского дня.

Я снял деньги с карточки в ближайшем банкомате (электронном истукане, озадачившемся моей просьбой на добрых десять минут) и бодро, наполненный разрастающимся предчувствием дождя и грозы, проследовал под куполообразный навес остановки. Большинство ожидающих, как это часто бывает в русских городах, игнорировали предоставленные им государством укрытия. Дружно, точно спортсмены на спринтерском старте, скучились они у бетонной линии бордюра, по-птичьи повернув голову влево, в ожидании невидимой судейской отмашки.

Напротив остановки свежей зеленью и цветением волновались кроны небольшого сквера, копившего в своей тени разговоры подружек с колясками, пивные ссоры, прогуливающей школу молодёжи, да стрекочущие трели неумолчных дроздов.

Начинало парить. Люди вытирали пот и всё настойчивее заворачивали шеи влево. Иные счастливцы, наконец-то дождавшись сигнала, едва не выбегали на дорожное полотно, видимо полагая, что тем самым сумеют ускорить прибытие, замаячившей вдали маршрутки. Я чуть не опоздал на свою – замешкался у ларька, благодаря жуткой нерасторопности пожилой продавщицы-армянки, крикнувшей мне вслед что-то вроде: «зачем вы так быстро живёте?»

Скрипуче затворив двери, маршрутка понесла нас по одной из центральных улиц города. Мне повезло очутиться возле окна и я приготовился (пусть и не долго) любоваться дорожными случайностями природно-техногенного характера.

«Отчего мир так стремительно расползается в стороны? Отчего он так скоро меняет обличье, стараясь поскорее забыть себя прежнего? Сейчас бы сделать что-то конкретное, что-то неукоснительно достоверное и твёрдое, чтобы прозвучало, чтобы сразу стало частью этой жизни и не портились с годами. И нельзя. Оттого лишь, что и самому замыслу такого большого дела невозможно вызреть среди мелких мыслей и маленьких забот» – крутилось и крутилось в моей голове всю дорогу.

Чрево маршрутки поминутно впускало и выпрастывало из себя разноликую пассажирскую массу. Преодолев архитектурную грубость советского моста, дорога разбилась надвое и сразу повеселела, обласканная свежестью зелёного перешейка между старой частью города и дорогим изыском быстро строящегося микрорайона. По обочинам густилась молодая травка, обрызганная жёлтой радостью мать-и-мачехи вперемешку с розовыми пятнами полевого клевера. Мы въехали в ту часть города, которая уже не раз меняла свой облик, безоглядно повинуясь настроению эпохи, её очередному капризу, грозившему перерасти, но так никогда и не перераставшему, во вневременную человеческую ценность.

День необратимо взрослел вместе с движением облаков, прячущих за бугристыми спинами златоустого свидетеля хорошей погоды. Меркли, едва просохшие от младой клейкости, свежие краски мая, тщетно спасая первозданный колор в дешёвой пастели сумеречных просветов. И стрижи, точно помешанные, беспомощно утопали лезвиями крыльев в многослойном, пропитанном электричеством и влагой, небесном ватине.

Через три остановки маршрутка причалила к бордюру в районе бывшего «Парка авиастроителей». Я соскочил со ступеньки, сделал несколько шагов от дорожного полотна и растеряно уставился в перспективу аллеи, ещё лет пять назад открывавшую вид на фантасмагорический фонтан-ракету, на месте которого памятником современному зодчеству стояло теперь кафе «Машук». Уже издали было понятно, что несмотря на середину дня публикой заведение не обижено: на парковке стояли четыре иномарки и два скоростных велосипеда. По мере приближения к витиеватому фасаду «Машука» я начал усиленно перебирать в голове возможные варианты нашего с Ренатой разговора и каждый раз застопоривался на слове «Привет!».

У входа меня встретил человек, обряженный в цветастый костюм мамлюка. Заученным движением он сорвал с головы тюрбан и ловко стукнул древком копья о каменную площадку. Тотчас оглушительно громыхнуло, а потом часто забарабанило по всему на свете астрономическим числом больших дождевых капель. Под эту торжественную дробь я и вошёл в, поспешно распахнутую передо мною, дверь кафе.

Смена пространств была воистину театральной. Я точно знал, что там, в оставленном за спиной, ветер не успевает сдувать небесные слёзы с лип и ясеней, что парк зажил радостным влажным движением, которым скоро наполниться весь мир, покорно соглашаясь с необходимостью срочных перемен. А здесь, под тихим мерцанием жёлтых фонарей, в плавной однотонности музыки и паутинах табачного дыма время остановилось у стойки бара. Несколько секунд глаза привыкали к новому декору. Я неспешно двигался меж причудливых трёхногих столиков, окружённых восточными диванчиками на русский манер. Отовсюду доносились щелчки зажигалок и небрежные выдохи первых затяжек. На одном из диванов лежала неопределённого возраста женщина с пышной укладкой ложной блондинки. Положив голову на турецкую подушку и выставив в проход опасные шпильки светло-зелёных сапог, она чрезвычайно медленно выпускала липкие облачка кальянного дыма, игнорируя речевой поток розоволицего кавалера.

Рената нашлась не сразу. Она сидела по другую сторону от барной стойки в пальмовом закутке. Я наткнулся на неё совершенно случайно, уловив боковым зрением примечательный абриз. Она улыбнулась мне приветственно широко и ленинским жестом (одной рукой прихватила складочку футболки у плеча, а другой напряжённо потянулась вперёд) пригласила сесть на свободный стул.

– Привет, – сказал я непринуждённо и бегло окинул её отсутствующим взглядом.

В памяти тотчас воскрес образ того последнего вечера в «Золотом Сердце»: чёрные волосы, отливающие металлическим цветом молодости; глаза, волнуемые посекундными бирюзовыми прибоями; нежно-шоколадные ланиты… Всё чумное, всё специально задуманное ради пугающего – из ряда вон – события. И судя по тому, как переливались серебряные огоньки прядей, как захлёбывалась бирюза, не успев высказаться окончательно, событию этому суждено было случиться довольно скоро.

– Привет! – энергично ответила Рената, неуловимо одёрнув низ оранжевой футболки. – Ну вот, нам уже и несут меню. Люблю оперативных молодых людей, – улыбнулась она пареньку-официанту.

– Рад, что ты мне написала. Ведь так всё быстро тогда… так неожиданно превратилось в плохо приготовленный коктейль.

– Да, но я ужасно спешила. Это бизнес, дурной график и, в общем, ни минуты личного времени.

– Представляю… Впрочем, я совсем о другом хотел спросить. Ты в первый раз заглянула в клуб Коцака?

– Станислава!? Да-да, в первый… И была приятно удивлена.

– Чему? Нашей болтовне на разные голоса, но всегда об одном и том же?

– Нет… то есть Станислава я знаю довольно давно и …

– Правда?!

– Он работает в компьютерной фирме, я – в салоне сотовой связи. Мы познакомились на одной из смежных вечеринок. А что, есть какие-то проблемы?

– Ну что ты… Теперь совсем хорошо. Примерно так и происходит завязка следующего действия.

Рената многозначно улыбнулась, щёлкнула миниатюрной зажигалкой и направила струйку сизого дыма к заласканному дождём окну. Мы сделали заказ. Время по-прежнему стояло у барной стойки, позволяя посетителям кафе окончательно забыть о его существовании. Никто никуда не торопился.

– Рената, а тебе нравится твоя работа – то дело, которым ты занимаешься каждый божий день?