— Асфальт у магазина весь в пятнах — то ли бензин, то ли солярка, — сказал один охотник. — Может, лучше дичь за домом сложить?

Но остальные стали укладывать фазанов рядком. Каждого десятого они клали чуть в стороне, чтобы быстрее сосчитать, сколько же они подстрелили, потом выложили зайцев, ореховок и, наконец, лису. Она оказалась маленькой, мокрой, то ли от снега, то ли от травы.

— Лисицу придется сдать, — заключил сосед.

Вокруг слонялись усталые собаки. Ашер осмотрел подстреленных фазанов, зайцев и лису. Фазанов он насчитал примерно двадцать, двадцать с чем-то зайцев, и с десяток ореховок. На них упала тень столпившихся охотников, и он увидел, как охотник постарше расстегивает рюкзак и достает оттуда хорька. Шёрстка над глазами и на нижней челюсти у хорька была желтовато-белая, открытая пасть ощерилась оскаленными зубами. По темной шкурке стекала струйка крови, и тут Ашер заметил, что в крови и рука охотника.

— И ее мы сдадим, — сказал сосед, указывая на лису.

— Это еще зачем? Может, лучше, если я сдеру шкуру, повешу ее на чердаке, — пусть себе сушится, пока торговец не придет?

Сосед пожал плечами и покосился на отца, но тот глядел в другую сторону.

— Возьми ее пока с собой, — нерешительно сказал сосед.

Он украдкой посмотрел на Ашера, но тот сделал безразличное лицо и притворился, будто ничего не слышал.

— Ну, ладно, — согласился охотник. — Подожду, пока все уйдут, и тогда ее заберу.

Сосед промолчал.

Несколько охотников пили вино, усевшись на скамейку перед магазином, шутили и смеялись. Вернулся и толстяк.

— Ну, что, нашел? — спросил старик.

Толстяк покачал головой.

— Она обратно в дом убежала.

— Ну и что?

— Ничего.

Старик помолчал.

— Если они посадят пса на цепь, то все обойдется, — добавил он.

Ашер запомнил фамилию крестьянина — хозяина пса. Кроме того, он знал, где примерно находится дом, и двинулся в том направлении. Он прошел магазин, дальше простиралось поле, на котором догнивали в снегу пустые тыквы, точно скорлупа яиц какой-то гигантской ископаемой птицы. Бледно-оранжевые и зеленые, они лежали меж неубранными кочанами салата и капусты. За каштаном дорога вела вверх по склону холма. Дом он увидел еще издали. Маленький мальчик, которого он заметил у магазина, выбежал на крыльцо, остановился и закричал:

— Господин Ашер! Господин Ашер!

Ашер был поражен. Его фамилию явно повторяли так часто, что ее знали даже маленькие дети. Они просто так судачат, из любопытства, или и в самом деле что-то о нем знают? Неужели о нем ходят слухи? — Несмотря на все сомнения, он двинулся дальше. Дом был выстроен из темного дерева, вокруг дома, на крутых склонах холма, был разбит виноградник. Во дворе он увидел уток, хлев, мусорную кучу за бетонной стенкой в грязных пятнах. Из дома выбежали еще двое детей, мальчик и девочка, на бегу они тоже выкрикивали его имя, но бросились не к нему, а от него. Они исчезли за гумном, а он, направившись за ними, обнаружил, что там, где летом был засеян огород, сейчас на полиэтиленовой скатерти лежал пес. Дети остановились, молча показали на пса, но тотчас же снова убежали играть. И женщину, отметил Ашер, он тоже знает. Это была полная блондинка с румяным лицом и водянистыми глазами.

— Не посмотрите его? — с надеждой в голосе попросила она.

Между тем, дети успели взобраться на гумно и кричали «Ашер! Ашер!», просовывая голову меж столбиками деревянного балкона. Когда Ашер поднимал на них взгляд, они со смехом отскакивали и прятались, пока он снова не отворачивался. Наконец пришел хозяин дома, молча пожал Ашеру руку и перевернул пса на другой бок, чтобы показать Ашеру входные отверстия от дроби.

— Ничего не поделаешь, — посетовал он.

Он был еще молод, круглолиц, носил шляпу и синий передник. Пожалуй, Ашер его уже где-то видел, но никак не мог вспомнить, где.

— Вызвать ветеринара? — спросила хозяйка.

