Чип чувствовал себя гораздо лучше, больше не говорил ни о добровольной ссылке, ни о близкой кончине. Но эта вспышка энергии тоже носила скорей всего болезненный характер.
– Вы, ребята, поймите: эпоха самодеятельности давно прошла. Сегодня необходимо объединяться, кооперировать, – Вы что – газет не читаете? Сколько вы можете заработать в школе на сигаретах и жвачке? За неделю по пятерке на рыло. А попытаетесь торговать в другом месте, быстро накроют. И это потому, что нельзя все загребать только себе. Надо делиться с другими, а они тоже чем-то помогут, дадут дельный совет. Взаимная экономическая помощь или раздел сфер влияния – может, вам в школе говорили, что это означает. Никакой эксплуатации, каждому по заслугам.
– Ты много говоришь, белый человек, скажи же, наконец, что-нибудь! – перебил его Мексиканец Джо.
– Ты прав, вождь краснокожих. – Чип ничуть не обиделся. – Каждое мгновение – это деньги! В особенности сейчас, когда надо использовать киноконъюнктуру. Три часа я дрог на том чертовом колесе, и за это мне отслюнявили жалкую пятерку. Зато за те же три часа я им всучил весь запас жвачки и заколотил на этом еще пару красненьких. А это только начало… Двое актеров интересовались открытками; обещал сегодня подослать с вами.
Вообще-то Мексиканцу Джо было безразлично, чем торговать, однако в присутствии Кобры он постеснялся связываться с бизнесом этого сорта.
– Обещать легко. А я не стану пачкать руки об эти картинки.
– Помилуй, о чем ты говоришь, друг мой? Я честный спекулянт. Никогда не иду на противозаконные махинации – ни с оружием, ни с наркотиками, ни с порнографией. Если хочешь со мной работать, заруби себе это на носу! – Чип перешел почти на патетический тон. – Обыкновенные японские открытки, надежность – сто процентов! Просто девочка подмигивает, улыбается, ну, скидывает кимонишко. Можно продавать хоть на церковной паперти после молебна… По рублю за штуку, и ни копейки дешевле, имейте в виду! А тебе, Кобра, дам полдюжины зонтиков – карликовых и на пружине, один ассистент оператора просил.
Он взволнованно ходил по комнате, прикидывая в уме, какой еще товар можно сразу же сбыть через агентов только что возникшей торговой фирмы.
– Я бы и сам отправился в это Эльдорадо, но доктор строго-настрого приказал не выходить из дому… Да, прихватите еще парочку часов «Атлантик». Дрянь, конечно, но в Риге они в большой цене. Одним словом, мой товар, ваша работа, доходы пополам. Но – по-честному! Еще никому не принесло выгоды меня надувать.
Сложив «товар» в сумку, ребята взяли свертки и собрались идти. Всех троих радовала перспектива легко и быстро разбогатеть. Только у одного Герберта не выходила из головы мысль о злополучном транзисторе. То, что Яункалну удастся арестовать банду мошенников, весьма сомнительно, хотя деньги за приемник им, конечно, отдадут – уж этого-то инспектор добьется. А дальше? Вернуть старухе ее пай и успокоиться на «Дзинтаре», столь наглядно доказавшем свое отличное качество? Опять связаться с Жандармамой и раздобыть настоящую «Сикуру»? А может, сколотить собственный капитал и купить приемник, который будет безраздельно принадлежать ему одному? Можно будет послушать дома, взять на пляж, включать и выключать когда вздумается, слушать хоть футбольный матч, хоть трансляцию оперы! Ради этого стоило запродать душу самому дьяволу, не только Чипу…
Мексиканец Джо не строил никаких конкретных планов. Ему страшно понравилась где-то услышанная фраза: «Жизнь это вечное, непрерывное движение». Куда и ради чего – не так уж важно. Главное – двигаться, действовать! Знать, что в кармане у тебя всегда водятся деньги, что сегодня ты можешь купить водолазные часы, завтра их загнать, чтобы купить джинсы, можешь сидеть в первом ряду балкона в кинотеатре, можешь кататься на такси, чувствовать себя свободным и независимым.
