Лилиан Пик

Одинокая девушка

Глава 1

Лоррен нагнулась над кроватью и поправила шерстяные одеяла.

– Все-таки я не могу понять, – продолжила она, обращаясь к своей матери, – зачем нам сдавать комнату, мы что, нуждаемся в деньгах?

Миссис Феррерс казалась слегка возмущенной.

– О, совсем нет, дорогая. У меня теперь прекрасное место, плюс твой заработок – сейчас мы в полном порядке.

Она начала ловко застилать кровать вышитым шелковым покрывалом. Лоррен заметила, что мать недавно побывала у парикмахера: вся седина искусно закрашена, локоны лежат аккуратно и красиво. Легкий и умелый макияж в сочетании с прекрасной прической делали мать моложе и привлекательнее. Однако Лоррен были не по душе ухищрения ее матери, которыми она старалась бороться с неизбежным. Она хотела, чтобы та уступила элегантному среднему возрасту, как другие женщины. Но на все замечания дочери мать возражала, что должна следить за своей внешностью.

– Я теперь вдова, – говорила она, – и мне приходится самой заботиться о себе. В моем возрасте и при моей работе необходимо выглядеть элегантной.

Отец Лоррен умер от болезни сердца пять лет назад, его смерть выбила Берил, мать девушки, из колеи, и она долго не могла прийти в себя от горя. Но нужно было как-то продолжать жить, и, сняв траур, Берил с прежним оптимизмом и неисчерпаемой энергией, которые были всегда присущи ее характеру и вызывали любовь окружающих, вновь с головой окунулась в дела.

Берил недовольно взглянула на коричневую юбку, белую свободную блузку и серый старый кардиган дочери и сказала:

– Лорри, ты бы не могла сегодня найти что-нибудь поприличнее, в порядке исключения? И почему бы тебе не подкраситься? – Она посмотрела на часы. – Он будет здесь с минуты на минуту.

Лоррен нахмурилась:

– Ты же знаешь, мам, что я не крашусь. Так почему в честь будущего постояльца я должна изменять своим привычкам? И переодеваться я тоже не буду. – Она оглядела себя, подумав, что ее мать ни за что бы не стала принимать гостя в таком затрапезном виде, но еще раз упрямо повторила, что не собирается ничего менять.

– У тебя такая фигура, дорогая, – покачала головой Берил. – Ты должна показывать ее, а не скрывать под этим мешком. – Она тяжело вздохнула. – Трудность в том, что ты унаследовала отцовскую чопорность, хотя он был славный человек. Вы оба неисправимы. Ты должна избавиться от этого, раскрепоститься. Смотришь на всех, как бука. – Легким движением Берил поправила букет в вазе на маленьком столике, и спальня благодаря ее стараниям превратилась в уютную, опрятную комнату. Не оборачиваясь к дочери, она заметила: – Ты ведешь себя так, будто не рада приезду гостя и не собираешься даже поприветствовать Алана.

– Я не считаю его приятным гостем – ты же знаешь, что я думаю о журналистах.

– Лорри, он сын моей близкой подруги, Нэнси Дерби. Когда она написала, что Алан будет жить в нашем городе и работать в местной вечерней газете, я… ну… я подумала об этой пустующей комнате и…

– И предложила ему остановиться у нас.

– Совсем ненадолго, дорогая, – поспешно успокоила дочь Берил, но в глубине души она знала, что сделает все, чтобы Алан остался в ее доме как можно дольше. – Пока он не найдет для себя что-нибудь более подходящее. – Она помолчала, а потом пустилась в воспоминания: – Маленьким мальчиком он был ершистым, неразговорчивым и нелюдимым. Ему ничего нельзя было сказать. – Берил немного поколебалась. – Когда я виделась с Нэнси в последний раз, несколько лет назад, она сказала мне, что Алан сильно изменился.

– Он женат?

– Нет, несмотря на возраст. Должно быть, ему уже около сорока. Нэнси говорила, что он все так же неравнодушен к девушкам. – Она застенчиво засмеялась, как будто сама была девушкой, и Лоррен подумала, что по внешнему виду ее матери никто не догадается, сколько ей лет.

Лоррен вдруг поймала себя на мысли, что ее мать неспроста с такой радостью и надеждой ждет молодого постояльца. Внезапно прозвенел дверной звонок, и рука Берил машинально потянулась к и без того идеально лежащим волосам.

