Наряду с этим мы находим в трактатах 40-х годов и другие ограничения упомянутого принципа равенства иностранных судов и привозимых на них товаров с туземными, — ограничения, вытекавшие из господствовавшего в первой половине XIX ст. droit d'entrepot. Последнее заключалось в дополнительном сборе, взимаемом с грузов, привозимых не непосредственно из страны происхождения, а из каких-либо иных промежуточных портов, как и с судов, заходящих в такие порты. Целью являлось устранить посредничество других государств, обеспечить себе получение товаров непосредственно из страны происхождения, а не из вторых рук. Англия к этому времени уже отказалась от этого принципа, не придерживалась его и Россия (ибо она без такого посредничества обойтись не могла). Напротив, другие страны еще проводили его по-прежнему^{614}.

Так, например, в трактате с Нидерландами 1846 г. гарантируется равенство в смысле уплаты пошлин, наравне с товарами, привозимыми или вывозимыми на русских судах, товарам, привозимым на нидерландских судах в русские порты, какого бы происхождения эти товары ни были (следовательно, произведениям не только нидерландским, но и всяким другим — это прежде стеснялось навигационными актами разных стран) и из какого бы порта они ни прибывали, нидерландского или иного (или в какой бы порт ни отправлялись). Наоборот, товары, какого бы происхождения они ни были, привозимые на русских судах, пользуются равноправием лишь в случае привоза их непосредственно из русских портов, притом только в европейские порты Нидерландов, а не в колонии; для последних существовал особый режим^{615}.

Такое же ограничение для русских судов находим еще и в трактате с Францией 1857 г., равноправием пользуются товары, привозимые непосредственно из России во Францию (но не из иных портов), под российским флагом, тогда как прежние оговорки, касающиеся южных портов, в этом договоре уже отпали — из какого бы русского или французского порта суда ни приходили, они и их грузы подлежат равным с туземными сборам и льготам^{616}. Однако, ввиду того, что при таких условиях взаимности не получается (Россия ведь не проводила различия между товарами, привозимыми непосредственно из страны происхождения и привозимыми из других портов), указанные трактаты нидерландский и французский стараются смягчить это неравенство предоставлением России в качестве компенсации особых льгот, на которые противная сторона не претендует; например, Нидерланды дают русским судам право каботажного плавания, обычно предоставленного только национальным судам, притом без взаимности со стороны России (ст. 7)[51]. Напротив, ни в бельгийском трактате 1850 г., ни в английском 1858 г. никаких ограничений, ни вытекающих из droit d’entrepót «откуда бы суда ни приходили и куда бы ни шли»), ни обусловленных Навигационным актом (отмененным в 1849 г.), уже не содержится.

В договорах рассматриваемой эпохи находим далее обычно подробное перечисление прав, предоставляемых подданным другой стороны в пределах данного государства, равных с правами собственных подданных: свобода въезда и выезда, странствования или пребывания в какой бы то ни было части обоюдных владений, право нанимать в городах и портах дома, магазины, лавки и земли, право располагать своим имуществом, в том числе перевозить свое имущество из одной страны в другую без особых сборов (раньше существовали ограничения в отношении вывоза наследств и взимались особые сборы при вывозе имущества иностранцами за границу). «Полная и совершенная свобода предоставляется во всяком случае покупателю и продавцу договариваться между собой и определять цену какой-либо вещи или товара» (трактат с Нидерландами 1846 г., ст. 4) — необходимо было еще специально оговаривать право свободного заключения сделок.

Что касается, наконец, третьей группы постановлений, касающихся привозимых, вывозимых или идущих транзитом товаров (транзит специально регулируется в договорах с Пруссией и Австрией, ибо тут он имел для нас значение), то — в противоположность принципу приравнения к собственным судам и подданным — здесь не применяется еще (как мы указывали выше) принцип приравнения к товарам, привозимым из других стран (о равенстве с туземными произведениями не могло быть и речи), т.е. принцип наибольшего благоприятствования. Во всех трактатах первой половины XIX ст. господствует так называемая система возмездия, или эквивалента, согласно которой всякая льгота, предоставленная третьей державе, не распространяется немедленно же на договаривающуюся сторону, а дается ей лишь за известный эквивалент с ее стороны, за предоставление ею в свою очередь тех или иных выгод или преимуществ данному государству^{617},[52].

Это обстоятельство находится в тесной связи с тем фактом, что в договорах этой эпохи не содержится, за редкими исключениями[53], которые имелись уже в XVIII ст.^{618}, никаких условленных (связанных) тарифных ставок. Каждая сторона удерживает за собой право устанавливать свой таможенный тариф по своему усмотрению; тариф сохраняет автономный характер. И даже в тех случаях, когда она идет навстречу пожеланиям и требованиям другого государства, она производит соответствующие изменения в тарифе односторонне, по своей инициативе, не желая себя связывать на определенный срок договором.

Напротив, характерную черту торговых договоров, заключенных Россией в конце XIX ст. и в начале XX ст., составляет то, что это в большинстве случаев тарифные договоры, т.е. такие, к которым приложен тариф ставок, связанных на срок заключения договора (пониженных или закрепленных), по требованию другой стороны. Это уже не несколько ставок, как бывало и в договорах конца XVIII ст.^{619}, а целая масса статей, по которым взаимно делаются уступки. Такая система появляется вместе с фритредерской торговой политикой, на Западе уже с 60-х годов, а с 90-х годов применяется и у нас. В связи с этим приобретает крупное значение принцип наибольшего благоприятствования, предоставляющий договаривающейся стороне все льготы и преимущества, которые будут даны какой-либо третьей державе. В то время как прежде таких льгот было очень мало, теперь, при многочисленности торговых трактатов, притом имеющих характер тарифных договоров, было чрезвычайно важно обеспечить за собой право на все эти уступки. Поэтому наибольшее благоприятствование (а не принцип эквивалента, господствовавший в предыдущую эпоху) становится обычным, применяемым во всех трактатах (кроме заключаемых Соединенными Штатами), в том числе и в трактатах России с иностранными державами. Равноправие иностранных подданных и судов с собственными подданными и судами теперь само собой разумеется, и лишь на всякий случай оно кратко (без прежних подробностей) указывается в договорах; но договаривающиеся страны сохраняют за собой право выдавать собственным судам особые премии и субсидии (но пониженных сборов взимать с них не могут), которые устанавливаются с конца XIX ст. как на Западе, так и у нас.

Наконец, в договорах этой новейшей эпохи присоединяется статья, не допускающая запрещений привоза или вывоза каких-либо товаров, кроме как по особым причинам санитарного, морального и т.п. характера. Предыдущая эпоха, как мы видели, применяла такие запрещения в широких размерах. Конец XIX ст., покончив с ними, уже не допускает возвращения к такого рода мероприятиям.

ОЧЕРК ИСТОРИИ РУССКОЙ ПРОПЫШЛЕННОСТИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Общий характер хозяйства в Древней Руси

От охоты к скотоводству, от скотоводства к земледелию. Так изображали до недавнего времени первые этапы в хозяйственном развитии человечества, в истории цивилизации вообще. Более близкий анализ периодов экономической эволюции показал следующее. Охота могла быть преобладающим занятием населения в первую эпоху. Борьба как с другими людьми, с соседними племенами, так и с животными составляла первоначальную деятельность человека. Зубы и челюсти уже доисторического человека были в равной мере приспособлены как для растительной, так и для животной пищи. Она состояла, очевидно, из дикорастущих ягод и плодов и из мяса убитых зверей. Наконец, понятие мяса и понятие пищи на многих языках совпадают — мясо принадлежит к древнейшей пище.