…Сводчатые коридоры полнились полуденной тишиной и слабым ароматом хлеба: неподалеку располагались замковые кухни.

Привычная дорога. За прошедшие годы ты не раз по ней ходил.

Поклоны слуг и гвардейцев. Наконец-то к тебе привыкли…

Нет… не привыкли — смирились. И терпеливо ждут, когда же ты надоешь главе клана. Но Вирр как и прежде не видит никого, кроме тебя. И это согревает душу… особенно когда за спиной раздается скрип зубов новых родичей, что вынуждены склоняться пред выкормышем Диких Котов.

От тоски и одиночества спасает любовь Виррана и малыша Витти… Витарра. Сын возлюбленного стал и твоим сыном. Ты вынянчил малыша с самых пеленок. Ночами не спал, когда он болел. Ты услышал его первое слово. К тебе была обращена его первая улыбка. Ты любишь его так же, как и его отца. Благо Витарр ничего не унаследовал от своей матери, давным-давно отосланной из замка. Сын копия Виррана. Древняя крепость оживилась, когда смех ребенка заполнил ее залы и коридоры.

Жаль, что в нижние кладовые малыша не взять, как бы он ни просил — очень уж там темно и крутые ступеньки. А вот самому спускаться придется. Надо провести ревизию — что-то у казначея глаза бегали. Да и в амбарных книгах не все сходится. Неужто втихую зерно продает? Но если случится осада, то каждое зернышко станет на вес золота. И с кого за недостачу спросят? Вот именно — с тебя…

Или на это и был расчет? Ведь подставят только так… оболгут перед мужем…

Младший слуга с поклоном распахнул дверь в подвалы.

— Лорд Таур…

Молодец… заранее позаботился о лампах: не хватало еще пожар факелом устроить.

…Слуга, угодливо улыбаясь, взмахнул чем-то темным. И твой затылок взорвался от боли, погрузив сознание во тьму…

…Арэль вздрогнул и выронил ложку из вдруг ослабевших пальцев. Габраэл, сидевший рядом с ним за поздним завтраком, тут же вскинулся.

— Что с тобой, Ири? — Спросил тихонько, чтобы не напугать. Впрочем, вряд ли бы это получилось: погруженный в мир иллюзий юноша ничего и никого не слышал, предпочитая молчать. Лишь изредка принимался тихо и прерывисто говорить. Словно общался с кем-то невидимым на непонятном языке, больше похожем на детский лепет. Правда, бывало это редко.

В основном Иранн молчал, не реагируя на вопросы. Он был послушен и покорен. Равнодушно подчинялся вышколенным слугам, что присматривали за удобствами королевского избранника. Ел. Пил. Поворачивался, когда одевали, умывали, расчесывали, мыли. Тихо сидел на скамейке среди роз, когда выводили на прогулку. Или бродил по садовым дорожкам в окружении многочисленных «нянек». И лишь в постели, разогретый ласками, превращался в ненасытного любовника, о каком можно было только мечтать.

В остальное время в Закрытых покоях стыла гнетущая тишина. Первые дни Габраэл приказывал было, чтобы в них звучала нежная музыка. Но реакция юноши его поразила: Арэль, вместо того, чтобы хоть как-то расслабиться, принимался тихо плакать. Он не всхлипывал, не бился в истерике. Но по бледному, неподвижному лицу начинали катиться слезы из жутко раскрытых слепых глаз. И король смирился, убрав музыкантов. Только тогда любимый успокоился, став тихо-безмятежным.

Теперь в анфиладе комнат и залов не было иных звуков, кроме бесшумного скольжения слуг, да плеска многочисленных фонтанов. И Гирр-Эстег привык беседовать с околдованным избранником, лишь бы самому не стать тенью среди теней Закрытых покоев.

…Аккуратно промокнув салфеткой забрызганную муссом безвольную руку любимого, король прикоснулся губами к тыльной стороне его ладони.

— Что-то привиделось? — Он с тревогой заглянул в глаза Иранна, наполовину прикрытые веками. Пальцы юноши пахли сладкой вишней. — Позволь я сам тебя покормлю…

Стоявший за королевским стулом лакей тут же сноровисто заменил обляпанные приборы. И Габраэл осторожно поднес к твердо сжатым губам избранного серебряную ложечку, полную душистой массой. Но губы Арэля со слегка размытым контуром (от жадных ночных ласк!..) даже не дрогнули. Неестественно выпрямившись, он рассматривал что-то ведомое лишь ему одному.

