— Послушай! — с угрозой прорычал Томми. — Ты и понятия не имела о твоих предыдущих жизнях, пока я не подсказал тебе. Я сам написал книгу, я сам заработал эти деньга. Ты не написала ни строчки. Ты жила припеваючи, вдоволь имела наркотиков, пока мы разъезжали по отелям, я вырвал тебя из твоей свинской конуры в твоем задрипанном городишке.
— Да, но…
— Слушай, лучше бери двадцатку, пока не поздно, и заткнись. Мое терпение уже на исходе. Мне надоело твое нытье.
Нытье. Да, Труди опять ноет, а ведь она знает, как Томми не любит этого. Нельзя быть сварливой, надо быть веселой и счастливой, чтобы угодить Томми. Мужчины не любят ворчащих женщин.
— Томми, знаешь, побудь со мной еще несколько дней, ты увидишь, как все изменится. Все будет по высшему классу. Помнишь, как обалденно мы с тобой веселились? Помнишь, как часто мы хохотали? Неужели не помнишь?
— Мне теперь не до смеха. — Томми взял собранные чемоданы и покинул их трехкомнатную квартиру, в которой стены были отделаны под старинный глинобитный домик.
Труди схватила совершенно голую Вольную и помчалась за мужем по лестнице. На улице Томми положил чемоданы в багажник их «хонды», но не сел в машину, а пошел дальше — в парикмахерскую. Труди не отставала. Маленькая Вольная норовила вырваться у нее из рук. Что же это такое?! Что Труди им сделала? Почему все от нее хотят избавиться? Труди сжала вырывающуюся Вольную сильнее, начала караулить Томми около парикмахерской, время от времени заглядывая в окно. Зачем Томми пошел туда?
Он вышел из парикмахерской почти через час. Господи, что происходит? Неужели галлюцинации? У Томми нет ни его длинных волос, ни бороды, ни усов. Может быть, это не Томми? Это какой-то… Кто? Это чисто выбритый бизнесмен.
— Томми! — окликнула она его.
Но он уже не обращал на нее внимания. Он вернулся к «хонде», сел, завел мотор. Труди встала за машиной. Пусть задавит. Наплевать. Просто так Труди не отдаст свою любовь. Но Томми не стал отъезжать назад, чтобы развернуться. Он сразу поехал вперед. Через несколько минут Томми Паттерсон с его отрицательно заряженной аурой был далеко-далеко.
Ночью Труди не принимала ни наркотических таблеток, ни ликера, ни даже марихуаны, ни мескаля. Труди рыдала по ушедшему мужу. Она осталась одна с маленькой Вольной, и не у кого было просить помощи. Не осталось ни одного друга.
Куда они все подевались? Раньше, до Томми, у нее был миллион друзей. Сюда, в Таос, Труди прибыла после года, проведенного в художественном училище, когда деньги подошли к концу. Прибыла именно сюда, потому что о Таосе наслышалась много хорошего — все хвалили этот замечательный город. Мол, тут есть все: и работа, и наркотики, но главное — есть туристы. В этом городе гончарным ремеслом можно зарабатывать деньги.
И в самом деле, Труди здесь устроилась благополучно. Даже с семьей отношения немного улучшились. Вначале друг Труди фотографировал ее и продавал снимки на площади. Потом Труди стала появляться на телевидении, и мать пришла в неописуемый восторг — ее дочь стала телезвездой, а соседки завидуют! Прошли те времена, когда в Ист-Диабло о Труди даже не упоминали из-за ее… — как бы это помягче выразиться — из-за ее маленьких ошибок, вследствие которых наступила несколько преждевременная беременность.
Недоволен был только ее отец. Для него Труди так по-прежнему и оставалась всего лишь наказанием Божьим. Когда Труди приехала домой, чтобы справить свадьбу, брат рассказал ей, что отец считает, что ее бредни о том, будто она живет третью жизнь, являются святотатством и богохульством, ибо Господь не учил этому. Ну что с отца взять, в Ист-Диабло весь народ такой богобоязненный.
Впрочем, Труди тоже трепетала пред Господом. Она боялась его потому, что он однажды жестоко покарал ее, сделал ее отверженной и презираемой в школе. Но что та кара по сравнению с нынешней, с этой ужасной утратой любви!
Господи! Где твое милосердие?! Так Труди хотела молиться Господу, но поняла, что он глух к ее мольбам. Ох, как страшны его кары!
