Изменить стиль страницы

– Со мной ничего, – неожиданно сиплым голосом ответил Венька. – Юлька, мы… мы приехали. Это Иерусалим. Поток Кедрон – ты из него только что умылась. Масличная гора, вон там, по другую сторону. А это – это Сион! Град Давидов.

– Как Иерусалим? – не поверила я. – Эта несчастная деревушка? Да ладно тебе, кончай меня разыгрывать!

– Ваш друг прав, – неожиданно вмешался в разговор подъехавший к нам поближе Ахиэзер. – Это действительно город Евус, столица царя Давида, по-нашему Иерусалим.

– Какой нафиг Иерусалим? – возмутилась я. – А где храм? Где царский дворец? Это дыра какая-то, а не столица.

– Подожди, Юль, не воюй, – устало попросил Венька. – Опять ты все перепутала. Храм еще только будет построен. А сейчас, при Давиде, Иерусалим совсем маленький и простой. Так что все правильно… Йерушалаим шель захав[7]

– И никакой он не золотой, – с вызовом ответила я, – стоило ехать в эту дыру, чтобы…

– А вот дворец вы сейчас увидите, – снова вмешался Ахиэзер, – Сразу за стенами, направо, потом налево. Не перепутаете, он один такой.

Дворец был большим, это да – по крайней мере, по сравнению с окружающими лачугами. Но не было вокруг ни сада, ни фонтанов – это была как бы еще одна крепость внутри крепости, с мощным входом, украшенным двумя резными колоннами и совсем без окон.

– Ну вот мы и приехали, – улыбнулся Ахиэзер. – Давайте прощаться с караваном и пошли.

– Как прощаться? Куда пошли? – я был окончательно сбита с толку. В бедной моей голове так и не умещалась мысль о том, что эта жалкая деревня и есть тот самый Город Золотой, о котором я столько читала и грезила. И вообще, что мы тут делать будем? Кому мы тут в этом Иерусалиме нужны?

Венька, кажется, был сбит с толку не меньше моего, но он предпочел не галдеть, а осмотреться, дав Ахиэзеру возможность урегулировать ситуацию. А этот пройдоха обменялся с караванщиком несколькими словами, сунул ему небольшой, но увесистый на вид мешочек и с уверенным видом направился ко входу в это сооружение. Мы обалдело последовали за ним – и тут же наткнулись на двоих здоровых молодцов с обнаженными мечами. А спутник наш что-то коротко сказал им, сделал нам приглашающий жест, дескать, пошли, я обо всем договорился.

– Я сообщил ему, что вы гости царского сына Адонии и прибыли по его приглашению из-за дальних морей. Сейчас вас разместят в гостевых покоях и дадут умыться и переодеться. А дальше пожалуйста, никакой индепенденс. Я приду за вами. И вообще… слушайте меня, хорошо? Чтобы никаких траблов не было. А попозже я представлю вас царевичу и, может быть, даже царю. А вы тут устройтесь пока, совершите омовение. И помните – никакой самостоятельности! Сие не просто зело опасно – опасно смертельно.

Тирада эта, произнесенная весьма командным тоном, заставила Веньку нахмуриться, а я совсем уже было раскрыла рот, чтобы ответить что-то резкое и нетерпеливое, но Венька крепко сжал мою руку и сделал знак «помолчи пока!», и я неожиданно для самой себя проглотила все так и не высказанные слова.

Покои нам отвели довольно просторные и светлые, на втором этаже. Метров пять квадратных, и единственное окошко в две ладони шириной, выходившее в сад, и даже застеленная покрывалом кровать – нет, вы понимаете, что это такое?! После грязных деревенских харчевен это был практически Эрмитаж. А уж когда молчаливая служанка меня отвела меня куда-то по коридорам и дорожкам, показала маленький каменный бассейн за задернутым пологом, и в нем оказалась вода, да еще и подогретая, и в руки мне дала что-то такое слегка вонючее, но похожее на настоящее мыло, а сама встала наготове с большим куском белой ткани в качестве полотенца – аххх! Радости моей пределов не было, честно скажу.

Пользуясь моментом, я яростно ринулась оттирать от себя всю накопившуюся за время путешествия грязь, хотя сделать это оказалось весьма непросто. Наконец процесс чистки перышек завершился. С наслаждением накинув чистую хламиду типа платья из тончайшей шерсти (и это подала мне служанка), я попросила ее привести сюда моего господина.

