Ночью Андрей плакал. Никогда ему не было так жаль себя, никогда так остро не чувствовал он потери самых дорогих на свете людей, как сегодня. Он даже не предполагал, как это хорошо, когда есть родной дом, чугунок с борщом, когда тебя любят и жалеют.

— Ты чего, — к нему пододвинулся испуганный Валерка, — сон плохой увидел?

— Ага, сон… Если б сон.. А то один на всем белом свете!

— Не надо, ну не надо же, — растерянно уговаривал его Валерка, поняв, что творится на душе у друга. — У меня ведь тоже батяню… а я, видишь, не плачу. — А сам, не замечая того, тоже плакал.

— У тебя хоть мама есть, бабушка…

— И у тебя будут! Ты ведь мне теперь как брат. Понимаешь? — Валерка порывисто обнял Андрея, но, застеснявшись, тут же и отодвинулся от него. Помолчав немного, он с обидой в голосе произнес: — Тебе-то хорошо, ты вон какой здоровый, а я…

— Ничего, зато ты смекалистый. Вот и давай всю жизнь держаться вместе: твоя смекалка, моя сила.

— Давай!

Валерка привстал на кровати.

— Ты веришь мне, Андрей, веришь? Я стану летчиком, обязательно стану! Не техником, а именно летчиком! Добьюсь своего! Поймаю свою звезду!

— Конечно поймаешь…

— Понимаешь, я всю жизнь мечтаю об этом. Как только себя помню. У нас тут училище неподалеку, каждый день самолеты летают. А я лягу на траву и все смотрю, смотрю в небо. Готов, бывало, весь день пролежать. Бабушка у меня чудная. Как-то присела рядом со мной и спрашивает: «И когда они работают? Все летают и летают». «Это и есть, — говорю, — их работа». Не поверила: «Ты наговоришь». А в это время самолет вошел в пике — все ниже, ниже. Бабушка как закричит: «Ой, падает!» — и руки расставила, будто поймать хочет. А он выровнялся — и на петлю пошел. Бабушка аж за сердце схватилась: «Ох, думала, и вправду падает!» — Валерка вздохнул: — А в прошлое лето упал один. За речкой. Мы купались. Как припустились туда! Я быстрее всех прибежал. Гляжу — лежит на земле «ястребок». Весь целехонек. Только на пузе лежит. А рядом — я даже глазам своим не поверил — паренек, почти такой же, как я, прохаживается. Вид такой важный, а сам — цыпленок цыпленком. Комбинезон на нем, как на вешалке, болтается. Увидел меня, взгромоздился верхом на фюзеляж, как на коня, и смеется: «Видал наших!» Я по сторонам зырк — нигде вроде летчика не вижу. Неужели вот этот самый шкет и есть летчик, который с минуту назад кружился в небе?.. Только после этого, Андрей, я и понял, что тоже смогу летать. В тот же вечер дома заявил: стану летчиком! Бабушка так и ахнула, а мама, та не поверила: «Куда тебе такому!»

В ту ночь они долго не спали, рассказывая друг другу разные случаи из жизни, пока Андрей не взмолился:

— Ладно, летчик, давай на боковую.

Чуть свет Валерка толкнул Андрея в бок своим остреньким кулачком:

— Вставай, лежебока.

— Куда в такую рань? — недовольно пробормотал, приоткрыв один глаз, Андрей.

— Вставай скорей, чудо проспишь.

Они быстро оделись и убежали на речку.

Речка была маленькая, ее можно было запросто перепрыгнуть, но в одном месте она делала крутой изгиб, и там образовалось что-то вроде омута. В его темной воде плескались и колобродили мелкие рыбешки.

— Да ты не туда, не туда смотри! — крикнул Валерка и показал рукой на алеющий восток: — Сейчас пойдут!

— Кто пойдет? — не понял Андрей.

— Увидишь!

И будто по заказу, из-за леса вынесся самолет. За ним — второй, третий, и вскоре все небо наполнилось ревом, гулом, и, точно разбуженное самолетами, ударило по глазам выкатившееся из-за дальних бугров солнце.

Валерка, забыв о друге, жадно следил за самолетами, такими маленькими и юркими, походившими на игрушечные. Они весело купались в синем небе, выделывая самые разнообразные фигуры: петли, виражи, бочки, боевые развороты…

Так продолжалось до тех пор, пока солнце не поднялось в зенит. Потом все стихло так же внезапно, как и началось. Андрей обескураженно взглянул на Валерку.

