Изменить стиль страницы

Клюв Нагагира широко раскрылся. Джадхади привстал на своих золоченых стременах и, указывая на Фолкейна скипетром, проскрежетал:

— Ты пытаешься выведать наши секреты?

— Нет, нет! — замахал руками Фолкейн, покрываясь холодным потом. — Мне не нужно никакой секретной информации — я хочу сказать, ничего такого, что не положено знать непосвященным. Я имел в виду те обычаи, которые известны всем — кроме, конечно, чужестранцев вроде меня.

Нагагир успокоился.

— Это можно сделать, — ответил он, — хотя составление обзора займет определенное время.

— И сколько же времени на это нужно?

Нагагир пожал плечами. От остальных тоже было мало прока. Хотя часы здесь были известны уже несколько столетий, а эршока их усовершенствовали, катандарцы использовали их просто для того, чтобы отмерять периоды работы и отдыха. Жители планеты, где отсутствовала смена дня и ночи и не было времен года, смутно представляли себе отрезки времени более короткие, чем их семидесятидвухдневный год. А в глуши, где приземлился «Через пень-колоду», дела обстояли еще хуже: крестьяне просто работали до тех пор, пока не чувствовали, что пора на отдых. Несомненно, это был очень здоровый образ жизни, но Фолкейну от этого не становилось легче.

— Позволь мне удалиться, благороднейший, — сказал он. Джадхади разрешил, и Фолкейн поспешил покинуть зал, прежде чем выцарапает глаза благороднейшему.

— Пусть мне принесут обед, — приказал он сопровождавшему его слуге. — И принадлежности для письма, и кувшин пива. Большой кувшин.

— Какое пиво желает благороднейший?

— Крепкое, конечно. Брысь! — Фолкейн задернул занавеси в дверном проеме.

Чья-то рука стиснула его горло. Фолкейн икнул и потянулся к оружию, отбиваясь от нападавшего. Ему удалось лягнуть его, но того защитил высокий сапог, а другая рука сжала правую руку Дэвида. Как ни силен был Фолкейн, хватка противника не давала ему вытащить бластер. Не смог он дотянуться и до станнера на левом бедре: второй силач-эршока вцепился в его левую руку. Фолкейн начал задыхаться. Землянин ударил ногой того нападавшего, что был слева, попал по щиту и завопил бы от боли, если бы мог. Теперь эршока крепко держали его. И тут в поле зрения Фолкейна вплыло лицо Стефы Карле. Ее рука прижала к его носу какую-то мокрую тряпку. Душитель ослабил хватку, и Дэвид рефлекторно сделал глубокий вдох. Он ощутил резкий запах, все закружилось у него перед глазами, и он провалился в темноту.

5

Как правило, рассказывал Хью Падрик, Старый Город — не самое безопасное место на свете. Помимо того, что там традиционно обитают представители братств убийц, грабителей и карманников — не говоря уже о менее опасных занятиях: азартных играх и проституции, — он предоставлял убежище приверженцам прежних династий, ненавидящих узурпаторов — братство деодах. Поэтому эршока не ходили в Старый Город поодиночке. Однако сейчас, сказал Хью, бояться нечего — Адзель заменяет собой целый отряд.

— Но я вовсе не хочу ввязываться в неприятности, — пожаловался воданит.

— Вряд ли это тебе грозит, — улыбнулся Падрик. Это был высокий молодой человек, одетый в рубашку, брюки, высокие сапоги и плащ, вооруженный мечом и кинжалом. Вьющиеся русые волосы обрамляли обветренное лицо с римским носом и явно недавно отпущенной бородкой. Фолкейн и Адзель находили его интересным собеседником, когда он раньше навещал представителей Торгово-технической Лиги, и Адзель, любопытство которого не уступало его размерам, не смог устоять перед соблазном, когда Падрик пригласил его на прогулку по городу.

Выйдя из дворцовых ворот, они пересекли Новый Город. На воданита глазели, но сенсации его появление не вызвало. Все уже знали о гостях императора, к тому же представители образованных классов имели некоторое представление об астрономии.

— Это вы, люди, научили их? — спросил воданит Падрика, когда речь зашла об этом.

— Немножко, мне кажется, — ответил эршока. — Как мне говорили, они уже знали о том, что планеты, вращающиеся вокруг солнца, такие же миры, как и их собственный, и даже представляли, что звезды — это другие солнца.

