Однако же я дала понять, что разговаривать на данную тему не хочу, и беседа быстро приняла иное русло.

   - Хорошее сегодня было утро! - заметила Лизетта, по-кошачьи потягиваясь и выглядывая в окно.

   - А что в нём было такого хорошего? - пожала плечами Мелани. - Утро как утро.

   - Ну как же, - возразила Лизетта, - ведь Тед, помощник мясника, приезжал на своей телеге, мясо привозил. Можно было в окно поглазеть.

   - Да на что там глазеть-то? - удивилась Мелани. - Ну, продукты привезли. Нашла тоже зрелище.

   - Да при чём тут продукты? - Лизетта раздражённо отмахнулась от ничего не понимающей соседки и с надеждой обратила свой взор ко мне. - Парень-то красавчик!

   Мелани поморщилась. Выбранную соседкой тему она явно не одобряла.

   - Никакой он не красавчик, - возразила она, укоризненно качая головой.

   - Ну, может, и не красавчик, - неожиданно легко согласилась Лизетта, - но мышцы-то какие! Так под кожей и перекатываются! Любо-дорого посмотреть. А кожа какая загорелая!

   Мелани скривилась так брезгливо, словно Лизетта говорила о каком-нибудь мерзком насекомом. Я же, напротив, понимающе усмехнулась, благодаря чему получила очко в свою пользу в глазах шатенки.

   - Ну как тебе самой не противно? - всплеснула руками Мелани. В её интонации читался даже не укор, а мольба, словно девушка продолжала надеяться, что её соседка вот-вот раскается и поймёт, насколько была неправа. - В конце-то концов, ладно бы ты была влюблена в какого-то определённого мужчину. Но чтобы вот так? "Мышцы", "перекатываются"? - Её аж передёрнуло от отвращения. - Ну, это же грешно, и вообще противоестественно!

   - Нету здесь ничего противоестественного, - возразила Лизетта, заговорщицки мне подмигнув. - Вот если бы ты про Жаклин с Долорес говорила, тогда да, понимаю. Хотя тоже не факт...

   - А что такого с Жаклин и Долорес? - полюбопытствовала я.

   Лизетта многозначительно усмехнулась.

   - А то, что им никакие мужчины не нужны, - проинформировала нас она. - Но только не из-за благочестия. А потому что они... ну, вы поняли. Любят друг друга.

   - Лизетта, ну, что ты говоришь такое?! - Я думала, что в прошлый раз Мелани скривилась по-настоящему брезгливо, но, кажется, ошибалась. - Тебе самой не совестно? Они просто подруги!

   - Ага, подруги. - Лизетта теперь даже не смотрела в сторону Мелани, не ожидая найти там понимания, и концентрировалась исключительно на мне. - Вот ты сама посуди: зачем просто подругам запираться в комнате, а потом, когда к ним постучались, долго не открывать и с шумом метаться по комнате?

   Лицо Мелани стало таким пунцовым, что я всерьёз забеспокоилась о здоровье юной монахини, и перевела разговор в более нейтральное русло. Однако же и нравы царят в этой святой обители! Неизвестно ещё, в каком состоянии я найду герцогиню. Подростки особенно легко поддаются влиянию, а тут в этом плане, похоже, немало вариантов...

   Я попыталась осторожно забросить удочку, спросив между делом, все ли монахини находятся здесь добровольно и не удерживают ли кого силой. В ответ на это Лизетта, рассмеявшись, сообщила, что против воли здесь находится полмонастыря. Мелани от участия в дискуссии воздержалась. Я поняла, что ничего более конкретного пока не узнаю, и решила не торопить события. Зато, когда Мелани ненадолго отлучилась, окончательно завоевала доверие и расположение Лизетты, рассказав несколько пошлых анекдотов.

   Вечером я долго не могла уснуть. И дело было даже не в новом месте и неудобной кровати. И не в волнении о ближайшем будущем. Честно говоря, я практически не сомневалась в том, что всё пройдёт благополучно. Главное - это совладать с альт Ратгором, а монастырь - это так, разминка. После тюрьмы и смерти - в сущности ерунда. Беда заключалась в том, что мне катастрофически не хватало Андре. Я хорошо представляла себе, где он сейчас находится. Совсем недалеко от монастыря, как и все наши спутники. Следят за стенами, наблюдают за обстановкой, насколько это реально. Но выйти к нему, даже на минуту, я не могла. Как же, оказывается, я успела привыкнуть к тому, что он всегда рядом! Выберусь отсюда - и надо будет поскорее женить его на себе. А то мало ли, ещё чего доброго передумает...

