Автора тезисов мало кто знал, поэтому имя его не могло привлечь к себе внимания. А он хотел именно привлечь к себе внимание. Этого можно было достичь содержанием тезисов. И в самом деле, тезисы заставляли задержаться около них.

Их было три:

Primo: Истинно то, что сказано о Единосущем.

Secundo: Истинно то, что сказано о мироздании.

Tertio[35]: Истинно то, что сказано о человеках.

Такие кардинальные вопросы никогда не ставились рядом Диспутант словно решил швыряться алмазами: чтобы достаточно обосновать хотя бы один из этих тезисов, его надо было разделить на сто частей и оспаривать неделю Знает ли диспутант какой-то магический ключ доказательства или же мнит себя гением, новым Аквинатом[36]? Кроме того, удивляло и количество тезисов. Почему их только три, когда полагалось пять? Всего этого было достаточно для того, чтобы в назначенный день громадный зал Сферы быстро наполнился народом. Таким образом, Басилар Симт достиг цели.

В этот же день кожаная карета с занавешенными окнами остановилась на углу Парадной и Тектонской улиц. Соскочивший с запяток лакей в ливрее принца Каршандарского открыл дверцу и, как будто даме, подал руку монаху в черной рясе с остроконечным капюшоном. Затем он высадил еще четверых, одетых точно так же, как первый. Карета тронулась дальше по Парадной улице, а монахи зашагали к площади Мрайян.

Это были очень кокетливые монахи: их рясы тонкого сукна были препоясаны черными шелковыми шнурами и кистями, а у двоих при бедре были сумки превосходной работы, украшенные серебряными пряжками. Их руки были в черных шелковых перчатках, сверкающих камнями перстней: это были очень богатые монахи. Лица их были спрятаны под масками, в которые переходили капюшоны: это были очень скрытные монахи. Маски плотно облегали лоб и скулы, имея прорези для глаз и ноздрей; ниже они висели свободно Иногда ветер приподнимал висящие края, и тогда на секунду-две чистой белизной сверкали подбородки, явно еще не знакомые с бритвой: это были очень юные монахи.

Когда они подошли ко входу в здание философского факультета, где находился зал Сферы, кожаная карета уже стояла на площади Мрайян, у заднего фасада Дома мушкетеров Лакей и кучер были закутаны в темные плащи — возможно это они сделали, чтобы не мозолить прохожим глаза ливреями принца Каршандарского, а может быть, просто было холодно — на дворе, как-никак, стоял февраль.

Первые короли Маренского дома, бедные, но гордые, запрещали строить дворцы и общественные здания, где были бы залы больше Рыцарского зала Мириона, их тогдашней резиденции. Служители Бога небесного, замыслив строить университетскую коллегию, вынуждены были склониться перед волей Бога земного. Тем не менее зал Сферы был спланирован так хитроумно, что, не превышая размерами Рыцарского зала, на вид все же был гораздо больше его. Он был квадратной, точнее, кубической формы — высота стен равнялась их длине, — и в центре его потолок выгибался вверх, образуя огромный полушар. Эта вогнутость была расписана знаками звезд и планет по густо-синему полю: изображение небесной сферы дало название всему залу. В самом зените сияло Солнце в виде Младенца, которого кормит грудью Непорочная Дева. Картина эта, вполне согласная с теологическими канонами, имела двойной смысл: это было Виргинское Солнце[37], солнце Девы. Ниже его по спирали располагались Меркурий, Марс, Венера, Луна, Сатурн и так далее. Работа была выполнена около ста лет назад отечественными мастерами, проходившими школу в Италии, у несравненного мастера Андреа Мантеньи[38].

Полушар проецировался на пол зала в виде круга, расположенного точно в центре. Круг был разбит на двенадцать частей, по числу знаков Зодиака, которые были выложены мозаикой. Посреди круга, как раз под Солнцем, стояла узкая, подчеркнуто строгая кафедра, место диспутанта или лектора. Отсюда, с этого дважды и трижды святого места, осененного солнцем Девы, просто невозможно было произнести хотя бы слово ереси.

