Однако, как ни многочисленны перечисленные здесь национальности, все же купцы всех этих шести государств, за исключением разве одних литовских, для русской торговли почти никакого значения не имели и являлись на Русь редко и в весьма ограниченном количестве. В отличие от приведенного выше списка купцов, которым дозволено было ездить во внутренние города, здесь не названы ни датчане, ни шведы, ни ганзейцы, ни греки, ни восточные народы. Что же касается купцов тех национальностей, которые держали в своих руках товарообмен между Россией и Западом, то московское правительство вынуждено было разрешать им иметь собственные торговые дворы, освобождая их от обязанности останавливаться на казенных гостиных дворах. В таком положении находились, кроме англичан, также и голландцы, и ганзейцы, и датчане, и шведы.

Голландцы уже со времени Иоанна Грозного имели свои дворы в Архангельске, Москве, Вологде, Холмогорах, Усть-Коле, и эти права их были подтверждены грамотой Михаила Федоровича^{385}. Ганзейцам московское правительство разрешило в 1548 г. пользоваться «двором неметцким» в Новгороде, «по старине», в 1603 г. Борис Годунов подтвердил право их на дворы в Новгороде и Пскове, и только в Москве им не было дозволено при Михаиле Федоровиче завести собственный двор^{386}.

Датчане пользовались этим правом с конца XVI ст. (1597 г.): «Мы, великий князь, по прошению брата нашего Крестьяна короля Датского, пожаловали его земли Датские торговых людей и дали им место в нашей отчине в Великом Новгороде у Волхвы реки, против Любениц, длиною шестьдесят сажен, а поперешнику тридцать сажен, а в Иване-городе такожь указали им место дать на посаде за весчею избою под горою против стрелницы и ворот, которыми в город ездят, длиннику тридцать сажень, поперечнику двадцать сажень»^{387}. Это право они сохранили за собой и в XVII ст., временно имели свои дворы не только в Новгороде и Ивангороде, но и во Пскове и в «царствующем граде» Москве.

Наконец, и шведы в силу договора 1526 г. имели право на особый двор в Новгороде; по Тявзинскому миру, им возвращены те дворы, «которыми дворами они прежде владели со всеми угодьями и вольностями»; мало того, и в тех городах, где «прежде дворов не было, должно беспрекословно отводить оные для того, чтобы они могли складывать свое имущество». Но, по-видимому, они этим правом не воспользовались и новых дворов не строили, сохранив двор только в Новгороде. На это указывается и в Стокгольмском договоре 1649 г.: «Наперед сего велеможного государя, короля Густава Адольфа Свейского, его королевского величества, подданные торговые люди имели вольный двор в Новегороде, тако ж и ныне по Тявзинскому и Выборгскому договору очищену и дану быть доброму двору и месту к тому в Новегороде». Но сверх того теперь прибавлено: «И на Москве и во Пскове такие ж торговые дворы дати и тамо им божественная служба по своей вере, по своим дворам в хоромах вольно имети, а церквей по своей вере не ставити»^{388}.[24]

Однако де Родес еще спустя 4 года доносит королеве, что «псковский двор до сих пор еще не устроен» и что для споспешествования торговле такой двор также весьма сильно требуется в Ярославле, ибо это один из наиважнейших торговых городов, который имеет после Москвы наибольший привоз как сушей, так и водой вверх по Волге. «Что же касается постройки и содержания таких дворов, то необходимо вследствие пожаров, чтобы здания были из камня, ввиду того что всякий остерегается доверять свое имущество деревянным постройкам, да и иного это даже удерживает везти туда какой-нибудь товар». В особенности необходим каменный двор в Москве, для постройки которого королеве следует попросить из царского строительного склада материалы по казенной цене, тогда они обойдутся наполовину дешевле^{389}.

Таким образом, в то время как приезжие русские купцы обязаны были «ставиться» на общих гостиных дворах, иностранцы пользовались особыми привилегиями, освобождавшими их от этого требования. Существование таких «вольных» гостиных дворов, пожалованных иностранцам, в которых они останавливаются и складывают свои товары, означало, конечно, изолирование их от туземного населения и отделение их друг от друга, от иностранцев других наций, что было свойственно средневековой эпохе. В странах Востока, например в Османской империи, это явление сохранилось и в рассматриваемый период^{390}. На Руси такое изолирование иноземцев проявляется во многом — и в стремлении ограничить пользование услугами русских людей со стороны иностранцев, и в запрещении им носить русское платье, и в особенности в поселении их в особых слободах, как это было, например, в Архангельске, Вологде, Москве^{391}.

В Архангельске они проживали в Немецкой слободе, в Вологде — в восточной стороне города, в Новинках, в Москве они первоначально жили в Иноземской слободе, но затем стали селиться по городу свободно, где им было угодно. В 1649 г. вышло распоряжение: «А у кого всяких чинов у русских людей дворы на Москве в Китае и в Белом Земляном городе в заго-родских слободах: и тех дворов и дворовых мест у русских людей немцам и немкам вдовам не покупати и в заклад не имати… А буде кто русские люди учнут немцам… дворовые места продавати: и им за то от государя быти в опале». И сверх того велено немецкие церкви «сломати и впередь в Китае и в Белом и в Земляном городе на немецких дворех киркам не быти; а быти им за городом за Земляным от церквей Божиих (т.е. православных) в дальных местех»^{392}. Вскоре, в 1652 г., по царскому указу «Афанасий Иванов сын Нестеров, да дьяки, Федор Иванов да Богдан Арефьев отроили новую иноземную слободу за Покровскими воротами, за Земляным городом, подле Яузы реки, где были наперед сего немецкие дворы, при прежних великих государех до Московского разорения и роздали в той немецкой слободе под дворы земли, размеря против наказу», сообразно их социальному положению, «по чинам и по статьям». В частности, «торговым немцам и вдовам примериваяся к прежним их московским дворам»^{393}. В эту новую Иноземскую слободу и были выселены иностранцы.

Впрочем, вскоре они стали снова селиться в черте города, в самой Москве, а в правление царевны Софьи это обратное движение иностранцев в самую Москву выразилось и в появившихся там снова домах купцов, и в том, что иностранцы владели в городе лавками^{394}.

И в Архангельске жители в 1664 г. жалуются на «торговых иноземцев, которые живут не в своей иноземческой слободе, в ряд с посадскими людьми на тяглых местах», хотя никакого тягла они не несут. «И теми своими дворами, — читаем на челобитне, — они иноземцы тех земель (голландцы, гамбургцы, бременцы) нашу искони ввечную мирскую дорогу заперли… и проходу скотишку нашему нет и прохожий мост они разломали и разбросали». «Да с нами ж, — продолжают посадские, — сироты твоими поставился в ряд иноземец Яков Романов Снип возле наши мясные лавки двумя амбары, да иноземец Вахрамей Иванов поставил за мясными нашими лавками поварню в речную сторону… и тем они… наши мясные лавки заперли». «И мы, государь, сироты твои бедные людишки, — заключают они, — от тех выставочных дворов и анбаров и погребов и поварен в конец погибли, обнищали и обдолжали великими долги»^{395}.