Изменить стиль страницы

— Наверное, сочли, что птицы с птицами договорятся лучше, — продолжала Табита. — Вам, горным жителям, нелегко понять нас, морских, и наоборот — уж очень мы разные. Орни-тоиды будут встречаться с орнитоидами, а? Это понятно, что послали тебя. В твоем районе таких, как ты, мало. Но зачем было прилетать? Нет, я тебе рада — но ты мог просто позвонить…

— Наш разговор может затянуться — на добрых несколько дней. — То, что ему окажут гостеприимство, разумелось само собой: гость в любом чоте — особа священная.

— Но почему я? Я — сугубо частное лицо.

— Ты происходишь от Дэвида Фолкейна.

— Это не так уж много значит.

— Там, где я живу — много. И потом — мы с тобой не раз встречались прежде, и на круатах, и у себя дома, а стало быть, немного знакомы. С незнакомцами я бы не знал, с чего и начать. Ты, на худой конец, можешь подсказать мне, к кому обратиться, представить меня кому надо — правда?

— Конечно. — Она взяла его руки в свои. — Ия рада видеть тебя, Крис.

Сердце у него забилось, и он с трудом удержался от того, чтобы не отнять рук. «Почему я так ее стесняюсь?» Она была хороша, видит Бог. На несколько лет старше его, высокая, сильная, полногрудая и длинноногая, она предстала во всей красе в короткой тунике без рукавов. Курносый нос, большой рот, широко поставленные зеленые глаза под тяжелыми бровями; на правой щеке — белый шрам, который она не позаботилась свести. Подстриженные чуть ниже ушей волосы выгорели почти добела и развевались, как флаг, вокруг коричневого, чуть веснушчатого лица.

Аринниан хотел бы знать, как она относится к сексу — так же легко, как девушки-птицы Короны, или нет? Те никогда не ложились в постель с мужчинами-птицами, а всегда подбирали себе здоровенных, не слишком интеллектуальных рабочих парней. Может, Табита девственница? Вряд ли. Ни одна женщина человеческого рода, постоянно испытывающая любовный голод, не может сравниться чистотой с Эйат. Однако Высокое Небо — не Ворота Бури и не Каровые Озера — у Табиты нет здесь партнеров своего вида; впрочем, она часто и подолгу путешествует. Он отогнал от себя эти мысли.

— Да ты весь горишь, — засмеялась она. — Я что, нарушила одно из твоих драгоценных правил? — И она отпустила его. — Извини, если так. Но ты воспринимаешь эти вещи слишком уж всерьез. Не будь таким. Обряды или оплошности ничьей чести не затрагивают.

«Ей хорошо, — подумал он. — В этот чот приняли еще ее деда. А ее родители выросли в нем, не говоря уж о ней самой. Теперь у них в чаге каждый четвертый — человек. И здесь очень сильно человеческое влияние — например, коммерческое рыболовство, которое организовала Табита вместе с Драуном, — чисто частное предприятие…»

— Боюсь, что на веселье у нас нет времени, — сказал он. — Впереди нас ждут тяжелые времена.

— Вот как?

— Империя намерена расширить свои владения за наш счет.

— Пошли в дом. — Табита взяла его за руку и повела в поселок. Его крытые тростником деревянные хижины были ниже обычных ифрийских жилищ, но прочнее, чем казались с виду; эти места часто посещали авалонские ураганы. — Да, Империя сильно разрослась со времен Мануэля Первого. Однако что говорит история на этот счет, как она приобретала свою территорию? Некоторые просто присоединились к ней, находя это выгодным — например цинтианская цивилизация. Кое-что досталось ей путем купли или обмена. Кое-что было и завоевано — но это всегда относилось либо к примитивным обществам, либо к таким, которые никак не могли равняться в космосе с Большой Террой. Мы — орешек покрепче.

— Так ли? Мой отец говорит…

— Угу. Сфера Империи — это четыреста световых лет в поперечнике, наша — около восьмидесяти. Империя контактирует с несколькими тысячами систем вне своей сферы, мы — едва ли с двумястами пятьюдесятью. Зато, Крис, мы лучше знаем свои планеты. Мы более компактны. Общее число ресурсов у нас меньше, чем у Империи, но технология ни в чем не уступает терранской. И потом, мы так далеко от Терры. Зачем ей нападать на нас? Мы ей не угрожаем, просто настаиваем на своих пограничных правах. Если ей нужны новые пространства, она может найти их гораздо ближе к дому — там полно неисследованных солнц, и их легче получить, чем гордую, укрепленную Сферу.

