– Вы знаете адрес?

Она замялась. На секунду, не больше. Потом сказала:

– На улице Ракоци. – Она назвала номер. – Во дворе. Тодор Геза. Маленькая граверная мастерская. Учтите: он не коммунист, он далеко не коммунист. Услуги он оказывает только за деньги, кому угодно…

На улице моросил дождь, мелкий, надоедливый, наводящий тоску и уныние.

– Только его и не хватало, – поморщился Шандор.

– Пусть себе, – сказал я. – Смоет всякую нечисть.

В самом деле, зеленорубашечников на улице стало заметно меньше. Зато прохожих прибавилось – было время обеденного перерыва.

Все нижние этажи домов на улице Ракоци были сплошь заняты магазинами. Огромные зеркальные витрины крупных торговых фирм тянулись на полквартала. Но встречались и лавчонки вообще без витрин, свет туда проникал через узкие стеклянные двери. Чаще всего «трафики» – табачные ларьки, в которых за отсутствием табака торговали только спичками, марками, открытками, почтовой бумагой и прочей мелочью.

Перед одним из таких трафиков Шандор остановился:

– Зайдем.

В магазине на высоком стуле восседала сухая, как мумия, старуха с желтым морщинистым лицом и грела руки над электрической плиткой. Шандор попросил показать зажигалки. Старуха проворно выложила на витрину весь товар и стала нахваливать одну зажигалку за другой: эта хороша, а эта еще лучше.

Шандор выбрал простенькую, без всяких украшений.

– Для чего зажигалка? – спросил я на улице.

Он улыбнулся:

– Да вот, хочу тебе сделать подарок на память.

– С надписью? – догадался я.

В подъезде нужного нам дома висела небольшая эмалированная табличка: «Гравер во дворе». Рука с вытянутым, неестественно длинным пальцем указывала вниз.

Двор был маленький, квадратный, сдавленный со всех сторон высокими стенами домов. Небо, тоже маленькое и тоже квадратное, опиралось на выступы крыш. Под ногами, на белых керамических плитах, которыми был выстлан двор, хлюпала вода.

Я почувствовал сзади чей-то взгляд. Захотелось обернуться. Но я подавил это желание. Стянул с руки перчатку и, вроде бы нечаянно, уронил на мокрую плиту. Нагнулся, поднял, отряхнул, успев кинуть взгляд назад.

В подъезде, из которого мы только что вышли, широко расставив ноги и сложив руки за спиной, стоял человек в черном котелке и в пальто с широченными плечами.

Я выпрямился, шепнул Шандору в спину:

– Иди, не оборачивайся!

Он спокойно и неторопливо прошел к углу двора, где над лестницей, спускавшейся в подвал, висела точно такая же табличка, как на улице.

Мастерская была крохотной. Большую часть ее занимал узкий прилавок, за которым сидел рыжий, весь в веснушках паренек с большими торчащими ушами, похожими на звукоуловители.

– Ты гравер? – спросил Шандор.

– Ученик, благородный господин.

Рыжий паренек рассматривал нас с интересом. У него были глаза бездомной собачонки: любопытные, раболепные и наглые.

– Работу примешь?

– А какая?

– Вот. – Шандор вытащил зажигалку. – Выгравируешь надпись: «За нашу победу». И скрещенные мечи под ней. Только надо сделать сейчас. При нас.

– Хорошо, благородный господин.

Рыжий паренек принялся за работу. Только он почему-то то и дело стрелял глазами в сторону двери, словно ждал, что она вот-вот отворится.

И дверь действительно отворилась. По ступенькам медленно, даже величаво спустился тот самый, широкоплечий в котелке. Под рыхлым красноватым носом чернела квадратная щеточка усов. Держа правую руку в кармане брюк, он осторожно, боком приблизился к нам, неприятно ощупывая глазами лица.

– Уголовная полиция. – Двумя пальцами левой руки он на несколько секунд приподнял над нагрудным карманом удостоверение в прозрачном целлофановом футляре. – Прошу предъявить документы.

– В чем дело? – Шандор подал ему служебную книжку. – Какая-нибудь кража?

Сыщик ничего не ответил.

– Фабрика фальшивок! – неожиданно выпалил рыжий паренек и отшатнулся от прилавка, словно ожидая удара.

– Замолчи, бесенок! – прикрикнул на него сыщик. Он смотрел на свет страницы служебной книжки.

