А он тут же оказался рядом, упёрся руками по две стороны от моей головы и напряжённо посмотрел мне в глаза:

- Знаешь, мне сейчас хочется одновременно спросить: где тебя, чёрт возьми, носило, заехать тебе в рожу или просто проигнорить тебя и больше не общаться. Не подскажешь, что мне делать, а? – он несильно ударил кулаком в стену и тут же отстранился.

Я тяжело выдохнул: будто воздух из шарика сдули.

А он хмыкнул, разочаровано окинув меня взглядом:

- Трус ты, Скворецкий, даже руки об тебя марать не хочется. Сбежал как баба… - и через несколько секунд молчания добавил, - ну и что молчишь, или я не прав?

Я скрестил руки на груди:

- Прав, и что дальше?

А он удивлённо округлил глаза и хрипло рассмеялся, его смех больше на карканье походил.

- Я тут с тобой скоро неврастеником стану. Заебало, Скворецкий, за тобой как за бабой бегать, заебало, да чего уж там, с бабами и то проще было, чем с тобой.

Я устало потёр лоб:

- Серёг, может, в другом месте поговорим?

- Нет, давай уже сейчас, сразу расставим всё по местам. А то мало ли ты опять куда-нибудь сбежишь.

- От себя не убежишь, - я вскинул подбородок, - и я думаю, тебе это известно.

Он словно оцепенел и спустя несколько мгновений кивнул, напряжение между нами существенно спало.

- Ладно, пошли отсюда.

Я неуютно поёжился и под его внимательным взглядом и, словно заключённый перед охраной, пошёл вперёд, к выходу.

Осень в этом году была ранней, ещё с конца августа начали лить дожди и желтеть листья, но к сентябрю погода более-менее разошлась, и в свои права вступило бабье лето.

Я сошёл со ступенек и уныло пнул ворох разноцветных листьев, попавшихся мне на дороге. Не любил я сложные разговоры…

Александров кивнул мне на пустую беседку-курилку.

Часть шифера с беседки уже обвалилась, а часть заросла мхом и гниющими листьями, краска от брёвен давно облупилась. Я уныло поскрёб пальцем по обшарпанной скамейке и перевёл взгляд на Александрова, который не решился сесть, а так и стоял в проходе беседки.

- Итак, спрашиваю в последний раз, - начал он.

- Не помню, чтобы был первый, - пробубнил я, - но я готов попробовать…

Александров непонимающе нахмурился, я явно сбил его с мысли. Луч солнца осветил скамью и остановился у его ног, будто не решаясь дальше идти.

- Что попробовать?

- Ну что-нибудь, не знаю что, но главное с тобой, - говорить было тяжело, будто я публично расписывался в своей слабости к нему. Ведь, по сути, я готов был быть уже кем угодно: другом, любовником, да хоть братом вместе со сватом, лишь бы он только меня не игнорировал и не вычёркивал из своей жизни.

- Ну, это…тогда… - он всплеснул руками и широко улыбнулся, не зная, что сказать, - а знаешь что? Хочешь Лизку повидать? Она тебе обрадуется.

Я быстро поднялся:

- Конечно, хочу! Как она? Вот я - идиот, сразу не спросил!

Он кивнул:

- Она в порядке, - луч быстро вскарабкался по его ногам и осветил лицо. Александров прищурился, поднося руку к лицу:

- Ну что встал как вкопанный, нас ждут великие дела!

- Да уж! – я засмеялся и вместе с ним вышел из беседки.

***

Девушка, сидящая в инвалидном кресле, мало походила на прежнюю Лизу. Длинные волосы пришлось обрезать, лицо исхудало, осунулось, под глазами залегли глубокие тени.

Она определённо была не в порядке, что я тут же вслух и сказал Александрову.

Лиза будто очнулась из задумчивости и посмотрела на меня:

- Костя?

- Здравствуй, Лиз, - я подошёл поближе.

Девушка слабо улыбнулась:

- Честно говоря, я уже и не ожидала тебя здесь увидеть.

- Ну, как ты?

- В целом ничего, но вот с детьми давно не виделась: не хочу пугать их… - тут Лиза неожиданно расплакалась и отвернулась, Александров же подошёл к сестре и ласково дотронулся до её головы:

- Лиз, ну что, не переживай, скоро тебя выпишут и…

- Я так устала, это он во всём виноват, он…ненавижу его, ненавижу, - сквозь слёзы повторяла девушка.

