Успех красных спецслужб в оперативной игре в немалой степени обусловлен взаимодействием военной разведки и особого отдела — структур, подчинявшихся разным ведомствам. Кстати, особый отдел Восточного фронта также самостоятельно вел разведку, что не являлось секретом для белых. Органы колчаковской разведки и контрразведки, имея общее руководство в лице 2-го генерал-квартирмейстера, так и не смогли организовать взаимодействие друг с другом. Генерал-майор П.Ф. Рябиков в своей книге «Разведывательная служба в мирное и военное время» обратил особое внимание на координацию действий обеих спецслужб: «…контрразведка должна вести свою работу в самом тесном контакте с разведкой; для успешного разрешения задач, входящих в круг ведения контрразведки, необходимо основательное знакомство с организацией шпионажа и с задачами, которые поручаются тайным агентам; с другой стороны, разведка, выбирая сотрудников, имея дело с массой людей, недостаточно известных, должна всегда всесторонне выяснить в контрразведке, не является ли данное лицо… подозрительным по шпионажу или не имеет ли оно каких-либо подозрительных связей…»[194]. На практике же все оказалось иначе.

Несмотря на успех советской военной разведки в проведении вышеупомянутой операции, командование Красной армии и руководители Сибирской ЧК ее деятельность в целом оценивали критически, полагая, что колчаковская спецслужба работала более эффективно, нежели собственная. По их мнению, главная причина недостатков заключалась в отсутствии грамотных специалистов. В Гражданскую войну, как известно, большевики в разведку набирали людей по политическому стажу, а не военному опыту[195].

Так, начальник 1-го отделения 1-го отдела Региструпра В.А. Срывалин, 19 февраля 1919 года подводя итоги работы органа агентурной разведки за 10 месяцев, в своем докладе отмечал, что привлечение «партийных сил не дало пока результатов ни в качественном, ни в количественном отношениях…»[196]. Характеризуя личный состав aгентуры, работавшей в Сибири, он указывал: «Дальность расстояния, невозможность наладить связь — не привлекала охотников пуститься в тайную разведку в Сибирь»[197].

В данной ситуации красное командование делало ставку на массовость. Для сбора сведений во вражеском тылу вербовались возвращавшиеся домой из австрийского и германского плена офицеры и солдаты. Со временем колчаковская контрразведка научилась отличать настоящих военнопленных от мнимых. Советских разведчиков, как правило, выдавало наличие с собой больших денежных сумм[198]. По полученным контрразведывательным отделением при штабе ВГК сведениям, каждая партия военнопленных, переходившая фронт, насчитывала в себе от 5 до 10 % большевистских пропагандистов, снабженных соответствующими документами. Среди советских агентов также были пленные сербы, карлики, женщины и дети, которым рекомендовалось поступать рассыльными в военные учреждения. Например, при штабе 1-й армии находился 13-летний советский разведчик В.В. Вейверов[199].

Красные спецслужбы применяли и другие уловки для заброски своей агентуры: отправляли вплавь на бревне, под видом перебежчиков, которые после выполнения задания должны вернуться обратно, при отступлении подвергали порке и оставляли. Контрразведка узнавала о таких приемах, кстати, от перебежчиков. Они также сообщали о проникнувших в штабы белогвардейских воинских формирований большевистских агентах, главным образом офицерах и «интеллигентных женщинах»[200].

Правда, такие скудные сведения не способствовали разоблачению агентуры противника.

Иногда сведения об агентуре, направленной в тыл белой армии, поступали в штабы из разведывательных органов вышестоящих штабов. Например, начальник разведки штаба Западной армии капитан Горецкий 26 января 1919 года направил начальникам штабов 1-го Волжского, 2-го Уфимского, 3-го и 6-го Уральских корпусов телеграмму о направлении трех советских агентов в расположение белых войск, с указанием возраста и примет[201]. Как удалось контрразведке реализовать полученную информацию, остается неизвестным.

Облегчало работу неопытных красных разведчиков отсутствие в белогвардейских учреждениях системы защиты секретов. Так, на телеграфе штаба Западной армии отсутствовал негласный контроль над лицами, допущенными к работе с секретной корреспонденцией. Всякий офицер и чиновник даже других отделов смог послушать все новости, пришедшие в телеграф, которые расшифровывались в присутствии посторонних. Недаром при аресте и обыске у одного из большевиков контрразведчики нашли копии телеграмм военного характера[202]. Об этом факте контрразведчики докладывали командованию, но были ли предприняты конкретные меры по защите тайн в штабах, на данный момент времени однозначно ответить трудно.

Контрразведка испытывала трудности в защите не только военных секретов в армейских штабах, по даже своих собственных секретов. Так, агенту Реввоенсовета Восточного фронта удалось собрать сведения о контрразведке при штабе Волжской группы, входившей в состав 3-й армии, которые были изложены в докладе помощника начальника информационного отдела Региструпра Полевого штаба РВСР. В документе приводятся сведения об организации контрразведки группы, названы воинские звания и фамилии сотрудников контрразведывательного отделения[203].

Массовой заброске советской агентуры колчаковская контрразведка не смогла поставить надежный заслон, хотя и пыталась ей противодействовать. Так, возвращавшихся из плена офицеров, намеревавшихся занять высокие посты в армейских структурах, зачисляли в резерв при Ставке, подозрительных подвергали проверке. Для выявления красных разведчиков белогвардейские спецслужбы в каждую партию военнопленных стремились внедрить своих негласных сотрудников[204].

Несмотря на принятые меры, разоблачать разведчиков и агентов противника колчаковским спецслужбам удавалось редко. Так, с ноября 1918 года по август 1919 года КРЧ при штабе ВГК возбудила лишь 5 дел по обвинению в шпионаже, притом 2 из них было прекращено[205].

Нераскрытым остался для контрразведки работавший в Иркутске на благо «мировой революции» Д.Д. Киселев. Он четыре раза переходил линию фронта, доставляя советскому командованию ценные сведения[206].

Не замеченным органами колчаковской контрразведки остался разведчик 5-й Красной армии, прибывший по Транссибу и КВЖД на Дальний Восток с целью сбора разведывательной информации. Он установил численность войск интервентов во Владивостоке, сообщал о противоречиях между американским и японским командованием и т. д., однако выяснить имя разведчика по открытым источникам исследователям пока не удалось[207].

После разгрома армии адмирала А.В. Колчака, контрразведывательные органы правительств и армий, образованных в Приморье, вели борьбу в основном с разведдеятельностью красных спецслужб: разведупра Народно-революционной армии Дальневосточной республики (НРА ДВР), осведомительного отдела (осведотдел), военно-технического отдела (ВТО) Приморского областного комитета РКП(б) («партийной» разведки), а также военно-технического центра (ВТЦ) межпартийного социалистического бюро (МСБ). По оценке историка О.В. Шинина, «В 1920–1922 гг. на Дальнем Востоке существовала достаточно разветвленная сеть органов военной разведки, создание которых осуществлялось на принципах, принятых к тому времени в Советской России. Организация и структура этих органов в основном отражали задачи по сбору информации в военной, политической, экономической и иных сферах иностранных государств, которые ставились перед ними Советским военным руководством»[208].