Перед тем, как отправиться сюда, Яункалн зашел в отдел милиции. В дежурной части у телефонов и радиоаппаратуры сидел довольно угрюмого вида капитан и читал «Охоту и рыболовство». Рядом молоденький старшина сонно двигал по доске шашки, сам с собой разыгрывая партию. Как видно, городские пьянчужки еще не проснулись. Не отличавшийся связностью рассказ Яункална дежурный выслушал с вежливым любопытством, как, скажем, радиопередачу о потрясающих событиях в некоем невеликом африканском государстве.

– Жаль, что майор Блумберг уехал в Ригу, – посетовал капитан. – Уголовные дела, вроде этого, он обычно берет под свой личный надзор… Ну, ничего, завтра поговорите с Селецкисом; если не ошибаюсь, комиссионный магазин – в его епархии. А сведения из Риги я запрошу сегодня же… – И он предложил Яункалну сигарету…

Тетушке Зандбург ничего не было известно о безрезультатных шагах, предпринятых нынешним утром, и потому она уже изготовилась огрызнуться, но, поглядев в глаза Яункалну, проглотила ехидное замечание о цыплятах-зазнайках и умудренной жизненным опытом курице. Этот паренек, который годился ей во внуки, нуждается в умной поддержке, а не в критике. Интуиция подсказывала тетушке Зандбург, что Тедис сам знает, что делать не следовало бы, но он никак не может придумать, что же в конце концов сделать необходимо.

– По-твоему, директор тоже замешан? – догадалась она о сомнениях Яункална.

– Не думаю. Но там не все чисто. Почему Мендерис не сказал, что по понедельникам он, как правило, не работает, и словесный портрет Румбиниека оттараторил так, будто вызубрил заранее? Почему директор умолчал о том, что эти «Сикуры» принимал самолично? И с чего вдруг продавщица такая разговорчивая, кому и за что она хочет насолить?.. Я вот боюсь, не слишком ли запугал их, не вышел ли из роли потерпевшего покупателя? Когда угрожают серьезные неприятности, даже последний скупердяй готов раскошелиться, лишь бы никто посторонний не совал носа в его лавочку.

Наверно, впервые в жизни тетушка Зандбург кому-то позволила высказаться столь пространно. Ей было от души жаль несообразительного молодого человека, мучительно пытавшегося открыть америку. Для нее дальнейший план действий был давно ясен.

– Ладно, велю своим покараулить у дверей магазина и дать знать, как только появятся деляги.

– А как они их узнают? Может, словесный портрет высосан из пальца? Даже я не мог бы так подробно описать облик человека, которого видел мимоходом… Нет, эту жертву придется принести вам самой. Завтра, поскольку по воскресеньям там нет приема вещей. Директор вас не знает, продавщица видела лишь мельком. Возьмите с собой книжку и посидите с ожидающими за дверью приемочной, понаблюдайте за людьми. «Сикура» ведь не спичечный коробок, за пазухой или в чулке не спрятать. Если начнут приставать с расспросами, скажите, что заняли очередь для родственника.

– Хорошо, что завтра нету съемок, – Зандбург выразила свое согласие в несколько завуалированной форме: было бы ниже ее достоинства позволить распоряжаться собой как подчиненной. – Кинопленку повезут в Ригу проявлять. А то вдруг – брак.

– Товарищи, по местам! – послышался усиленный мегафоном голос помрежа.

Семейство Морозовых проживало в одном из первых домов, выстроенных в районе порта. Вход был не со стороны улицы, а со двора, где развевалось на ветру развешанное для просушки белье, заменявшее сейчас ребятам сетку для бадминтона. Правда, противники друг друга не видели, но от этого игра была только интересней и шумнее.

Славика и Владика на дворе не было.

Яункалн поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка. «Будто районный врач, целый день стучусь в чужие двери», – подумал он и на всякий случай подергал дверную ручку.

Дверь открылась.

– Есть кто дома?

– Заходи! – отозвался глуховатый голос.

На кухне у газовой плиты хлопотал высокий мужчина в трусиках и в майке.

– Извините, что я так к вам ворвался… Теодор Яункалн… – представился Тедис.

– Новый инспектор милиции? Ребята рассказывали. – Морозов снял с огня сковородку с жареной картошкой. – Прошу к столу!

