И только тут я по-настоящему разревелась.

26

Как это ни странно, но Юлькин крик и вправду был услышан – только не мной. Какой-то мальчишка пас коз неподалеку, и он поспешил рассказать нам обо всем – ну, как только отогнал свою отару к загону и закончил все свои дневные дела. А как же иначе, у него же козы… Словом, пришел он к нашему шалашу уже хорошо после заката.

Я, в общем-то, не особо и волновался. Ну мало ли, какая шлея девушке под хвост попала, гуляет где-нибудь, проголодается – сама придет. Правда, был шанс, что она решила похудеть, тогда, конечно, прогулка немного затянется. Но не настолько, чтобы всерьез волноваться.

И тут прибежал этот мальчишка – спокойно встал у входа, дожидаясь, пока ему позволят заговорить. Мы уже, собственно, собирались расходиться, так что позволения он мог и не сразу дождаться, но уж слишком многое было написано у него на физиономии, и наш гостеприимный колдун, взглянув на него попристальней, бросил повеление: «говори». Я, помнится, еще подумал, что очень правильно у них тут с подростками обращаются.

И пастушок рассказал, что, хвала богам, козы его целы и овцы тоже, и сам он в добром здравии, и всё его семейство, но вот зато напали злодеи-финикийцы, да накажут их боги, и их родичей, и всю их нечестивую породу, на пресветлую вестницу, да наградят ее боги, и всех ее…

Тут я уже не выдержал и заорал:

– Где она? Где Йульяту?

– Не знаю… – растерянно протянул пастушок, – унесли ее…

– Куда?

– На корабль, да разобьют его чудища морские… то есть пусть не разобьют, а выбросят обратно на наше берег! – тут же поправился он, увидев мою реакцию.

– Та-ак… – только и смог ответить я.

В общем, посылать корабль в погоню было уже поздно. Да и как его пошлешь, если сперва его надо снарядить, и собрать матросов, и принести всяческие жертвы – и на всё это уйдет несколько дней как минимум. За это время Юлька окажется далеко-далеко от дома. А главное, непонятно, куда могли они направиться!

Я психовал, угаритяне казались на удивление спокойными и даже как бы довольными. По-видимому, они считали, что именно так и начинается возвращение судеб – Вестницу всяческих несчастий забрали конкуренты, вот так им и надо. Мало не покажется. У меня даже мелькнула на секунду мысль, что можно в этом с ними согласиться: уж кто-кто, а эта егоза и там наведет свой порядок. Только… не знаю, как в Угарите, а наши своих не бросают, это во всех книжках написано и в кино показано. И кто в данном случае «наши», не так уж и важно. Мы с Юлькой – точно наши друг для друга.

Первая половина ночи была потрачена на сбор информации. Сразу же выяснилось, что видели тут неподалеку корабль того самого Элибаала, которому мы так легкомысленно продали электронику, не обеспечив гарантийного сервиса. Элибаал квартировал в городе Арваде, но дела вел по всему побережью. Поэтому трудно было угадать, куда именно отправился он в настоящее время, но в Арваде найти его проще всего.

Найти… а дальше? Эти купеческие города-государства выступали по отношению к чужакам как единое целое. Рассчитывать, что нашего негоцианта осудят там за киднеппинг, не приходилось – меня самого скорее продадут в рабство или просто проткнут копьем, чтобы не надоедал. И против укрепленного города все мои спецназовские навыки – ничто. Вести планомерную осаду каменных стен с помощью первобытного оружия нас в «Голани» не учили. Да и любая спецоперация по проникновению внутрь вражеского поселения и освобождению заложников должна строиться на тщательном сборе разведданных и серьезной подготовке… Кого брать с собой в разведку – Петьку моего непутевого? Мужиков с дрекольем из родной деревни? Мечтателя-шамана из Угарита? А в одиночку много против города не навоюешь. Да и с Петькой тоже.

Эх, Юлька-Юлька, задала ты всем нам задачку. Главное, понимать бы хоть, зачем тебя украли, куда повезли – тогда можно было бы что-то сделать. Даже в нашем мире как украдут террористы зевнувшего солдата, так весь Израиль со всей своей боевой мощью вернуть его домой не может, и даже не знает, жив ли он. Неужели и мне придется распроститься с этой дурехой?