— Откуда же они узнали? Здесь ведь всегда день…

— От жителей Рангакоры, я думаю. Этот город имеет более высокоразвитую науку, чем остальные. Он расположен достаточно близко к Сумеречным краям, так что их путешественники могли заходить и во Тьму для наблюдения за звездами.

Адзель кивнул. Циркуляция атмосферы должна приводить к тому, что в тех местах еще достаточно тепло для икрананкцев — даже в Бессолнечной Стране, у антиподов, температура редко падала ниже минус пятидесяти градусов. По этой причине, а также из-за того, что Икрананка меньше Земли, а видимый размер ее светила — больше, пограничный эффект проявляется здесь не так резко: климат в приполярных зонах и в Сумеречных краях особенно не отличается от климата умеренного пояса.

Местные жители, рискующие путешествовать в холодном полушарии, должны страдать от неприспособленности их зрения к темноте. Но, соорудив там склады топлива, они обеспечили себе освещение. Вероятно, побудительной причиной для этого изначально была разработка полезных ископаемых, и только потом они начали удовлетворять свое научное любопытство.

— По правде говоря, — пробормотал Падрик, — Ранга-кора гораздо лучше этого города: более удобна для жизни и более… э-э… цивилизована. Иногда я думаю, как хорошо бы было, если бы наши предки встретили жителей Рангакоры прежде, чем присоединиться к толпе дикарей — завоевателей этой паршивой империи. — Он умолк и оглянулся вокруг, чтобы удостовериться, что его никто не подслушал.

За стеной, отделявшей Новый Город, начинался крутой спуск. Здания, мимо которых они шли, становились все более древними, обветшалые серые дома теснились друг к другу, на их закрытых дверях можно было разглядеть символы давно погибших цивилизаций. На рыночной площади торговки расхваливали свои товары — еду, напитки, ткани, меха, изделия местных ремесленников. В мастерских позади лавок стучали молотки, жужжали гончарные круги, скрипели ткацкие станки. Но сами лавки были наглухо закрыты от прохожих: как бы какой-нибудь демон или злой волшебник не навел порчу на товары.

Толпа, заполнявшая узкие улочки, была шумной и безалаберной. Чтобы проложить себе дорогу, никто не стеснялся применять силу; доверху груженные дарами полей Чакоры крестьянские тележки, запряженные карикутами, со скрипом тащились навстречу полуобнаженным носильщикам с тюками на бритых головах, жавшимся к стенам домов, когда появлялись чванливые караванщики-шекедж. Встретившийся Адзелю и Падрику большой фургон охранялся не кем-нибудь, а лучниками братства тирут: он перевозил спрессованные в доски стволы местных «деревьев» — материал более драгоценный, чем бронза. Всадники-лахнакони на неуклюже переваливающихся зандарах — в тесноте города животные не могли передвигаться скачками — везли на продажу меха; жители пустыни крепко сжимали копья и настороженно озирались. Резкие голоса икрананкцев, скрип повозок, топот копыт, стук молотков сливались воедино, напоминая грохот прибоя. Ветер нес пыль и дым, воздух был наполнен тысячью острых запахов.

Горожане безропотно уступали дорогу Адзелю; некоторые из них даже пытались влезть на стену при его приближении. Сотни клювастых лиц боязливо смотрели на него с плоских крыш. Падрик нес на высоком древке флажок братства деодах, к тому же молва уже успела предупредить об их приближении. Но все равно большинство катандарцев были явно не в своей тарелке.

— Почему это тот старик в коричневом одеянии — там, в проходе, — делает в нашу сторону какие-то знаки? — спросил Адзель.

— Это чародей. Он отводит проклятие, которое ты можешь навлечь на здешних жителей. По крайней мере он на это надеется. — Ответ Падрика оказался почти заглушен поднявшимися вокруг воплями.

— Но я же никого не проклинаю!

— Ему это неизвестно. Да и вообще, здесь считается, что все новое скорее всего вызвано черной магией.

«Похоже, что такие же взгляды распространены и в здешнем высшем свете, — размышлял Адзель. — Это может объяснить явное нежелание Джадхади заключать соглашение с послами Лиги. Нужно обсудить это с Дэвидом по возвращении».