Кобра редко затрудняла себя мыслями о собственной выгоде; ее расположение духа, как правило, зависело от настроения других. Но как раз сейчас ей не нравилось настроение друзей. Где-то, в чем-то обозначилась крохотная трещинка, грозившая раздаться вширь. Кобра не понимала, где зарыта собака, но чувствовала, что обычного единодушия нету. Еще позавчера «бизнесмены» хоть и спорили из-за пустяков, хоть и поддевали друг дружку при всяком удобном случае, но то, что взрослые суть инородные тела в окружающей среде, что, по возможности, следует избегать с ними соприкосновения, было непреложной истиной для всех. Теперь в их среду ворвалось несколько подобных инородных тел, которые завладевали все большим и большим местом в жизни их компании. Во-первых, это была старуха Зандбург с ее внезапной и щедрой доброжелательностью; затем откуда ни возьмись выплыл этот довольно-таки симпатичный милиционер и сразу стал всем распоряжаться; теперь же у них на шее оказался еще и Чип, с которым раньше никто не желал знаться; он рассыпался в двусмысленной лести и сулил за красивые глаза, можно сказать, златые горы… Нет, надо держаться вместе и не допускать раскола на группы вокруг Яункална и Чипа. Она была единственной девочкой в этой бражке, и она должна добиться, чтобы дух дружбы был возрожден! Кобре казалось, что она нащупала самый верный путь к этой цели, – мужчины, они ведь как дети: подари им новую игрушку, и они позабудут обо всем… Только бы удалось подзаработать достаточно деньжат, и она сегодня же купила бы у одного парня с ее улицы подержанный, но еще почти новый мопед, и тогда, наконец, у «бизнесменов» появился бы свой собственный настоящий транспорт…
– Ну, счастливо! – сказал на прощанье Чип. – Жду вас вечером с мешком денег. Да! Заодно прислушайтесь, может, кто из рижан жаждет заполучить «Сикуру».
Герберт Третий повернулся на каблуках и ломающимся от волнения голосом спросил:
– Ты и японскими приемниками торгуешь? Оптом?
– Все начинается с малости, – уклончиво ответил Чип. – В комиссионке, говорят, сейчас нету. Если выложат на бочку приличную сумму, отдам свой ящик. А там видно будет.
Да, у Герберта Кагайниса были уже две, и как будто вполне надежные, версии, в то время как у Тедиса Яункална не сложилось еще ни одной. Теоретически, как продавщица комиссионного магазина, так и приемщик могли быть замешаны в этой афере, потому что опытный мошенник, пускаясь в столь рискованный путь, наверняка подмазал колеса своей телеги, выровнял себе дорогу взятками. Но доказательства? В университете никто не отрицал важности знания человеческой натуры, психологии, роли воображения и интуиции, однако на первое место неизменно ставили презумпцию невиновности. Всякий, против кого не свидетельствуют неопровержимые факты, – не виновен; даже признание обвиняемого требуется подкрепить вещественными доказательствами. Если дать волю фантазии, с тем же успехом можно было заподозрить и тетушку Зандбург. У нее-то были все возможности вытащить японские детали из приемника и продать их… До какой чуши не додумаешься, когда мучит бессонница!
Следовательно, надо придерживаться фактов. Не исключено, что одним из таких фактов можно посчитать необъяснимое с логической точки зрения совпадение: как у Румбиниека, так и у Микельсоне-Лукстынь паспорта исчезли при довольно-таки загадочных обстоятельствах. Быть может, они были заранее намечены в качестве объектов? Но с тем же успехом… Нить Яункалновых рассуждений оборвалась… Если бы вчера так некстати не вошла свекровь, Ева, наверно, смогла бы связно рассказать, как все произошло. Надо сходить к ней в Интерклуб и продолжить прерванный разговор. Надо проверить и путаницу с датой хоккейного матча. Жаль, что у тетушки Зандбург нет телефона, а то он прямо сейчас позвонил бы в Ригу, во Дворец спорта. Ах да, сегодня воскресенье – в канцелярии никого не будет…
На дворе светило солнце. Свежий ветер за окном встряхивал листву на яблонях, в море, наверно, была изрядная волна – прямо как по заказу режиссера Крейцманиса. В дверь настойчиво скребся Томик, уже научившийся залезать на второй этаж. Ничего не попишешь, придется встать.