Один сочно высморкался и спросил коллегу:

— И хочется тебе лезть в снег между могилами?

— Мертвецов будить? Пусть себе спят мертвым сном. Нам тоже пора в постельку, под перинку, согретую женушкой.

Тут-то нашим лебедям и вздумалось поболтать, заговорили хрипло и жалобно, а я даже клювы им не мог придержать.

— Слышал? — спросил первый стражник.

— Уже за полночь. Чертов час, лучше пойдем!

— Давай скорей…

У меня мурашки поползли. Уже собрался дать деру, когда они миновали калитку и через несколько шагов расплылись в метели.

— Интересно, кто это говорил? — донесся до меня голос стражника. — Вдруг привидение…

— А мне неинтересно, — ответил второй. — Хочешь, вернись, сам убедишься…

Я ждал, затаив дыхание, однако стражники направились к рыночной площади, а я повел своих к домику доброй старушки, в ставнях, с вырезанным сердечком, мигал огонек, значит, еще не спали.

Именно здесь я искал безопасного ночлега. Ведь однажды шпики меня отсюда уже забирали, им и в голову не придет искать меня здесь еще раз — убежище раскрыто. Я мог пойти к портному Узлу, его сыновья гордились бы, что их дом выбрал пристанью. Есть и Бухло, да он, верно, по соседям шатается, насчет возвращения королевы в замок беседы ведет.

Едва ступили мы на крыльцо, дверь широко открылась, и пожилая пани в кружевной шали на голове обрадованно приветствовала нас.

— Ну, наконец-то пришли! Я уже отчаялась дождаться, ведь Эпикур полночь протрубил, вода для чая закипела в третий раз, а вас все нет и нет!

— А откуда, дорогая пани, вы узнали, что мы придем? — поцеловал я ее худенькие руки в старинных кольцах. — Не слишком ли много хлопот, ведь нас пятеро: пара лебедей, моя дочка Кася и член нашей семьи мордастик керри Мумик…

— А моя умершая собачка все подбегала к дверям, принюхивалась и виляла хвостом, значит, насчет визита меня уже предупредили. Ну вот, они уже познакомились…

Кася недоверчиво посмотрела на меня. Неужели старушка малость не в себе? Ведь другой собаки, кроме Мумика, в кухне не было.

Но как он странно вел себя! Шерсть на загривке поднялась, он всматривался во что-то, чего мы не видели, а видела лишь хозяйка дома. На негнущихся лапах подошел с вытянутой мордой и, согласно собачьим обычаям, казалось, кого-то обнюхивал, продвигаясь мелкими шажками от морды к хвосту, наконец дружески повилял своим коротеньким прямым хвостом. Знакомство состоялось.

— Ну вот видишь, похороненная под жасмином собачка продолжает здесь жить, — объяснял я дочке, словно речь шла о самом обыкновенном деле. — Так много говорят о собачьей преданности, привязанности, приводят в пример пса, ожидавшего на станции поезда, которым его хозяин обычно возвращался, — тот давно умер, а пес не верил, все надеялся, что этот человек вернется. Или, помнишь, история о собаке, приходившей на могилу: она горестно просиживала там часами. Здесь нечто похожее. Собачья жизнь коротка, и тут ничего не поделаешь. И вот собачка, хотя ее и нет, и дальше служит своей живущей хозяйке, стережет дом. А хозяйка выводит ее гулять в ошейнике и на поводке. Некоторые дети даже видят Гагуню, приседают на корточки, гладят ее, а она позволяет им себя тормошить.

— Папа, и ты этому веришь? — пожала плечами Кася. — Ведь это выдумки в утешение, и все от одиночества.

— Когда доживешь до моих лет, убедишься — вокруг нас много необъяснимых дел. И не отмахнешься от них… Ведь если бы ты не верила в королевство Тютюрлистан и соседнюю Блаблацию, ты бы никогда меня не нашла. А теперь ты уж точно убедилась.

— Пришлось. Завтра рождество, пойми, мама беспокоится. Она все понимает. И что надо сосредоточиться, и про одиночество, даже последнее бегство в Блаблацию. Но для кого же прекрасный маковый пирог? Карп плавает в ванне… Елка благоухает лесом, и пол просто-таки зеркальный. Кто сядет за стол? С кем будем ломать гостию? Пора кончать дела, папа, и возвращаться.

Мы пили чай с малиновым соком, ели глазированное ореховое пирожное. Рука сама тянулась за пирожным — никакие доводы рассудка насчет обжорства не помогали. Я подкормил лебедей, тепло разморило птиц, и они улеглись в тени стола. Мумик обходил их издалека, не скрывая отвращения.