– Он тоже нечист? – спросила меня она.

– Ну конечно же, после такой-то дороги!

– Осквернился? – уточнила она.

Хотела было я ей объяснить, что нет, вспотел, рубаху не менял, рук не мыл и всякое такое – но в этом мире это не работало. И как будет на библейском иврите «он вспотел»? Да они таких вещей и не замечали.

– И очень даже осквернился, – подтвердила я, – почти как я сама.

Кивнув в знак согласия, служанка пошла звать кого-нибудь из слуг. Негоже, чтобы на омовение мужчину вела чужая рабыня… Тогда ведь и повторное осквернение может случиться!

В общем, я предоставила Веньке заниматься водными процедурами, а сама вернулась в комнату, к окну, любуясь маленьким фруктовым садом (соток шесть едва ли наберется), куда и выходили все окна во дворце. Изрядно отросшие за время нашей античной авантюры волосы лезли мне в глаза. Я откинула их назад и попыталась расчесать найденным на столике черепаховым гребнем. Гребень запутался в буйной гриве, вьющейся кольцами, я нетерпеливо дернула его, зашипела от боли и внезапно замерла, увидев в саду, по ту сторону невысокой ограды, отделявшей виноградник от масличного сада, стройного юношу, задумчиво прогуливавшегося под деревьями. Сердце внезапно замерло на мгновение, потом тревожно ухнуло куда-то в живот. Перед глазами вспыхнула флэшбеком картинка из прочитанной в далеком детстве книги – чернокудрый мужчина в белых одеждах, сидящий на скамье под виноградной лозой, и перед ним тростинкой вытянувшаяся рыжая девушка в обрисовывавшем фигуру тонком платье. Девушка с виноградника, давняя моя полуфантазия – полусон, неужели тебе суждено сбыться в этом фантастическом мире? И не думая больше ни о чем, я накинула на голову покрывало и шагнула за порог комнаты…

Порыв ветра нахально сдернул с моих волос покрывало, разметав из рыжим пламенем. Я судорожно стиснула на груди края накидки, чувствуя, как она рвется с моих плеч, и окаменела-онемела под веселым взглядом незнакомца.

– Кто ты, девушка? И как ты оказалась здесь, в царском саду?

Эх, если бы я могла так просто, в двух словах ответить на этот вопрос… Потрясенная тем, что увиденная в сонном мареве картинка сбывается на моих глазах, причем буквально, до мельчайших подробностей, я стояла соляным столпом, не в силах произнести ни звука.

– Ну же, не бойся, я не обижу тебя, – голос незнакомца был красив и звучен. Он, может быть, и был на пару лет постарше Веньки, но взгляд его был весел, в черных волосах и бороде не было ни единого седого волоса, и двигался он с какой-то удивительной легкостью.

– Так как зовут тебя, незнакомка? И из каких ты краев? Я вижу, что ты рождена не здесь, как попала ты в город Давидов? Ты чья наложница?

Я отчаянно замотала головой, не в силах перевести на человеческий язык всю бурю затопивших меня эмоций. Судя по всему, незнакомец истолковал этот знак по-своему и засмеялся:

– Так ты немая, бедняжка? Ну ничего, это не беда. Пожалуй, ты даже сделаешь счастье своего супруга тем, что избавишь его от извечной вашей женской трескотни. Ну хорошо, тогда я сам представлюсь первый, меня зовут Шломо. А сейчас я попробую угадать, как зовут тебя.

Теплая рука легко коснулась моего плеча, Шломо наклонился, заглядывая мне в глаза и пытаясь по их выражению понять, какое имя мне подходит. Мириам? Авигаиль? Офира? Иехудит? На каждое имя я отрицательно качала головой, чувствуя, как меня охватывает совершенно неожиданное мягкое тепло. И вдруг в мозгу неожиданно сложилось все, словно картинка-паззл из маленьких кусочков. Шломо – Соломон – богатые золотые фибулы-застежки на плечах хитона… «Суламифь»… Я попала в свою собственную детскую фантазию! Не может быть такого, ну никак не может! От неожиданности я выпустила из рук накидку, которая стекла по воле ветра куда-то прочь, но до того ли мне было, и громко брякнула «Юля! Ой, то есть, Йульяту».

вернуться

7

Золотой Иерусалим (совр. иврит, название известной песни).