Сашка задержался в Киеве на три месяца. По приказу князя Владимира, лучшие спецы из Кузнецкой слободы работали по изготовлению кремневых пищалей и пистолетов.

   В одном из монастырей монахи осваивали производство пороха и греческого огня, кроме того, Сашка обучал сотню молодых дружинников огненному бою, с другой сотней занимался по спецпрограмме. Готовил из них пластунов - некий спецназ в местном варианте.

   В трех кузнях стали лить пушки, причем первым делом полковые шестидесятимиллиметровые на колесах.

   С грехом пополам сделали пятнадцать орудий, после чего приступили к литью крепостных пушек. От калибра сто миллиметров и выше, устанавливаемых на платформах. Пушки пушками, а без обученных людей они просто металлолом. И здесь пришлось крутиться Сашке - готовить пушечные наряды, канониров, для чего оборудовали специальный полигон близ города.

   Народонаселение постепенно привыкло к артиллерийским и пищальным выстрелам. Сашка, вконец измотавшийся, не успевал прокалывать дырки на брючном ремне.

   В начале декабря, встретившись в малой трапезной с великим князем за чаркой вина, огорошил последнего:

   - Все, князь Владимир, ухожу, меня дома заждались.

   Князь Владимир пробовал уговаривать остаться, но потом понял - без толку и на следующий день на прощание закатил пир в честь уважаемого князя Пожарского. На пиру киевский правитель одарил Сашку бобровой шубой и княжьей шапкой с драгоценными камнями. Кроме того, полным облачением дружинника и позолоченными латами с красивым шлемом с полумаской, а также поясом с золотой пряжкой, да на нем кинжал и сабля восточной работы. Напоследок слуги внесли сундучок, покрытый алым корзном - княжеским плащом.

   -- А то твой шибко пообтрепался, - заметил князь Владимир.

   В сундучке оказалось пятьсот златников - первые золотые монеты, отлитые на Киевской Руси. Золото в те времена было в большом дефиците.

   Хорошо посидели, вино и меды лились рекой. На душе у Сашки благостно - скоро будет дома, наконец-то увидит жену, тетушку, Лань с Наставниками. Жаль, что Вёсну с собой нельзя взять. Во-первых, она вряд ли адаптируется в XXI веке, а во-вторых, две жены одновременно и в одном месте, нет уж, спасибо, не нужно катаклизмов.

   Слава Богу, с Вёсной все устаканилось - она официально княжна и владеет Турово-Пинским княжеством.

   Утро на подъем выдалось на редкость тяжелым, похмельным, правая рука наткнулась на что-то теплое и упругое. В полутьме спальни Сашка разглядел обнаженную девушку весьма приятных форм. Проснувшаяся красотка тут же жарко задышала, пытаясь завладеть его блуднем.

   - Погодь, не замай, подай чего попить.

   Девчонка хихикнула и тотчас принесла ковш холодного квасу на бруснике. Сашка глотал чудный напиток, искоса поглядывая на прелестницу - хороша чертовка. Придя в себя, обнял девушку за бедра.

   - Вот теперь можно.

   Утро окрасилось совсем другим цветом.

   Сашку провожали две сотни дружинников - те, кого он натаскивал. Сам он ехал в повозке, на коне вряд ли бы смог. Отдалившись от Киева километров за двадцать, приказал остановиться и тепло попрощался с молодыми воинами. К их удивлению, и повозку отправил с ними, объяснив невнятно, что у него теперь другой транспорт.

   Подождав, когда воинство скроется с глаз, вытащил хронопередатчик и нажал заветную кнопку.

....

   Вспышка, несколько секунд неприятных ощущений -- и в ушах возник гул проходящей электрички. Поднявшись с травы, Сашка быстро переоделся - современная одежда лежала в рюкзаке. Все дары великого князя он сложил в большой сундук и отправил Вёсне - себе оставил десяток златников на сувениры домашним.

   В воздухе знакомо пахло железом, креозотом и выхлопными газами.

   Из всей одежды оставил на память шелковую рубаху с золотой застежкой - остальное свернул и вместе с сапогами положил под ближайший куст.

   Меч Святогора, закутанный в холстину и выглядывающий из рюкзака, не привлекал особого внимания. Сашка пытался позвонить по мобильнику Ивану Степановичу -- не получилось. Придется добираться до Киева -- и он пошел вдоль железнодорожного полотна к видневшейся станции.