— Ничего, скоро опять пойдут, — знающе объяснил тот. — В две смены работают. А мы пока пойдем попрыгаем в воду.

Андрей согласился.

Над омутом росло суковатое дерево, разбросав по сторонам свои корявые ветки. Здесь обычно и собирались мальчишки со всего села. Они хватались за толстую веревку, подвешенную за сук, разбегались, раскачивались и, разжав руки, прыгали в воду.

Валерка тоже прыгнул разок, хотя это занятие ему вовсе не нравилось.

— Не то, — сказал он и полез на дерево. С криком «Знай наших!» он солдатиком прыгнул в воду.

Андрей решил тоже попробовать, чтобы не отстать от друга, но когда он глянул сверху на зеленоватую воду, то понял, что напрасно залез: смелости не хватало разжать руки. Он внезапно обнаружил в себе боязнь перед высотой.

— Чего же ты, прыгай! — кричал снизу Валерка.

— Расхотелось, — как можно равнодушней, стараясь не обнаружить страха, сказал Андрей.

— Прыгни, ну прыгни! — просил, умолял и чуть ли не плакал Валерка, но у Андрея кружилась голова, и он никак не мог решиться.

Высота пугала, высота смеялась над ним… Нет, это смеялись мальчишки, свидетели его позора. «Ну и пусть!» Он молча спускался по дереву.

— Эх ты-и, а я-то думал, тоже летчиком станешь! — Валерка презрительно отвернулся.

— Надо же кому-то и техником быть, — слабо оправдывался Андрей.

— Самолетам хвосты заносить?

— А чем не работа? Силенок у меня хватит…

— Да как ты не понимаешь! — с болью в голосе закричал Валерка, и его худенькие, подгоревшие на солнце плечики затряслись.

«Плачет?» — удивился Андрей, и, странное дело, в него словно влилась отвага.

— Я ведь пошутил, Валера, — сказал он и быстро полез обратно на дерево. — Смотри! — С тяжелым вздохом Андрей полетел вниз.

Когда он вышел на берег, у Валерки блестели счастливые глаза.

— Ну если б ты не прыгнул…

Андрей снова, не давая себе опомниться, полез на дерево. Руки у него дрожали, когда он смотрел вниз, но теперь высота не казалась такой уж страшной, как в первый раз.

«Может, хватит, а?» — шевельнулось в голове, но он зашептал, как заклинание:

— Нет, прыгну, нет, прыгну! — и опять бросился вниз.

— Вот это молодец! Вот это по-нашенски! — бегал вокруг него Валерка. — А если б не прыгнул, так и знай, — дружбе конец! Терпеть не могу трусов!

27

Волчок нерешительно приоткрыл дверь летного зала.

— Можно?

Голос его прозвучал тихо, неуверенно и виновато, но все, как один, услышали его.

— Братцы, Валера вернулся! — радостно воскликнул Суматохин и, опережая всех, первым бросился к Волчку.

Валерию жали руки, обнимали его, целовали.

— Сейчас мы тебе намнем косточки! Волчок, как мог, отбивался, просил:

— Пожалейте. Я еще не в форме. — И показывал толстую палку, на которую опирался.

Прошло уже больше трех месяцев с тех пор, когда он в последний раз был здесь, на ЛИС. И кажется, ничего не изменилось. Та же мягкая зеленая, как луг, ковровая дорожка, те же диваны, бильярд. И так же, как и раньше, Федя Суматохин сунул Волчку в руки кий и предложил:

— Сгоняем партийку.

— Да я уж, наверное, и разучился.

— Значит, снова надо обретать форму.

За эти месяцы много событий произошло в жизни Волчка: ему дважды делали операцию — сначала в местной клинике, потом в Москве. Там же, в московской больнице, он узнал о рождении сына. Нежные, трогательные, покаянные письма слал он домой — жене и сыну, — просил только об одном:

А как выписался из больницы, то заскочил домой лишь на минутку — взглянуть на сына, ведь он его еще даже не видел.

— Ну как, Санька, летчиком будешь? — подмигнул он, склонясь над детской кроваткой.

Оксана заплакала:

— Только не летчиком.

— Ладно, жена, не нам это решать. Вырастет — сам себе дорогу выберет.

Он наспех поел, поцеловал жену и сына и отправился на аэродром.