Теперь о главном. Как ни крути, это язычники, я обязан их просветить. Долго думал: как им говорить о Христе, если Он тут еще не родился? По прикидкам Жюли, мы веке в пятнадцатом до. Угарит переживает самый расцвет, потом его вынесли какие-то плохие парни вроде филистимлян, словом, очередные красные. Тысячелетия за полтора до самого события, которое мы собрались отпраздновать. В голове не укладывается: у нас в округе был дом почти двухсот лет, так мы гордились я не знаю прямо как. А тут…
В общем, буду проповедовать им, что боги их – не настоящие, а есть Единый. С деталями потом разберемся, главное, донести до них эту простую мысль. Жюли не хочет говорить, как на местном языке «настоящий», ну и ладно. Скажу просто «не боги». Завтра приступим. Начинать надо с городской верхушки, за ними и остальные подтянутся. Да, чуть не забыл: и да поможет мне Бог!»
Вот как, он тоже, оказывается, думал о Нем… Да и как тут не подумать? Я поразился этому неожиданному сходству судеб – моей и того неизвестного американца.
Из раздумий меня вывел голос жреца:
– И что сказано в Письменах, о Вестник?
– Там сказано, – сказал я как можно серьезнее, – что настанет день, и прибудет в город Арвад Вестница, подобная той, что была в дни древние в Угарите. Не будет она похожа на дочерей этой земли, и будут у нее дерзкие речи, и светлые волосы, и одежда, какой не носят земные жены. И должен будет город Арвад принять ее, как подобает, и отпустить с миром. Тогда принесет она ему удачу. А если повредит ей город в чем-нибудь самом малом, то постигнет его судьба Угарита, и не подняться ему вовек!
Жрец посмотрел на меня, как мне показалось, с некоторым сомнением, и покачал головой. Было видно, впрочем, что Юльку он признал сходу:
– Воистину, не обидели мы эту Вестницу, и нет ее уже в нашем городе, с миром было отшествие ее.
– А где же она? – удивленно спросил я.
– Разве не видел ты около гавани корабля, уходящего в Библ? Еще до ночной тьмы спешит она предстать перед Владычицей Библа, ибо так повелели боги. Да и разве не начертано о том в письменах?
– Ясен пень, начертано, – только и оставалось мне ответить.
Оба-на!
29
Двери-ворота распахнулись, пропуская в зал довольно многочисленную, как мне показалось, толпу. Я едва успела скользнуть в сторону и укрыться за львиной статуей, сжавшись в комочек, а листки сунула за пазуху. Но любопытство победило осторожность, так что из своего укрытия я, стараясь сильно не высовываться, все же стала потихонечку подглядывать за вошедшими…
В первый момент вошедшие показались мне грозной толпой, но, приглядевшись, я поняла, что их всего несколько человек. Во главе процессии шествовал некто, кого я про себя назвала Верховным Жрецом. Высокий статный мужчина, бритоголовый и седобородый, он опирался на изукрашенный резной посох. Одет он был, по нынешним временам, весьма богато, его хламида и плащ поблескивали золотом и пурпуром. Нет, точно, такой человек не мог быть рядовым местным жителем. Либо правитель, либо жрец, может быть, даже то и другое вместе.
На шаг позади него шла женщина с совершенно выбритой головой. Ее наряд и украшения тоже, явно, стоили немало, а царственная осанка свидетельствовала о том, что положение ее в обществе далеко не рядовое.
Замыкали шествие давешняя старуха и пара шаманов рангом поменьше.
Приблизившись к скульптуре голосистой женщины, вся процессия довольно заунывно, но слаженно запела, кланяясь, позванивая какими-то металлическими предметами, судя по всему, спрятанными в складках одежды, и время от времени издавая пронзительные возгласы. Терпеть не могу эти ближневосточные завывания! Я не могла дождаться, когда они наконец закончат, потеряла бдительность, и не заметила, как один из мелких шаманов, поцокав языком, направился в мою сторону. Впрочем, что я могла в тот момент сделать? Драться с ним? Бессмысленно. Бежать некуда. Оставалось чувствовать себя мышью, загнанной в угол и с тоской ожидающий приближение кота. Шаман довольно бесцеремонно извлек меня из моего убежища и поставил рядом с собой, к молчаливому негодовании старухи.