— Оставьте их у меня, — предложила старушка. — Постелю им соломы в пустой комнате, поставлю миску с едой, прекрасно перезимуют. С собакой у меня никаких хлопот, ей хватает вкусных запахов, когда готовлю себе. Не так ли, сокровище мое?

И даже Касе показалось, что передник старой пани натянулся под тяжестью невидимых лап и раздалось нежное поскуливание, а может, это ветер плакал в трубе, кидаясь пригоршнями снега.

— Спасибо! Я беспокоился, не знал, что с ними делать. — Я поцеловал руку с кольцом, бледно-голубая бирюза цветом напоминала поблекшие глаза. — Как только пруд в парке наполнится водой, им надо вернуться в свой домик.

— И королева вернется на трон, — шептала она с нежностью, — вернется покой и лад. Люди убедятся: нечего ждать чуда, надо довериться своим рукам и голове и работать, работать. И люди оценят знания ученых и простой труд… Нам еще будет хорошо.

Каська достала из ручки совка свернутые страницы — они даже не очень запачкались сажей, — разгладила их на столе. Старушка сразу поняла, в чем дело, улыбнулась лукаво:

— Когда на рассвете вас увели, я испугалась, а вдруг отыскали Книгу… Но Книга по-прежнему лежала под соломой в собачьей будке. Прошу простить стариковское любопытство, я принесла ее домой и прочитала. У меня слезы стояли в глазах, да благословит вас бог… Как только исполнится вами предсказанное, я смогу спокойно умереть… А этот домик в Блабоне всегда будет вас ждать, здесь, в тишине, творите, пишите сколько душе угодно.

— Без вас в этом доме было бы пусто и грустно. Спасибо за доброе сердце. За понимание моей работы, столь непохожей на другую, ведь мое занятие не просто писание, это неустанная охота: подсмотреть каплю дождя на ветке; уловить, как вздрагивает собачье ухо, прогоняя муху; поймать улыбку на личике ребенка, во сне увидевшего старую, давно потерянную любимую игрушку… И лишь малая часть из этого может пригодиться.

— Мы будем здесь всегда-всегда, — упорствовала старушка дружелюбно. — Раз уж моя собачка приходит, от меня и вовсе не избавитесь — кладбище близко. Вы не испугаетесь моего посещения?

Я вместо ответа погладил ее по руке, по сухоньким работящим пальцам с массивным перстнем.

Каська то и дело зевала. Мумик положил морду мне на колено и вопросительно смотрел: где нам лечь спать? Неприязненно шаркнул задними лапами в сторону спящих лебедей. Не дождавшись от меня ответа, свалился у кухонной печи и захрапел, как мужик после пахоты.

Я склонился над Книгой, принесенной старушкой, и, вклеив последние недостающие страницы, скрепил их шнуром и обильно накапал сургуча, похожего на загустевшую кровь. Пока не остыл, я оттиснул в нем перстень нашей хозяйки.

Не хватало только доброго окончания истории, великих перемен от переворота до переворота. Отречение короля, внезапное смущение умов, гонка к трону… Сейчас я ждал рассказов товарищей или даже нового, последнего перелома. Полагался на пору года, возможно, мороз охладит разгоряченные головы погонщиков истории. Близится минута, когда Эпикур с башни ратуши возвестит победу справедливых.

Каська недоверчиво прикоснулась к толстой Книге. От сургуча пахло смолой на всю кухню.

— Ну и ну, папочка, этого много даже на вес… Только не читай нам сейчас, мы совсем засыпаем.

— Ребенок надышался свежего воздуха, — обняла ее старая пани, — вот и одурманило… Я постелила тебе на кушетке в мансарде, рядом с комнатой папы… Только я жду еще гостей, вот-вот будут.

— Кого вы пригласили? — забеспокоился я, не накликала бы добрая бабуся новую беду.

— Все верные люди. Хлопцы Узелки вчера обежали Блабону и пригласили ваших друзей. Хлопцы очень услужливы, часто меня навещают.

Чертовы близнецы с вихрастыми головами, веснушчатые мордасы и непрестанно мелющие языки. Утихают, пока клюв забит чем-нибудь вкусным. Но даже картофелина из горячей золы на прутике не могла заставить их умолкнуть надолго, уплетали, обжигаясь, и, едва успев проглотить, тут же начинали наскакивать друг на друга из-за пустяка, как разъяренные индюки.