Или, может быть, Бог здесь ни при чем, а Труди сама ошиблась? Но ведь в кооперативе «Рыжий бык», где у Труди много друзей, никто не говорил, что Томми плохой. Впрочем, а почему они должны были думать вместо Труди, вмешиваться в ее личную жизнь? Каждый должен жить своей головой, каждый крутится так, как умеет. В кооперативе все так считают. Кроме того, Томми всем нравился. Один из старших членов «Рыжего быка» однажды очень хорошо отозвался о Томми. Правда, позже в кооперативе начали говорить о Томми хуже, но это было, наверное, связано со статьей в журнале «Искусство в фокусе», в которой Томми на примере кооператива «Рыжий бык» рассуждал о различиях между искусством и ремесленничеством. Для Томми всегда была важна истина.
Но истина отдалила от Труди друзей. А потом вышла эта мозгодробительная книга, в которой Томми подробно описывал приключения души Труди в ее прошлых жизнях. После этого одна из женщин сказала ей напрямую: «Он использует тебя, Труди. У тебя не было трех жизней. Жизнь у тебя только одна. Поберегись, чтобы он не испортил ее тебе». Но в то время никто, кроме Труди, не понимал Томми. Она защищала его перед всеми. И вот награда за это — она брошена, она осталась одна, без единого друга.
— Мама, хочу есть, — заплакала Вольная.
Труди очнулась от дум, выглянула в окно. Уже, оказывается, наступило утро.
— Хочу есть, мама! — громче потребовала Вольная.
Но сама Труди не чувствовала голода, поэтому легла на соломенную циновку, на которой еще недавно так счастливо проводила время с Томми, и провалилась в сон.
Начался бред, галлюцинации перемешались с реальностью. Чудились какие-то люди в униформе, которые о чем-то спрашивали. Кажется, спрашивали о девочке, которая родилась в Таосе и которая сделает их всех вольными. Вольными? Вольная, это ее дочь, она порой тормошила Труди, заглядывала ей в глаза. Что здесь делает Вольная?
— Миссис Шурфут, миссис Шурфут, — послышался чей-то голос.
Кто-то сильно встряхивал ее, пытаясь привести в чувство. Кто это проник в квартиру? Труди открыла глаза. Перед ней стояла негритянка.
— Вы миссис Шурфут? — спросила она.
— Я Хэлли, то есть Паттерсон, — ответила Труди. Как же она забыла? Ведь Хэлли это ее девичья фамилия, а потом она вышла замуж за Томми. Да, точно, вышла замуж. Томми не требовал развода, значит, он, наверное, все еще любит ее! Труди воспрянула духом. Томми вернется! Труди села, заулыбалась.
— Извините, но ваши соседи сказали мне, что вас зовут Труди Шурфут.
— Это, понимаете, мое прозвище, так меня называли в прошлой жизни. Тогда, в первой жизни, я была Возносящейся Шурфут.
— Я миссис Долан из организации «Государственное бюро гуманитарной помощи», — четко и медленно произнесла негритянка.
— А, это хорошо, гуманитарная помощь.
— У вас есть дочь.
— Да. Вольная.
— Не понимаю.
— Вольная. Так ее зовут.
— Понятно, Вольная. — Миссис Долан достала карточку, заглянула в нее — Ваши соседи говорят, что вы не присматриваете за своей дочерью.
— Ой, нет, что вы! Это неправда.
— Они говорят, что они сами кормят ее, купают, оставляют у себя ночевать. Потому что вы, как мне сказали, почти всегда находитесь в невменяемом состоянии.
— Но я в последнее время не принимала наркотиков.
— Я не собираюсь обвинять вас в наркомании, миссис…
— Дело в том, что я действительно совсем не принимала наркотиков, поэтому и не могу соображать как следует. Я слишком привыкла к наркотикам, я не могу без них. — Труди невинно улыбнулась общественной работнице, но ответной улыбки не дождалась.
— Миссис Шурфут, вы должны понять, что ребенка нельзя оставлять без присмотра. Вашей девочке, наверно, не больше трех лет.
— Да, ей нет еще трех. Но разве она без присмотра? О ней заботятся соседи.
— Вы замужем?
— Да, конечно. За Томми Паттерсоном. Он писатель. Вы наверняка слышали о нем.
— Нет, извините, не слышала.