– Не угодно ли вам присесть? – Она даже не удостоила взглядом Мильхау, когда тот грузно плюхнулся на диван рядом с ней.

– Значит, это вы сообщили полиции, что вчера вечера я была в театре?

– Доктор Уиллинг – сам полицейский, – жалким голосом вставил Мильхау. – Во всяком случае, два сапога пара – он состоит в штате окружного прокурора.

– Вот оно что, – сказала Марго, заметно потеплев. – Сегодня утром какой-то инспектор явился ко мне на квартиру в тот момент, когда я собиралась идти в театр, промурыжил меня около часа. Не могу понять из-за чего. Разве не ясно, что это дело рук той женщины?

– Какой женщины?

– Как какой? Ванды Морли, конечно!

Базиль решил отплатить откровенностью за откровенность.

– У вас тоже был мотив и возможность.

– Какой мотив? Ах, завещание? Чудовищно! Неужели вы на самом деле считаете меня способной убить собственного мужа, чтобы помешать ему поставить подпись под другим завещанием, по которому все состояние переходит к другой женщине?

– Вероятно, так оно и было.

– Но для чего мне это делать?

– Незачем?

Официант принес блюдо с омарами. Марго подождала, пока он не разложит их по тарелкам. Когда тот ретировался, она продолжила свои объяснения.

– Видите ли, доктор Уиллинг, Джон и не собирался подписывать этот документ.

– Почему?

– Мы с ним помирились.

– Несколько скоропалительно, не так ли?

– Может, именно так показалось мисс Морли.

Тонкие губы Марго сложились в язвительную усмешку.

– Значит, для такого примирения должна существовать какая-то особая причина?

– Я сообщила Джону, что у нас будет ребенок.

– Ах вот оно что!

Неожиданное громкое восклицание Базиля поразило Марго. Она рассмеялась.

– Дорогой доктор Уиллинг, вы никак не можете предположить, что у меня может быть ребенок?

– Ну, а если столь нетерпеливо ожидаемый наследник так и не появится на свет, не будет ли сей факт некоторым для вас неудобством?

– Мне давно нужно было родить ребенка. Глупо, что я не сделала этого раньше. Но я и понятия не имела, что Джона может волновать такая ерунда.

– Почему вы не пришли сами для опознания Владимира как человека по имени Джон Ингелоу, когда утренние газеты сообщили о его убийстве? – спросил Базиль.

– Одно дело быть невиновной, – резко ответила Марго, – а другое – только таковой казаться. Я хорошо знаю, что первым подозреваемым лицом в глазах полиции будет тот, кто наследует состояние Ингелоу. Таким образом, подозреваемым сразу же стала бы я. Поэтому я надеялась, что полиции ничего не будет известно о моем визите в театр перед спектаклем, как и о том, что Джон играл роль Владимира. Я была уверена, что кто-то в конечном счете его опознает.

– Когда произошло примирение?

– Вчера вечером. Поэтому я и прошла за сцену. Я была вне себя. Нужно было что-то предпринять, чтобы заставить Джона прекратить разыгрывать из себя дурачка перед Вандой, женщиной, чуть ли не вдвое старше его. Он все время отказывался встретиться со мной, но я узнала, что он будет играть роль Владимира в «Федоре». Я попыталась увидеть его несколько дней назад, когда он вернулся из Панамы. Когда я незаметно вошла в коридор его квартиры, то подслушала его разговор с Вандой по телефону по поводу всего этого вздора, которым набита ее глупая голова. Но он, увидев меня, не стал со мной разговаривать и тут же куда-то уехал. Таким образом, мне представился единственный случай поговорить наконец с ним и выяснить отношения. Я купила билет, сунула десятку билетерше и попросила ее провести меня на сцену.

– Через пожарную лестницу?

– Да нет же! Откуда у вас такие бредовые идеи? Я прошла как обычно, через двери кассы, затем через дверь, ведущую на сцену из партера. Я подстерегла Джона и перехватила его как раз в тот момент, когда он входил через служебный вход. Мы постояли там и говорили минут двадцать. Потом он направился в артистическую к Ванде.

– Значит, эта встреча задержала Ингелоу, – высказал свое предположение Базиль. – Хорошо. Что дальше?