Со вздохом сожаления, Габраэл отложил ложку. Впрочем, Ир неплохо позавтракал… наверное, мусс уже лишний. Как жаль, что не было времени узнать о вкусовых предпочтениях возлюбленного. Прежде они, если и встречались, то как-то не говорили о еде. А теперь юноша безразлично ел все, что дают.

— Мне пора, милый, — произнес король, поднимаясь со своего места и целуя Ира в висок. — За тобой присмотрят. Но я обязательно вернусь.

— Отведите лорда в сад! — Приказал Гирр-Эстег слугам и вышел. Боль и тоска разрывали душу. Нужно забыться работой… забыться до вечера, когда он вновь вернется в спальню ласкать своего любимого…

…и не видел, как за уже закрытыми дверями Арэль вдруг скривился в приступе тошноты…

…Туго набитые мешки пахли пылью и чем-то сладковатым.

Подвалы… зерно… продажный казначей… слуга… удар…

Голова болела… руки скручены за спиной… впрочем, как и ноги.

Тошнило…

— Очнулся? — Голос безжалостный и смутно знакомый… женский.

— Ох, и живучий ты! Но так даже лучше — не сразу сдохнешь… повеселишь нас напоследок.

— Вы правы, госпожа!.. — вот этот угодливый голосок ты узнал сразу. Казначей!

— Глазки-то открой, — ласково пропела женщина. — А то я тебе первыми веки отрежу.

Слипшиеся от крови ресницы расклеивались с трудом. И первое, что ты увидел в круге света от фонаря — труп служанки, небрежно брошенный в углу.

Бедная Тиза… одна из немногих, кто был предан лично тебе… благодарная за избавление от рабства…

— Вот и все, мразь приблудная! — Из тьмы выступила затянутая в дорожное платье ладная фигурка. Знакомое личико!

— Уже понял? — Суженные глаза той, что родила Витарра, так и пышут злым торжеством. — Ты сдохнешь, а я… когда истечет срок траура… я стану законной супругой лорда Виррана! Благо сына ему я УЖЕ родила. А потом рожу другого, не отравленного твоим ядом. А то говорят, что мелкий щенок бегает за тобой как собачонка…

Это все, что она успела сказать.

Хищное жало акинака выглянуло как раз промеж грудей женщины. А потом тонко, словно свинья, завизжал казначей. Но ты смотрел лишь на предсмертную маску бывшей соперницы, ставшую вдруг такой юной и чарующей. Губы ее дрогнули… приоткрылись, пропуская ленивую струйку крови. И уже мертвая красавица тряпичной куклой осела на каменные плиты подземелья.

— Папа!.. папа… папочка!.. — родные руки сына обняли тебя, пытаясь развязать жестоко стянутые веревки.

— Он за тобой увязался… удрал от нянек! — Вирр словно гнилые нитки разорвал путы и укутал тебя в тепло своего тела. — Сейчас, милый мой!.. хороший!.. сейчас…

Он едва ли не бегом бросился прочь из подвала, и ты лишь мельком увидел мертвого прислужника на лестнице. Того, кто тебя оглушил.

Наверху толпились перепуганные слуги, солдаты, придворные.

— Убью любого, если еще раз подобное повторится! — Рык мужа разнесся по всему замку. — Уничтожу вместе с родом! Стража! Вырезать семью этой суки!..

— Государь!.. — кто-то из советников попытался вякнуть. Но Виррана лучше было сейчас не трогать.

— МНЕ САМОМУ ЭТО ВЫПОЛНЯТЬ?! — В полную силу загремел его голос. — Род Золотого Манула отныне считать прерванным! Его владения отходят моему сыну. А тех из Манулов, кто не поспешит убраться до ночи в изгнание, я лично в камень вобью!

…В спальне, осмотрев и перевязав раны, Вирр вознамерился оставить тебя отдыхать. Но ты сам поймал его руки, удерживая.

— Нет… — твой взгляд зажигает ответный огонь в любимых глазах. — Мне надо… будь со мной! Хочу чувствовать себя живым!..

…Склонившись над Иром, что соблазнительно раскинулся на золотистых простынях, Габраэл бережно и осторожно, почти трепетно скользил ладонями по его телу. Тот с удовольствием подставлялся под жаркие ласки. И король буквально тонул в любви к своему избраннику.