Закончив ритуал, верховный вождь соизволил обратить на меня внимание. Мне пришлось напрячь все мои лингвистические способности, чтобы врубиться в его слишком уж высокопарную речь. И не скажу, чтобы услышанное мне понравилось. Для начала он меня отругал за самовольное хождение по храму, а потом принялся расписывать мою дальнейшую судьбу. Выходило, что мерзавец Элибаал принес меня в дар – да что там, продал, словно овцу, жрецам этого храма, посвященного великой и грозной богине Ашторет. «Аштор… Иштар… Астарта!» – догадка долбанула меня по темечку, но чем именно отличалась сия богиня от прочих, я с перепугу никак не могла вспомнить. Вроде, что-то там про секс было… Ага, мне сейчас в самый раз! В глубине души я понадеялась, что я снова все на свете путаю, но увы, намеки предводителя были достаточно прозрачны. Собственно, даже и не намеки.
Похоже, в этих краях сохранилась легенда о Вестнице Богов, белокожей и относительно светловолосой, к тому же обладавшей уникальной тягой к представителям противоположного пола. Те, кто удостаивались ее благосклонности, были отмечены особой благодатью и везением во всех делах.
Проще говоря, Жюли была слаба на передок, судя по ее запискам. А это как раз по ведомству Иштар. И если меня приняли за нее, или за такую же как она, то… всё выстраивалось довольно логично. А мой внешний вид и постоянные претензии на роль Вестницы только укрепили этот народ в их подозрениях.
Что ж, стало быть, местным мужикам переспать со мной и приятно, и почетно, и для бизнеса выгодно получается, на такое никаких денег не жалко. Вот скотина Элибаал и расплатился за что-то с храмом – непосредственно мной. Таким образом, участники сделки все удовлетворены, я поступаю в распоряжение жрецов храма на должность штатной блудницы, благодаря чему храмовая казна должна неминуемо отяжелеть в кратчайшее сроки. В общем, все довольны, все смеются… кроме меня.
– Подождите, – весьма невежливо прервала я цветистую речь жреца. – А мое мнение вы, случайно, узнать не пожелали? Что, если эта ваша задумка мне не по душе?
– Нам-то что до того? – пренебрежительно пожал плечами этот доисторический мачо, – Ты – добыча Элибаала, он может распоряжаться тобой по своему усмотрению. Была бы ты настоящей могущественной Вестницей, ты бы давно испепелила его вместе с кораблем. А раз этого не случилось, то никакая ты не настоящая, так, небось, рабынька с Цафона, не более того. А раз так, то чего с тобой церемониться? Твое дело женское молчать и слушаться, поняла?
– Не поняла, – весьма резко парировала я, – Ваш Элибаал поступает противозаконно, он… негодяй, бандит и пират (я понадеялась, что эти международные понятия им уже знакомы). А если вы вступаете с ним в сделку, то и сами, значит, недалеко от него ушли. Делайте со мной что хотите, но в бордель ваш храмовый я идти отказываюсь.
– Что такое пират-бордель? – озадачился вожак. – Впрочем, неважно. Стало быть, ты не желаешь покоряться судьбе? Ну хорошо… В таком случае, у нас есть и более весомые доводы.
Он хлопнул в ладоши, и из боковой двери показался омерзительного вида громила, за поясом которого торчала внушительных размеров плетка.
– Абдешмун, – обратился к громиле главарь, – эта рабыня Астарты не желает принять волю богини. Богиня будет довольна, если ты проучишь дерзкую. Но смотри, не попорти ей шкуру, она нужна богине целой и здоровой.
– Минуточку-минуточку, – залопотала я русские слова вперемешку с финикийскими, глядя на приближение этого отвратительного типа, который уже достал из-за пояса плетку и начал ласково так ей поигрывать, – мы обязательно обсудим ваше предложение и придем к приемлемому соглашению. Вы знаете, я очень неплохо леплю глиняных верблюдов, и может быть, богине пригодится некоторое их количество…
С этими словами я обхватила, как родного, того самого человекольва, на котором совсем недавно каталась. Где-то я слышала, что если взяться за алтарь, ничего плохого тебе сделать они не вправе. Интересно, здесь это правило работает?