– Он дал мне слово оставить Ванду и вернуться ко мне. Теперь вам понятно, как глупо подозревать меня в убийстве Джона из-за денег. Я должна была получить все деньги, а также и самого Джона.

– Но теперь вы получили все деньги и без Джона. Может, вам так удобней. Многие жены богатых людей отдают предпочтение такому варианту.

Марго восприняла иронию Базиля без особых эмоций.

– Я не стану притворяться, что была в него безумно влюблена. Просто я к нему привыкла. Я бы никогда его убила только ради того, чтобы от него избавиться.

– А что вы делали на сцене, когда Адеан и я увидели, как вы выходили из алькова?

– После того как Джон ушел, оставив меня в коридоре, я решила попросить его отвезти меня домой после первого акта. Я была уверена: чем раньше я избавлю его от влияния Ванды, тем лучше. Поэтому я прошла по сцене вошла в альков и хотела подождать его там. Но когда на сцене начали появляться актеры, я испугалась, подумав что могу остаться здесь в тот момент, когда поднимут занавес. Тогда я поскорее вышла из алькова, прошла к кулисам, прямо по направлению к двери, ведущей в зал. Возможно, там вы меня и увидели.

– Судя по вашему рассказу, у Ванды Морли не было никакого мотива для убийства Ингелоу. После вашей встречи в коридоре, когда он вошел в ее артистическую он, вероятно, передал ей содержание вашего с ним разговора, сообщил о своем намерении уйти от нее и вернуться к вам и сказал, что новое завещание не подпишет.

– В том-то и дело, что не сообщил! – вмешался в беседу Мильхау. – Полиция сегодня все выяснила, допросив костюмершу. К тому времени, когда Ингелоу добрался до артистической Ванды, она уже была полностью одета и там торчала целая толпа людей – ее агенты по связи с прессой, несколько парней из моей конторы, гримерши и т. д. Она сильно волновалась из-за своего манто – ведь его не доставили к обещанному времени, – и у Ингелоу не было просто возможности поговорить с ней обо всем наедине. Ему быстренько наложили на лицо этот страшный грим мертвеца. Все полагали, что он – один из друзей Ванды, играющих сегодня роль Владимира, но никто его не знал и никто не обращал на него ни малейшего внимания. Вы же знаете, что творится на сцене в день премьеры – настоящий Содом!

– У Ванды, таким образом, были все основания надеяться, что он подписал новое завещание, по которому все состояние досталось ей, – настойчиво уверяла Базиль Марго. – Поэтому она и убила его. Ведь все так просто.

– Допустим, – сказал Базиль, – но из двух мотивов ваш звучит более солидно.

– Разве мотив должен быть солидным?

– Необязательно.

– Тогда это дело рук Ванды. – Ее белесые глаза остановились на глазах Базиля. – Доктор Уиллинг, я могу поклясться. Убийца – Ванда. Все на сцене видели, как Джон входил в альков. Он был живой, и в алькове никого не было. Двери не открывались до начала спектакля, когда был поднят занавес. Только трое приближались к Джону – Ванда, Родней Тейт и Леонард Мартин. Ни тот, ни другой имели мотива для убийства Джона, они даже не знали его в лицо. Я познакомила Джона с Вандой всего за несколько месяцев до его отъезда в Панаму. Он возвратился оттуда всего три дня назад и вчера вечером впервые пришел в театр. Только Ванда могла его убить – либо потому, что была уверена в окончательном оформлении нового завещания, по которому она получала все, или потому, что предчувствовала его намерение примириться со мной и уйти от нее, так как она ему надоела.

– Может быть, из-за обеих причин вместе?

– Не знаю. Думаю, что достаточно и одной.

– Мог ли кто-нибудь слышать ваш разговор в коридоре?

– Конечно нет.

– В таком случае мы не располагаем никакими другими свидетельствами о состоявшемся между вами примирении, кроме вашего честного слова. Вполне возможно, что Ингелоу отказался вернуться к вам, вы вошли в альков, подождали его там, тихо прикончили его перед самым поднятием занавеса, когда он уже лежал в кровати, зная заранее, что если он останется жив, то непременно подпишет новое завещание, по которому Ванда Морли получала все деньги, а вы – ничего, или почти ничего, если не считать ту сумму, которая оговорена условиями бракоразводного процесса.