– Хан, ты живой, слава богу. Мы их сейчас на куски порубаем! – и указал мечом на личную тысячу Батухана.

– Погодь, воевода, зачем лишние жертвы, с ними мои гвардейцы разберутся.

Монголы держались стойко, мужественные ребята, но карабинам гвардейцев им противопоставить было нечего. Залп, второй – пошла отчаянная рубка. Я ворвался во вражеские ряды на тигре, стреляя из пистолета. Сражение в моем сознании распалось на отдельные фрагменты – вот вздыбленная лошадь молотит передними копытами в опасной близости от нас. Сынок, не останавливаясь, ударом лапы смахивает монгольскую лошадку вместе с всадником. Уворачиваясь от копья, стреляю монголу в грудь, замечаю, слева на воеводу насели трое. Поворачиваю тигра, монголы увлеклись и меня не видят, стреляю – один падает. Дальше щелчок, затворная рамка в крайнем положении – кончилась обойма. Саблю из ножен, получи. Голова монгола летит с плеч, а тело, не замечая отсутствия самой важной части организма, продолжает махать саблей. Егорий завалил третьего противника, прорубив ему бок. Всадник без головы отвоевался – падает на шею коня.

– Спасибо, хан, выручил.

– Да ладно.

– Ты чего вперед своих дружинников прешься? Не подставляйся зря, – и мы с Сынком рванули вперед.

Наше появление произвело на врага шокирующее впечатление, некоторые, спрыгнув с коней, упали на колени. Прорвавшись сквозь строй охранной тысячи, добрался до главного приза. Батухан сидел на вороном коне в полном боевом доспехе. Он казался внешне спокойным, и только бегающие зеленые глаза выдавали его волнение. Неприятный оскал исказил его лицо:

– Ты осмелился встать на моем пути, русич, ты умрешь.

Он неуловимым движением сунул руку за пазуху халата и стал вытаскивать пистолет. Ай да Батый, позаимствовалтаки у янкесов игрушку. Ему казалось что он достает пистолет очень быстро, тренировался, поди, сердешный. Для меня всего лишь замедленное кино. Соскочил с тигра, в несколько шагов достиг главного плохиша и вырвал у него оружие из рук. Не мудрствуя лукаво, сдернул с Батыя за ногу с лошади. Достал саблю и от души врезал по шее чингизида. Голова Батухана хлопала глазами, отделенная от туловища. Сынок в один прыжок оказался рядом, шлепнул его по боку: падай. Боевой режим кончился, башка монгола отлетела в сторону, из шеи ударил небольшой фонтанчик крови, и тело завалилось на землю. На шее у трупа чтото блеснуло. Интересно, надо глянуть. Я снял золотую цепь с замшевым мешочком.

– Он, никак, горсть земли родной Монголии с собой таскал? Не тот психотип.

Раскрыл мешочек и ничего не понял. Потом разберусь, в спокойной обстановке. Я обнял тигра за голову и сказал:

– Мы сделали их, Сынок, ты молодец.

Тигр в ответ коротко рявкнул и лизнул меня в лицо. Я достал портативную рацию:

– Ильяс, как твои дела?

– Нормально, хан, идем вперед.

– Хорошо, продолжайте.

Шум битвы перемещался к Волге. Монголы в плен сдавались, да их никто не брал – наши воины знали, убить нужно всех. Такую нехитрую установку войска получили перед сражением. Я зашел в шитый золотом большой шатер. В укромном месте стояли четыре больших сундука и один поменьше. Не иначе, казна Батыя. Весьма кстати – пойдет на помощь семьям погибших и на пенсион увечным воинам. Половину подоспевшей охраны оставил сторожить казну. Битва распалась на отдельные хаотичные схватки, трещали карабины, гдето тявкали пулеметы. Орда агонизировала, полный писец.

– Гвардия, вперед! – я махнул саблей в сторону Волги.

Тысяча гвардейцев и неполный полк русичей с ревом полетели в последнюю атаку. Монголы дрогнули и побежали – их рубили на скаку, стреляли из карабинов, топтали лошадьми… и вот берег. Несколько десятков конных монголов, бросились вплавь. В сторону беглецов прошлась одна пулеметная очередь, другая.

– Немедленно прекратить стрельбу.

Гонцы помчались по берегу Волги. Подскочил Егорий – воевода русской дружины:

– Светлый хан, уйдут ведь нехристи, добить надобно.