Я уже было испугался, что она говорит про меня, но Александров заметив моё недоумение, пояснил:

- Она имеет в виду отца.

- Вот именно! – воскликнула Лиза, - вот именно, что он мне даже не отец!

- Лиза, - Александров попытался взять её за руку, но девушка тут же вырвалась и отъехала от него подальше.

- Я случайно от медсестры узнала, что ни мать, ни отец не выступали в качестве моего донора крови. У нас группы не совместимые!!

- И что дальше-то, Лиза, это ерунда чистой воды! – не выдержал Александров.

- Ерунда не ерунда, но я попросила сделать ДНК-тест. Серёг, я не могу назвать этого человека моим отцом, да и раньше я всегда подсознательно чувствовала, что мы не родные, ну не могут родные люди так поступать! Он мне жизнь сломал.

- Прекрати, да, он был не прав, чертовски не прав, но всё же у тебя нет реальных предпосылок, чтобы считать его неродным отцом. И вообще ты об этом с матерью говорила?

- Говорила, но продуктивного разговора у нас, к сожалению, не вышло, - девушка устало потёрла глаза и потянулась на тумбочку за бумажными платками, - ты же знаешь, что она его боится.

Я нахмурился, мне было очень не по себе оттого, что я знаю то, о чём они даже не могут подумать. Я резко схватил Серёгу за локоть:

- Пошли выйдем, разговор есть.

- Что ещё за разговор? – сразу же насторожилась Лиза.

- Это касается тебя, - не стал скрывать я.

Серёга недоумённо посмотрел на меня и сел на стул:

- Ты о чём?

Я тяжело вздохнул, разговор обещался быть тяжёлым…

***

Я сидел на ковре и мучил бедных конденсаторов, тыкая в их лапки тестером. Справа от меня уже возвышалась кучка дохлых их сотоварищей, работающие я же складывал в коробку.

У родителей был сейчас словно второй медовый месяц, после моего отъезда им наконец-то удалось найти общий язык. Отцу всё-таки хватило смелости признать свои ошибки и извиниться перед мамой. После этого она словно расцвела, кстати, не думал, что женщинам так мало надо! В общем, я был очень рад за них. Вот и в сегодняшний вечер они ушли куда-то вместе, сказав напоследок только: «картошка в холодильнике», что означало: «до одиннадцати нас можешь не ждать». Я же тяжело вздохнул, перебирая в руке кондёр, жизнь, вроде как, входила в привычное русло, если бы не вся эта бодяга с Александровым. Сегодня днём я всё же рассказал всю правду про моего отца и их мать, но Александров разозлившись, видимо, на то, что я ничего ему до этого не рассказал, меня просто-напросто не понял и выгнал из палаты.

Тут послышался звонок домофона, и я неохотно поднялся, вышел в прихожую и снял трубку:

- Да?

- Открывай, - недовольно буркнули в трубку.

- Нет, - принципиально сказал я, - вот так всегда, ходят по подъезду всякие странные личности, а у приличных людей потом, между прочим, лампочки пропадают!

В трубку фыркнули:

- Это я, Александров.

Надо же, не узнал его голос! Богатым будет, хотя куда ему ещё…

- Так бы сразу и сказал, - недовольно ответил я и нажал на кнопку, в трубке запиликало.

Честно говоря, не ожидал его увидеть так скоро.

- Хотя, ты-то как раз и есть странная личность, - усмехнулся я, открывая дверь.

Александров тут же зашёл внутрь, скинул кеды и направился в мою комнату:

- Что, испугался, что я из подъезда перегоревшую лампочку выкручу или вон твои дохлые кондёры украду? – и слегка пнул их ногой.

- Зачем пришёл? – я проигнорировал его последнюю реплику и опёрся о косяк двери.

- Какого чёрта ты мне сразу же не сказал про Лизкиного отца?

- А зачем? И вообще это не моя тайна.

- Так вот и молчал бы! Кто тебя заставлял говорить что-либо!

- Что-то случилось? – по-деловому поинтересовался я.

- Да, блять! Ты ей жизнь перевернул! – Александров обессилено рухнул на мой диван.

- Это плохо? – осторожно уточнил я.

- Для Лизки, может, и хорошо, но о моей матери ты подумал? Она ведь, наверное, не зря всё это скрывала столько лет…