– Это он, дорогая. Открой ему, Лорри, я должна привести себя в порядок.

Лоррен медленно пошла по лестнице. Вдруг, к своему удивлению, она остро ощутила свою непривлекательность и неэлегантность и уже жалела, что не послушалась матери и не переоделась. Теперь ей даже хотелось произвести впечатление на мужчину, смутный силуэт которого виднелся за узорным стеклом входной двери. Но она тут же разозлилась на себя: «Не будь дурой. Он просто журналист, а значит, подонок, накипь земли» – и открыла дверь.

Увидев ее мятежное, вызывающее лицо и не услышав приветствия, незнакомец, стоя на пороге, ждал приглашения войти. Ждать пришлось так долго, что у него хватило времени составить мнение о девушке, преграждающей ему в дверях путь. Он мгновенно, в подробностях и в целом, оценил Лоррен, это не скрылось от нее, и, когда она отступила назад, пропуская его в дом, ей было очень интересно узнать, какое впечатление у него сложилось. Но спрашивать ничего она не стала, а заговорила раздраженно и резко, не скрывая неприязни, светившейся в ее дерзких глазах.

– Я покажу вам вашу комнату, мистер Дерби. Будьте любезны последовать за мной наверх.

Поднимаясь по лестнице впереди гостя, Лоррен отчаянно жалела, что не переодела чулки со спущенной стрелкой и не поменяла старые туфли на шнурках на босоножки.

В гостиной ее мать бросилась навстречу гостю, посыпались теплые и непринужденные приветствия, Лоррен, увидев крепкое рукопожатие и оживленные улыбки, вышла вон. Она не хотела участвовать в веселье и менять свое мнение о журналистах только потому, что этот – сын старинной подруги ее матери. Все журналисты одинаковы, твердила она себе, упрямо пытаясь найти оправдание такой глубокой и одержимой неприязни к этой «породе», как она их называла. Для Лорри все они были неисправимыми пьяницами, беспринципными и бесчувственными к страданиям других.

Она убеждала себя, что и их гость, несмотря на приятную внешность и гордую манеру держать себя, не исключение. На самом же деле она просто играла в злорадство. Это оправдывало ее недоверчивое отношение к мужчинам вообще, а все достоинства Алана лишь еще больше дискредитировали его в глазах Лоррен.

«Действительно, ему нет равных в отношениях с девушками», – размышляла она, вспоминая выражение его глаз, когда он окинул ее фигуру взглядом, оценивая по своей шкале, и как будто мысленно поднял ее и отодвинул в сторону со своего пути. Лоррен зло поджала губы. Этот человек подавлял и раздражал ее. С такими мыслями она спускалась вниз накрывать на стол. Нет, она, Лоррен Феррерс, учительница английского языка в школе для девочек в Уокли, не собирается иметь дело с этими вызывающими отвращение журналистами. В столовой она услышала, как ее мать говорила гостю:

– Завтра, Алан, вы, вероятно, предпочтете ужинать в своей комнате, но сегодня вы должны присоединиться к нам.

«Спасибо великодушно за это, – подумала Лоррен, – один вечер я его еще потерплю».

Лоррен постелила скатерть и накрыла стол. Берил помогла ей приготовить салат и нарезать окорок.

– Он такой милый мальчик, дорогая, – поделилась она.

Лоррен мрачно усмехнулась, зная, что ее мать видит только хорошее во всех, с кем ни встречается.

– Я надеюсь, – продолжала Берил, – что ты отнесешься к нему хорошо. Сделай над собой усилие, Лорри, ради меня.

Лоррен решительно покачала головой – она любила мать, но делать усилие над собой? Нет, этого она не могла, не хотела даже для нее.

Берил посмотрела на дочь и мягко попросила, как будто уговаривала капризного ребенка:

– Лорри, сделай легкий макияж ради меня, пожалуйста, дорогая.

Лоррен пожала плечами. Хорошо, она доставит матери такое удовольствие, но не больше. Тихо, на цыпочках, она поднялась по лестнице и прошла мимо комнаты Алана в свою спальню.

Лоррен гладко причесала и туго стянула волосы на затылке. Чуть припудрилась, но решила не тратить помаду ради какого-то мистера Дерби. Решительно повернувшись спиной к безвкусно, плохо одетой девушке в зеркале, Лоррен вышла из спальни и спустилась в столовую.