Приглашение прозвучало столь искренне и радушно, что Яункалн не заставил повторять его дважды.

– Кефир достаньте из холодильника. Мне через полчаса надо быть уже на работе, поэтому ничего более крепкого не предлагаю.

– Это хорошо…

– Откровенно говоря, в воскресный вечер мне более по душе был бы глоточек спиртного.

– …хорошо, что ребята вам все рассказывают, – досказал Яункалн начатую фразу.

– Стало быть, они рассказали не все. Иначе вы бы сюда не пришли. Давайте, выкладывайте!

Яункалн не жалел, что пришел. На лестнице он еще колебался – оправдан ли логически его визит или он его предпринял со скуки и от незнания, как действовать дальше. Теперь же можно было надеяться, что тут удастся выяснить, каким образом пустые ящики «Сикур» могли приплывать из-за границы. Но сперва надо успокоить отца.

– Вы ошибаетесь, жаловаться я не собираюсь. Они у вас мальцы отличные.

– Приятно слышать, конечно. Ведь я и на берег списался только ради них. Которые в машинном работают, тем намного проще: механиков и слесарей повсюду берут с распростертыми объятиями. А кому нужен штурман? Хорошо еще, что удалось устроиться диспетчером, и для жены подыскал место продавщицы. Она совсем уже не справлялась с мальчишками. Балует, балует, а потом вдруг из-за пустяка устроит в доме гибель Помпеи.

– А вы?

– Стараюсь ошибок не допускать. – Морозов улыбнулся и встал. – Хотя надо признаться, мой сменный график не очень удобен. Трудновато заниматься воспитанием. Ничего, пускай летом ребята порезвятся на воле, а в сентябре натяну вожжи покрепче… Я теперь буду одеваться, по дороге расскажете, что там у вас.

…Вооруженная пистолетом женщина в проходной с любопытством поглядела на Яункална и долго изучала его удостоверение. Затем обратила вопросительный взгляд на Морозова: оно надежней – поверить человеку, а не бумагам. Диспетчер подбодрил ее кивком, и охранница, отодвинув решетчатую створку, открыла им путь в порт.

– Сперва поднимемся ко мне в клетку, – пригласил Морозов и показал на мансарду здания управления: ее сплошь застекленная стена придавала диспетчерской сходство с мастерской художника. – Предупрежу своего напарника и отведу вас к капитану «Булдури»… Не уверен, что он будет в восторге.

Морозов вдруг остановился.

– Честно говоря, мне тоже не очень нравится ваше предприятие. За то, что отваживаете ребят от улицы и вовлекаете в общественную работу – спасибо! Но неужели нельзя было придумать что-нибудь еще? Пусть таможня занимается контрабандистами, это ее задача. С какой стати детям надо шпионить за моряками, привозящими домой подарки, купленные на честно заработанные деньги? Да и в конце-то концов – почему моряку не продать что-нибудь лишнее из вещей? На что тратить валюту, которую нам выплачивает государство? Пропивать в заграничных кабаках? Смешно!.. Человек на многие месяцы оторван от семьи, ему ни в театр сходить, ни за город на прогулку, ишачит день и ночь без выходных – должен же он иметь для себя за это какую-то выгоду. Если б не так, то разве нам спустили бы инструкцию о том, что можно и чего нельзя провозить через границу? Насчет транзисторов там нет ни полслова.

– Я вам всего не сказал, – оправдывался Яункалн. – Пока не имею права. Но мы должны найти след шайки аферистов.

– Ах, вон что?

В возгласе Морозова не было ни тени любопытства или удивления. Он достал из кармана пачку «Элиты», разминая, нервно покрутил сигарету, хотел было зажечь, но вспомнил о запрете и в сердцах выплюнул ее.

– Что, близко взрывчатка?

Вопрос свидетельствовал о незаурядных способностях Яункална к дедукции, а также о незнании английского языка, так как надпись, под которой они стояли, призывала не бросать здесь якорь.

– Поклялся доктору не курить, пока не зарубцуется язва желудка. Сувенир от экваториальных рейсов… А здесь, – он кивнул в сторону штабеля желтых полиэтиленовых мешков, – наш собственный чернозем в смеси с разными удобрениями. Экспортируем в Скандинавские страны для домашних огородиков на скалах. Представляете, во что им обходится килограмм клубники?