– Экий ты кровожадный, – усмехнулся я. – А кто на родину, в Монголию радостную весть доставит?

Воевода только рот открыл, а когда дошло, заржал во всю глотку. На ту сторону реки перебралось не больше трех десятков конников.

– Сынок, теперь давай помоемся.

Лапы тигра были красными от вражьей крови, да и белая в полоску шкура приобрела розовый цвет. Загнав его в воду, стал с песочком отмывать, потом занялся собой и только сейчас заметил порез на правой щеке. Когда и где получил – не помнил. На бережок высыпало остальное войско, полезли в воду отмывать лошадей. Подскакавшему адъютанту озвучил приказ:

– Раненых немедля вывезти в лагерь. Чужих – добить. С трофеями сами воины разберутся, пригляди, чтобы русичей из дружины не обделили. Наших убитых на погребальный костер, а монголов пусть зверье жрет и глодает. Сосчитать невозвратимые потери и раненых. Выполняй.

Адъютант ускакал. Я пересел на свою лошадку, и мы всей толпой отправились в лагерь. Проследил за погрузкой сундуков из шатра на повозки. Батыева казна очень кстати – расходы предстоят немалые. В своем шатре переоделся, слуга вынес доспехи чистить, а я тщательно умылся теплой водой. Упал на овчину – заснул в падении. Проснулся рано, с первыми лучами солнца. Слуга с заспанной рожей подал обильный завтрак. Ел за троих – много энергии потратил вчера. Пора заниматься делами, и первое – раненые. Зашел к Семену, на него потратил не больше пяти минут – рана не глубокая, ничего опасного. Под навесами лежали раненые воины, в первую очередь лечил самых тяжелых. После сотни и у меня стали подкашиваться ноги – все, перерыв. Обильный обед и два часа сна. До вечера удалось излечить сто десять увеченных. Три дня работал на износ, под вечер упали шторки, все.

* * *

Спал сутки, приходя в себя. Проснувшись, съел поросенка и жареного гуся, одним махом. Пришедшие соратники потребовали прекратить издевательство над собой и грудью встали, не допуская к раненым.

– Так нельзя, Владимир, ты сгоришь, как свечка. Тебя на всех не хватит.

Карчи помолчал и добавил:

– Что я скажу Марьяше?

Его поддержал Семен:

– Он прав на все сто, ты нам нужен живой и здоровый.

В их словах был резон, и я после некоторого препирательства сдался:

– Карчи, всех лекарей к раненым. А где мой Василий?

Тот появился в шатре моментально: знал, что меня интересует в первую очередь – наши потери. Полегла почти половина войска – ранен каждый третий. Большую цену мы заплатили за победу. Василий озвучил печальные цифры. Тумен половцев и два ногайских погибли полностью, из двух булгарских туменов уцелел один. Легко отделались башкиры, у них потери составили пять тысяч четыреста семьдесят человек. Моя гвардия потеряла пятьсот двадцать три бойца. Меньше всех пострадала дружина Егория Окорота – сто семьдесят четыре воина. Четыре тумена с половиной – сорок шесть тысяч воинов пали в битве, но их гибель не была напрасной. Значение победы очень велико, хотя мало кто сейчас понимает и осознает данный факт. Основную задачу я выполнил, первую часть, так сказать. Осталось претворить в жизнь вторую половину – создание Российского государства. Замахнулся я однако – по Сеньке ли шапка, я не имею ввиду Скуратова.

Ладно, возникающие проблемы будем решать по ходу пьесы. Выпроводив всех из шатра, решил осмотреть содержимое трофейных сундуков. Два сундука заполнены доверху золотыми монетами разных стран, в двух других – золотые ювелирные украшения с драгоценными каменьями. Алмазы, рубины, изумруды и жемчуг – в малом сундуке.

– Василий, зайди. Всю трофейную казну пересчитать, сделать опись и опечатать. Сундуки – в соседний шатер, под усиленную охрану, для счета найди надежных людей. Стоять будем не меньше трех дней. Погодь, не беги. Распорядись привезти на повозках те шестьдесят пулеметов, что забирали у меня.

– Сделаю, Светлый хан.

Я поймал его за полу кафтана.

– Цыть, ты торопыга, выслушай до конца. Пулеметы пусть выгрузят вечером вон в том леске, – я показал направление. – Да чтобы не задерживались там, выгрузили, и назад. Поставь двух гвардейцев из охраны, следить за порядком. После выгрузки всех стволов охрану снять.