– Так. Спасибо!.. Теперь вас попрошу, если позволите, господин лейтенант.

Я вынул сначала пакет, положил на прилавок, потом удостоверение. Сыщик покосился на адрес, написанный крупным почерком лейтенанта Нема, взглянул на меня с некоторым почтением. Но тем не менее удостоверение мое проверил очень тщательно. Я стоял, весь внутренне напряженный. Водяной знак там был, это я знал твердо. Но сыщик мог обнаружить какие-нибудь неполадки в оттиске печати на фотокарточке.

Нет, обошлось. Вернул удостоверение, поклонился.

– Прошу прощения за беспокойство. Но вы сами должны понять, господа.

– Конечно, конечно! Если бы не вы и ваши коллеги, то в Будапеште, вероятно, отбою не было бы от жулья, – выдал Шандор тяжеловесный комплимент. – Закурите?

Он вынул портсигар.

– О! «Симфония»! Благодарю покорно!

Сыщик взял сигарету, закурил. Перегнулся через барьер, посмотрел на надпись, которую, сопя, вырезал рыжий.

– Ваш заказ?

Где-то в глубине его мутно-коричневых, словно взбаламученная лужа, глаз все еще копошилась, никак не желая уняться, опасная профессиональная настороженность. Что-то надо было сказать, что-то сделать, чтобы окончательно усыпить его инстинкт ищейки.

– Нет, – ответил Шандор, широко улыбаясь. – Мы из этой самой фабрики фальшивок. Зашли справиться, как дела, и попали в вашу ловушку.

Рыжий прыснул. Сыщик строго взглянул на него, потрогал свои жесткие усы.

– С вашего позволения, господин железнодорожник, я уже скоро четверть века в уголовной полиции. Заходит человек в дом – я сразу вижу: впервые он тут или не впервые. Роняет человек перчатку – и я сразу вижу: нарочно он или не нарочно.

Шандор рассмеялся:

– Ну и ловко, черт возьми! Он ведь и в самом деле нарочно.

– Мне показалось, кто-то крадется сзади, – признался я смущенно.

Ох, как теперь пришелся кстати мой стыдливый румянец!

– Красные агенты? – ухмыльнулся сыщик. – Сейчас они всем мерещатся.

– Вам часто приходится иметь с ними дело? – спросил Шандор.

– Нет, я ведь из уголовной. Воры, убийцы, фабриканты фальшивок. А красными политическая занимается, жандармы. Ну и, понятно, гестапо.

– Да, работенка у них сложная, что и говорить, – покачал головой Шандор.

Сыщик холодно посмотрел на него.

– Думаете? Не знаю, не знаю… Конечно, им почет, им уважение – красные! А вот пусть попробуют хотя бы самого паршивого рецидивишку накрыть. Ведь они тоже сами в руки не плывут. Как еще хитры! Да, в каждом деле свои тонкости, и, ей-богу, я очень сомневаюсь, сможет ли даже самый опытный политик вывести на чистую воду хотя бы такого вот, как его хозяин. – Он ткнул пальцем с золотым перстнем в сторону мальчишки.

– Или как тот врач, – тотчас же вставил рыжий, он только делал вид, что усердно работает, а сам внимательно слушал.

– Цыц, дьяволенок!

Сыщик докурил сигарету, швырнул на пол, раздавил подошвой и, кивнув нам на прощанье, вышел.

– Вот так они все, – Шандор говорил со мной, а глаза его косились на рыжего. – Все набивают себе цену. Зацепят кильку, а кричат: акула! Так, наверное, и с этим врачом.

Рыжий клюнул:

– Нет, благородный господин, он в самом деле известный грабитель. Чуть не двадцатку отсчитал за такие дела на Вацкой каторге. И документы все фальшивые. Они его прямо тут, в мастерской, опознали…

Он палил, как из пулемета, боясь, очевидно, что его остановят. Шандор дал ему выговориться. Потом сказал сурово:

– А ты помолчи, когда тебя не спрашивают. Треплешь языком вместо того, чтобы работать.

– А мечи какие делать? – обиженно спросил рыжий. – Длинные или короткие?

– Надпись сделал?.. Ладно. Мечей никаких не надо. Я передумал. Дай сюда.

Шандор взял зажигалку и прочитал громко:

– «За нашу победу!»… На, Шани, дарю! Чтоб победили.

– Постараемся, – ответил я, принимая подарок.