Ашер сказал, что да. Крестьянка не двинулась с места, да и ее муж не торопился идти за ветеринаром.

— Полчаса тому назад я его сюда перенесла, — пояснила она. — Не успела я положить его на скатерть, как откуда ни возьмись является охотник Шерр и спрашивает, большой ли, мол, в этом году собрали урожай винограда. А потом спрашивает, не застрелить ли, мол, вашего раненого пса, чтобы не мучился.

Она, само собой, отказалась, и он после этого ушел. Он-де к ним не то семь, не то восемь лет носа не казал, а тут на тебе, пожалуйста, является и давай расспрашивать про урожай винограда.

— Это еще почему? По какой такой причине? Зачем это ему понадобилось знать про наш урожай?

Она взяла пластмассовую миску и попыталась смыть кровь с собачьего бока.

— Соседка, — продолжала она, — увидела, как пес наш, раненый, лежит во рву. Она как раз помои за дверь выплескивала и тут заметила нашего пса. Она, само собой, не знает, кто его подстрелил, но я что угодно готова отдать, это был Шерр. Не просто же так он с ружьем-то пришел.

Хотя кровь из ран не сочилась, Ашер понял, что ранения смертельны.

Дети смеялись на гумне, высовывали голову из-за перил и ждали, что он на них посмотрит. Он не сразу откликался на эту игру, и поэтому они начинали хихикать, чтобы привлечь его внимание, посапывая и пыхтя, словно изо всех сил удерживались, чтобы не рассмеяться. Но стоило ему поднять голову, как они с визгом исчезали за дощатой стенкой. Хозяин дома ненадолго ушел и вернулся со стеклянной кружкой вина, а его жена достала из кармана передника фляжку шнапса и слегка смочила им раны собаки. Собака не шевельнулась. Вместо этого она захрипела, и из пасти у нее выступила пена.

— Пес умирает, — сказал Ашер.

Хозяйка ушла.

— Он умирает, — тотчас крикнул крестьянин вслед жене.

Внезапно пес перестал дышать. Дети уже успели вернуться в дом, и до Ашера доносились их смех и возгласы.

— Все кончено, — произнес Ашер, когда пес бессильно вытянул задние лапы.

— Кончено, — повторил крестьянин жене.

Потом он обернулся к Ашеру и сказал:

— Да и ни к чему было вызывать ветеринара. Только деньги потратили бы попусту.

— Всё, — еще раз крикнул он жене.

Потом они навестили соседку. Она вышла на крыльцо с маленьким ребенком на руках. За неплотно прикрытой дверью Ашер увидел котят, копошащихся в детском манеже в сенях. Соседка сказала, что она услышала выстрел, однако не решилась выглянуть на улицу, а наоборот, заперлась в доме и позвала жену крестьянина. Потом кто-то постучал в дверь и потребовал отворить.

Она курила сигарету. На ней было платье в цветочек. У входной двери был прибит высушенный березовый трутовик[12]. Она полагала, что отстрел собак происходит систематически. Их уничтожают не охотники, а те, кто хочет, чтобы на фермах не осталось ни одной собаки, чтобы удобнее было давить на жителей. Крестьянка возразила, напомнив, как охотник Шерр предложил ей пристрелить собаку.

— Выроем яму и похороним пса, — перебил ее муж. — Больше нам ничего не остается.

Направляясь к вдове и проходя мимо магазина, Ашер увидел охотников. Они по-прежнему стояли на улице, пили и смеялись. Их ружья лежали на передних пассажирских и задних сиденьях машин, битую дичь уже собрали. Витрины магазина так сильно запотели, что сквозь них он ничего не мог различить. Он услышал, как за его спиной осыпается и с мягким шорохом падает наземь снег с крыши.

После обеда он сходил к портному в Санкт-Ульрих за бархатным жилетом. По дороге, между вишневым деревом и мусорной кучей ему встретилась тетка вдовы. В руках она несла коротенький зонтик, тяжелый пустой бидон из-под молока и завернутый в целлофан букет. Во время обеда Ашер рассказал вдове о происшествии, однако та опасливо промолчала. Вместо этого она принялась рассказывать о своем детстве, когда у них со старшей сестрой была одна пара туфель на двоих. По воскресеньям они ходили в церковь по очереди: сначала к заутрене шла сестра, потом к одиннадцатичасовой мессе — она.