Да не так ли сгинули и прошлые Вестники? Записи их оборваны на полуслове – а было ли продолжение? Или вот точно так же поставили они точку – и тут кто-то накинулся, заломил руки, потащил в кусты, на корабль, в пещеру, да куда угодно – и остались от Вестников рожки да ножки, плюс едва начатые мемуары? Мало ли на что сгодятся в первобытном мире полцентнера человечины, а если она еще и женского пола, молодого возраста и привлекательного вида, о вариантах вообще не хочется думать…

Угаритяне были спокойны: таковы наши судьбы. Разрушен их собственный город – может быть, он восстановится, а может, и нет. Как бы то ни было, это веление высших сил, и ничего тут не может человек поделать, кроме как оставаться самим собой в предложенных обстоятельствах. И мне на минутку, как и с подростком пастушком, показалось, что в чем-то они правы.

Мне оставалось только одно – чего я давно уже не делал в этом мире, да и в своем собственном. Я вышел из дома наружу… Ночь была безлунной, звездной и прохладной. Ветерок с моря шевелил кроны деревьев, успокаивал разгоряченный лоб, и так легко и просто оказалось опуститься на колени и сказать самое главное Тому, Кто сотворил это море и эту землю, ветер и волны, Кто переменяет на самом деле наши судьбы и держит их на Своей ладони. Все молитвы, которые я знал, были сочинены спустя столетия, кроме, пожалуй, одной – но и она не была молитвой. «Шма, Йисраэль…» – «Слушай, Израиль…» Эти слова обращали люди друг ко другу, и мне некому было их говорить в ту ночь.

Поэтому я просто разговаривал с Отцом. Жаловался, что Он так непонятно поступает с нами: забросил в какой-то совершенно другой мир, ничего не объяснил, окружил загадками, а теперь еще и разделил… Только нет, мне-то на что жаловаться? Это было как-то недостойно. И я начинал просить за Юльку, а потом и за всех наших, кто оставался в нашем мире, и за себя, на самом деле, тоже, потому что встреча с ними была нужна прежде всего мне самому.

Горизонт над горами окрасился розовым, в воздухе веяло уже осенней прохладой (а я и не заметил, что лето прошло!), но все вокруг становилось каким-то совсем иным, чем в начале этой суматошной ночи. Я не узнал ничего нового, я не обрел никаких ответов и подсказок, но я почувствовал себя малышом, которого ведет за руку Отец. Куда ведет, зачем ведет – было непонятно, да малыши, наверное, просто не могут вместить такие вещи. Но ведет, это точно. Можно хныкать, капризничать, а можно просто ухватить эту Руку, ощутить ее твердость и теплоту – и успокоиться хоть немного.

И даже жаль было этих язычников с их бесконечными божествами, вестниками, духами, которых они задабривают, уговаривают и запугивают на все лады – а Руки ощутить не могут. Но как им об этом рассказать?

Утром голова звенела от бессонной ночи и вчерашнего возлияния, но мир вокруг был хрустально прозрачным и спокойным.

– Ты говорил со своим богом? – спросил меня шаман.

– Да, – ответил я, – только Он и твой Бог тоже.

Шаман с сомнением покачал головой:

– Кто я такой, чтобы обращаться к нему без жертвы и приношения? Услышит ли он мой голос с высоты Цафона? Снизойдет ли из златого чертога на помощь мне? Вы, Вестники, иное дело, но мы, земнородные… Чем можем мы помочь тебе, Вестник? Мы дадим тебе, что найдет рука наша, лишь бы боги были к нам благосклонны.

Ответ было дать совсем нетрудно:

– Готовый к плаванию корабль и команду мореходов с оружием. Припасов на десять… пятнадцать дней всей команде и моим людям, которых я заберу из селения, пока вы будете готовить корабль – пять или шесть человек. И главное, одного… лучше двух проводников, которые знают морской путь к Арваду и дальше, кто не раз ходил по морю и бывал в городах. Сколько понадобиться тебе времени, чтобы дать мне всё это? Есть ли это у тебя?

– Мы принесем жертвы и узнаем, угодно ли…