   На кухне я начала работать на следующее же утро, после получасовой молитвы. Особыми кулинарными навыками я, конечно, не обладала, но, во-первых, от меня этого никто и не ожидал, а во вторых, изысканной монастырская еда не являлась, так что большого мастерства её приготовление не требовало. Хотя присутствует в кулинарном деле явление, в чём-то сродни магии: по одному и тому же рецепту одни хозяйки готовят так, что пальчики оближешь, а другие, может, и сносно, но - не более того. И ведь не объяснишь, почему именно: вроде бы и ингредиенты те же положили, и тушили так же долго, а результат всё равно разный. Не знаю, к какой именно категории относилась я, но, видимо, стряпня моя оказалась по меньшей мере не самой плохой. Нареканий не было.

   Я постепенно привыкала, осматривалась, наблюдала. Вскоре выяснилось, что не вся пища отправляется в общую столовую. Вода разливалась по кувшинам, часть которых подавалась к общей трапезе, однако монахини могли забирать их и в кельи. Мать-настоятельница и ещё некоторые избранные, помимо участия в совместных трапезах - преследовавшего, по-видимому, скорее символические, нежели гастрономические цели, - получали определённые блюда и в свои комнаты. А кроме того, поднос с едой регулярно доставляли в келью ещё одной таинственной не то монахини, не то послушницы, которая жила на самом верхнем этаже, особняком, и никогда не выходила ни на общие трапезы, ни на молитвы.

   Несколько дней спустя Белария озадаченно взглянула на поднос, на котором уже стояли две тарелки - одна с хлебом, вторая с тушёным мясом и картофелем, - и чашка с компотом.

   - Кто же его наверх-то отнесёт? - растерянно проговорила она в пространство, ни к кому конкретному не обращаясь.

   - А Полинария что, не может? - спросила я.

   Именно сестра Полинария, также работавшая на кухне, регулярно относила еду здешней заключённой (которую, конечно же, никто так в открытую не называл. В ответ на мой брошенный якобы между делом вопрос сказали, что девушке не здоровится, потому-то она и не выходит из своей комнаты. Ну да, а высоченные и вообще здоровущие бабы, постоянно дежурившие у её двери, - это, не иначе, лекарши, готовые в случае чего мгновенно прийти на помощь).

   Белария разочарованно поджала губы.

   - Не может, - призналась она. - Полинария вчера вечером поскользнулась и неудачно упала. Вывихнула ногу, теперь в своей келье отлёживается.

   Я огорчённо поцокала языком. И, разумеется, не стала уточнять, что вполне умышленно поспособствовала отсутствию Полинарии, помазав пол в нужное время и в нужном месте растительным маслом. (Кстати сказать, монахиня очень легко отделалась. Как известно, из-за разлитого масла может и голову отрезать).

   - Ну, я могу отнести, - небрежно бросила я. - А что? Мне нетрудно.

   Белария колебалась недолго. Я предлагала ей решение проблемы, и особых причин отказываться она не видела. Так что вскоре я поднялась по лестнице с подносом в руках и остановилась, приблизившись к наглухо закрытой двери. А как тут не остановиться, когда дорогу преграждает огромных габаритов бабища с каменным лицом и увесистым молитвенником наперевес? Право слово, обыкновенный конвоир внушал бы своим видом значительно меньший ужас.

   - Ты кто такая? - сурово сдвинула брови монахиня.

   - Послушница Эрта, - робко ответила я. - Сестра Белария отправила меня сюда с подносом.

   - Сестра Полинария сегодня больна, - пояснила ещё одна монахиня, прислушивавшаяся к нашему разговору.

   Охранница окинула меня оценивающим и одновременно уничижительным взглядом. Я постаралась сжаться в комок.

   - Ну ладно, проходи, - постановила наконец она. - Постой-ка!