   Через полчаса ехал в обшарпанной электричке, радуясь возвращению домой, в своей родной XXI век.

   На следующей остановке в вагон ввалилась компания галдящих отморозков, сходу начавших докапываться до пассажиров. Глядя на них, Пожарский подумал:

   - Неистребима порода тупых уродов что в прошлом, что в настоящем.

   Терпеть такое хамство нельзя. Сашка в две секунды вырубил хулиганов, затем, по его просьбе, два дюжих мужика на ходу открыли дверь в тамбуре, а он выкинул гоп-компанию под откос. Мужики ошалело спросили:

   - А коль убьются?

   - Да и хрен с ними, значит, планида у них такая, - беспечно махнул рукой Сашка. - Воздух чище станет.

   Народ поддакнул:

   - Это точно.

   Выйдя на Центральном вокзале, Сашка поплелся на стоянку такси. Интересное дело, с Древней Руси уходил зимой, а здесь лето.

   - Так, посмотрим местную прессу, тьфу, черт, все на украинском. Хорошо, цифры не поддаются хохлятской мове. Ага, девятое июня 2007 год - здесь прошло шесть дней, а там -- почти полтора года.

   Позвонив с вокзала Мастеру в Москву, договорился с ним о завтрашней встрече, здесь, у касс-автоматов.

   В гостиницу Пожарский решил не соваться - перед хронопереходом допустил прокол -- вместо загранпаспорта сунул в карман обычный общероссийский. Придется на сутки стать заложником частного сектора.

   Рядом с местом стоянки такси волновалась толпа бабулек с плакатиками "сдаю хату". Взяв такси и усадив в него хозяйку -- шуструю старушку в цветастом сарафане и кроссовках Nike, поехали на Бессарабку.

   Говорливую бабульку звали Агриппина Петровна, и сдавала она половину дома, забавно говоря на смеси русского и украинского языка. Впрочем, безвредная болтовня была, пожалуй, единственным недостатком хозяйки.

   Приехав на место, Сашка подивился скромности Агриппины Петровны - хатка представляла собой вполне приличные хоромы из желтого кирпича, спрятавшиеся среди яблонь и окруженные цветниками.

   Трое сыновей давно разъехались по белу свету, приезжают раз в год с семьями и детишками. Одного вообще занесло в Америку - проживает в городе Мейкон, штат Джорджия.

   Невзирая на Сашкины протесты, дескать, поел в ресторане, Агриппина Петровна усадила его за стол и накормила галушками со сметаной. Пока кушал, узнал последние новости рiдной Украйны. Бабуля последними словами костерила заворовавшихся политиков и националистов. Сашка вежливо поддакивал. Хозяйка сетовала:

   - На нынешнюю пензию умерла бы с голода, слава Богу, сыновья не забывают - каждый месяц высылают по четыреста-пятьсот долларов. Материально, конечно, обеспечена, а пообщаться почти не с кем, вот и пускаю периодически квартирантов.

   Отдохнув с часик, Сашка объявил радушной хозяйке о своем желании съездить на пляж - дескать, в Днепре еще не купался. Оставив задаток пятьдесят долларов и запихав в пистончик джинсов четыреста гринов, Сашка вышел на улицу.

   Доехав на "антикварном" трамвае до Крещатика, сошел и в первом же попавшемся бутике купил большущее банное полотенце, которое кинул в фирменный пакет, предложенный молоденькой продавщицей.

   Знаменитая улица, как и по всему постсоветскому пространству, оказалась забитой рекламой. Растяжки, щиты, рекламные тумбы, вывески на магазинах -- все пестрело предложениями товара со всего света, кроме России. Народный слоган:

   "Хай похилятся, да повалятся, кляты москали!". Короче: "Украйне слава!".

   Кое-где эти слоганы в виде плакатов в столице Малороссии мелькали -- и смех и грех.

   Пожарский потоптался возле огромного рекламного щита, гордости хохлов - певицы, красавицы Таисии Повалий. Внутренне облизнулся, как и всякий нормальный мужик, затем сел на попутную маршрутку, едущую в сторону одного из пляжей Киева. Погода благоприятствовала водным и воздушным процедурам, по-настоящему летнее солнце пригревало в меру, без той удушливо-влажной жары, охватывающей в последнее время Европу.