К кафедре вели четыре прохода в толще кресел и скамей, амфитеатром поднимающихся по окружности На зодиакальном круге эти проходы соответствовали знакам Рыб, Девы, Близнецов и Стрельца. По проходу Девы к кафедре выходить было нельзя, и вообще наступать на Деву ногами считалось верхом кощунства. К тому же и кафедра была расположена так, что стоящий на ней был обращен к Деве лицом.

Таково было первое место в славном городе Толете, где невинным отрокам преподавалось слово истины. Слово было у Бога. А отроки, к сожалению, массами подпадали Диаволу, на лекциях читали Коперника или еще кого-нибудь похуже, вследствие чего прекрасные слова с кафедры пропадали втуне. Апологеты Истины большей частью вотще апеллировали к солнцу Святой Девы, окруженному девизом: «Во Отце, и в Сыне, и в Духе Святом». Видя воздетые руки, студенты говорили друг другу: «Дурачок, он помрет с верой в то, что Господь Бог обитает за пределами Сферы, на чердаке этого здания. Проще было бы раз слазить туда и убедиться, что там его нет. О, сколь ничтожна вера в сравнении с опытом!..» Впрочем, студенты во все века были революционерами, еретиками и хулиганами.

У четырех дверей и внизу, по краям арены, стояли университетские стражники с алебардами в кожаных чехлах. Алебарды были предназначены для сдерживания наиболее бурных страстей, чехлы — для того, чтобы сами стражники не слишком увлекались. Перед началом каждого диспута начальник стражи во всеуслышание объявлял:

— Братие, ради вашего же блага не убивайте друг друга до смерти. Для этого есть улица. В противном случае зал будет закрыт, и спорить вам будет негде. Я кончил. Вы можете начинать.

Входить в зал с оружием было строжайше запрещено, но в то благословенное время запреты даже не нарушали — на них попросту не обращали внимания.

Пятеро монахов вошли в зал Сферы около половины третьего. Свободных мест оставалось немного. Один из них указал на пустую скамью в самом последнем ряду, но другой удержал его:

— Нет, нет, Карл, только не сюда, если мы хотим, чтобы нас услышал диспутант.

— Агнус, мы довольно сильно рискуем… Отсюда легче было бы выбраться в случае чего…

— Я предлагаю риск. А ты, Жан?

— Я всегда за риск, — отозвался брат Жан, спускаясь по лестнице. — К тому же я вижу свободное место, как раз для нас…

Они сели в третьем, последнем ряду кресел, над проходом Девы, так что диспутант должен был стоять лицом к ним. Те, что были с сумками, заняли крайние места; брат Жан поместился в середине. Впрочем, отличить и друг от друга было все равно невозможно Из сумок были извлечены бумаги с записями. Все пятеро разобрали бумаги и увлеченно принялись их изучать.

Появление этой пятерки почти не привлекло внимания: масками в тот век трудно было кого-либо удивить. Их рясы также не бросались в глаза, потому что вокруг них все были в рясах, самых различных цветов и фасонов. В частной жизни студенты предпочитали партикулярное платье, но на диспуты являлись в монашеских одеяниях, под ними легче было пронести оружие, а то и дохлую кошку — в качестве ultima ratio[39].

Монахи углубились в свои записи. В руках у них уже появились карандаши, которыми они работали вовсю. Один только брат Агнус, сидящий справа от брата Жана, откинулся на спинку кресла и ничего не делал. Через минуту он коснулся руки соседа:

— Брат Жан, брось мудрость книжную, послушай мудрость живую. Ты узнаешь много интересного…

Брат Жан откинулся на спинку кресла и стал слушать. Сзади переговаривались студенты:

— Кто знает Басилара Симта, коллеги?

— Его никто не знает. Это архидиакон нашей альма-материнской «Гробницы Эпикура»…

— Га-га-га, ха-ха-ха… Уморил…