— Мой отец говорит, что мы слабы и не готовы к войне.

— Думаешь, мы потерпели бы поражение?

Он не ответил, и некоторое время слышались лишь вздохи бриза над головой и хруст песка под ногами. Наконец он произнес:

— Никто, наверно, не начинает войну, думая, что проиграет ее.

— Я не верю, что они начнут воевать. По-моему, у Империи хватит разума этого не делать.

— И все-таки нам лучше принять меры. В том числе заняться гражданской обороной.

— Да. Только не так-то легко будет организовать добрую сотню суверенных чотов.

— Возможно, тут-то мы, птицы, и пригодимся, — заметил он. — Особенно старые птицы — такие, как твоя семья.

— Почту за честь помочь. И не думаю, что чоты будут очень уж противиться в этом случае, — она надменно вскинула голову, — когда надо доказать Империи, кто выше летает!

Эйат и Водан летели рядом. Они были красивой парой, оба золотоглазые и золоторукие, он коричневый с охрой, она цвета темной бронзы. Внизу простирались земли Ворот Бури — темные лесистые долины, утесы и обрывы, вершины, где снега граничили с голубовато-серым камнем, клинки водопадов и отдаленные вспышки ледников. Ветер пел «у-у» и гнал позолоченные Лаурой облака по ясному небу; тени облаков неслись по горам. Молодые ифриане пили холодное дыхание ветра, купаясь в его крученых, тугих, текучих струях. А ветер Ласкал их, проникая до самого стержня больших маховых перьев.

— Будь мы такие же, как Аринниан, — сказал он, — мы поженились бы сразу, перед тем как мне явиться на свой корабль. Но у тебя любовный период настанет только через несколько месяцев, а меня к тому времени может уже не быть в живых. Я не хочу обрекать тебя на горе, ничего не оставляя взамен.

— Думаешь, я буду меньше горевать, если не получу права называться вдовой? Я хочу возглавить твой поминальный танец — я ведь знаю, какие места в небе ты больше любишь.

— Зато могут возникнуть всякие проблемы — обязательства по отношению к моему роду и так далее. Нет. Разве наша дружба станет слабее оттого, что ты еще какое-то время не будешь называться моей женой?

— Дружба… — тихо промолвила она и воскликнула: — Прошлой ночью мне снилось, что мы и вправду стали людьми.

— Такими же похотливыми?

— Такими же любящими.

— К-х-хг. Ничего не имею против Аринниана, но иногда мне кажется, что ты проводила с ним слишком много времени с тех пор, как вы были детьми. Если бы Литран не взял тебя с собой в Грей… — И Водан, видя, как у нее поднимается хохолок, торопливо продолжил: — Да, он твой небесный друг. А значит, и мой. Я хочу только предостеречь тебя: не пытайся, не желай стать человеком.

— Нет-нет. — Эйат, почувствовав рядом нисходящий воздушный поток, взмахнула крыльями и понеслась вниз — горные вершины придвинулись ближе, сверкнул между деревьями пруд, из которого пил дикий жеребец, запел тугой встречный воздух; потом она притормозила и снова взметнулась вверх, рассекая грудью поток, напрягая каждый мускул, приметила горячую струю — гора, видневшаяся сквозь нее, чуть дрожала — и воспарила, со смехом расправив крылья, предоставляя небу держать ее.

Водан подлетел к ней.

— Да разве я променяю это хоть на что-нибудь? — радостно вскрикнула она. — А ты?

Экрем Саракоглу, имперский губернатор сектора Паке, уже давно намекал адмиралу флота Хуану Хесусу Кахалю и Паломарес, что хотел бы познакомиться с его дочерью. Она прибыла с Нуэво Мехико, чтобы вести дом своего овдовевшего отца, когда тот перенес свою ставку на Эспераясу и снял особняк во Флервиле. Знакомство постоянно откладывалось. Не то чтобы адмирал не любил губернатора — они отлично ладили — и он не сомневался относительно его намерений, хоть тот и слыл большим бабником. Луиза выросла на сухой планете, народ которой, терпя во всем лишения, в гордости недостатка не испытывал и превыше всего ставил честь. Просто и тот и другой были завалены работой.