А Клюев же вместе с Бирюковым решил, про себя, что у полковника психика немного... того. Глядя на профессиональных революционеров типа Валерии Новодворской в России, Звиада Гамсахурдии в Грузии или украинца Степана Хмары, поневоле начинаешь думать о том, что, может быть, маниакальная страсть к ежеминутному и повсеместному восстановлению справедливости и есть не просто своеобразие личности, а явная ее, личности, деформация. Вот и Урванцев, «выдающийся залупежник», борцом за справедливость стал из-за несколько... хм... странного видения этого мира.

— Вы наверняка не возьмете в толк, при чем здесь траншеи и ходы сообщений, — Урванцев улыбнулся в усы. — А вот представьте себе, что под этим зданием или в непосредственной от него близости существует под землей множество туннелей, пещер. Я, собственно, в этом деле полнейший профан, но как раз сегодня к нам припожаловал один очень интересный человек. Своего рода «столичный спелеолог», то есть, выражаясь более определенно — спелеолог, специализирующийся исключительно на Москве. Вот он-то и предложил нам воспользоваться некоторыми подземными ходами, имеющимися в районе Белого дома. Ну, как вам? Что обычно приезжие смотрят в Москве? В последние год-два разпе что приоритеты поменялись, сейчас норовят попасть на какую-нибудь дешевую барахолку или в ресторан, где девки с обнаженными гениталиями пляшут, как когда-то в закусочных «Макдоналдса» часами выстаивали. А вот предоставляется возможность участвовать — или очень близко их наблюдать — в событиях, связанных с борьбой за Конституцию. Кстати, вы обратили внимание на табличку на двери помещения, в котором мы сейчас находимся?

— Зал заседаний Конституционной комиссии, — от Клюева, конечно, никакие детали не укрывались, он все подмечал, все запоминал.

— Вот-вот, — одобрительным тоном произнес Урванцев. — Итак, вы готовы участвовать в увлекательном и опасном предприятии?

— Вы имеете в виду разведку катакомб? — спросил Бирюков.

— Именно.

— Но мы не очень-то удачно для подобного дела экипированы, — заметил Клюев.

— Ну-у, уж этот вопрос мы запросто решим, — Урванцев энергично потер руки. — У вас, насколько я понимаю, размер обуви сорок три по старой системе? — это относилось к Клюеву.

Клюев кивнул.

— У меня сорок четыре, — сказал Бирюков. — Если речь идет о сапогах или армейских ботинках, то, собственно, на размеp больше.

— О них, родимых, о сапогах речь идет, — весело сказал Урванцев и повел их к лифту.

Они спустились в полуподвал, где высилась груды сапог, связанных в пары шпагатом за ушки, и почти до середины высоты помещения лежали тюки с одеждой.

Комбинезоны защитного цвета Клюев с Бирюковым натянули поверх одежды, сбросив только куртки и переобувшись в армейские сапоги.

Потом они опять поднялись наверх, прошли в комнату заседаний комиссии, так и не решившей вопрос с Конституцией. Урванцев кого-то вызвонил, спрятал куртки и обувь Бирюкова и Клюева в сейф («А ля герр ком а ля герр — народ разный шастает»), и они спустились на два этажа ниже.

Здесь Урванцев отдал распоряжение здоровенному детине с капитанскими звездочками на несерьезных «камуфляжных» погончиках:

— Коля, обеспечь наших новых товарищей.

Детина обеспечил товарищей АКСами с откидными прикладами с двумя запасными рожками к каждому автомату. Еще Урванцев раздобыл три карманных фонарика, три подсумка, три каски, обтянутых маскировочной сеткой.

— Ну, теперь хоть до центра Земли, — бесшабашно сказал он.

Еще раз позвонив и велев какому-то Щеголеву с проводником дожидаться их внизу, Урванцев повел Клюева с Бирюковым на «экскурсию по подземной Москве», как он выразился.

А внизу их ждала пятерка экипированных таким же образом «экскурсантов», то есть, тоже в касках и с автоматами, и проводник.

Проводник, неопределенного возраста мужчина, внешности аскетичной, с впавшими темными глазами на лице цвета луковой шелухи, заросший густейшей русой кудрявящейся бородой, был одет в ветровку и спортивные брюки и обут в высокие резиновые сапоги с отворотами — ни дать, ни взять, на рыбалку собрался или грибы собирать.

Выйдя из здания с той стороны, что смотрела на Рочдельскую улицу, проводник уверенно направился к колодцу с открытым люком. Он стал спускаться в колодец, за ним последовал Урванцев, потом четверо из пятерки разведчиков, потом Бирюков с Клюевым, а замыкал цепочку старший группы Щеголев.

Стена колодца в самом низу оказалась разобранной, в образовавшуюся дыру можно было пролезть либо на четвереньках, либо присев на корточки и сильно пригнув голову. Ясно было, что здесь велись подготовительные работы, землю куда-то убрали, только кирпичи, вытянутые из низа стенки, аккуратно сложенные.

Кротовый ход протянулся метров на десять, не меньше, ширина его составляла около метра, высота — метр двадцать-метр тридцать сантиметров. Конечно, за одну ночь, прошедшую со времени оглашения Указа № 1400, вынуть несколько кубометров земли было невозможно. Поэтому заявление Урванцева о том, что проводник к ним припожаловал только сегодня, выглядело, мягко говоря, не соответствующим истине.

Лаз выходил в верхнюю часть достаточно просторного

туннеля, по которому можно было идти, почти не сгибаясь и расставив локти в стороны. То есть, два человека, идущие навстречу друг другу, запросто могли бы разминуться.

Кто и когда построил этот туннель? Ведь его пол отстоял от поверхности земли не более чем на пять метров, он обладал достаточной шириной для того, чтобы тяжесть построенных сверху современных зданий давно уже обрушила его потолок, в результате чего все пространство туннеля было бы завалено.

Бирюков скользнул лучом фонарика по потолку и обнаружил, что потолок выложен из кирпича в форме свода. Все гениальное, конечно, просто, но ведь свод легче выкладывать, вставляя кирпичи сверху, а тут сверху была твердь, кирпичи вставлялись сбоку, как бы с торца возводимого свода, по оси туннеля. Любящий поломать голову над тем, почему и каким образом что-то не разрушается, движется или движет, Бирюков мог чувствовать себя удовлетворенным — он сразу дотумкал, по какому принципу делалась кладка.

Но ведь эти кирпичи надо было еще затащить сюда, доставить каким-то образом раствор, не говоря уже о том, что надо было выносить вынутый грунт. Что и говорить, у людей хватало времени и энергии для созидания. Кто были эти люди, и когда возводилась кладка?

Чувствовалось, что воздух здесь затхлый, спертый. Бирюков несколько раз в своей жизни спускался в угольную шахту — здесь все ощущения были схожими. Постоянно хотелось раскрыть рот, подобно рыбе. Уже через несколько минут пребывания здесь охватывала сонливость — верный признак недостатка кислорода в организме.

— Вот... параллельно Калининскому... — обрывками доносились фразы. Очевидно, проводник объяснял. — Да, на СЭВ бывший, на мэрию... Конюшковская сверху.

Ага, мир тесен: Кирилл Беклемишев как раз охраняет банк, который тоже располагается в здании СЭВа, в «раскрытой книге». А номер своего служебного телефона Беклемишев им не сообщил. Теперь жди с моря погоды — пытайся улучить момент, когда опричники не будут «пасти» квартиру Кирилла. Вещички кое-какие там все-таки остались. Ладно, не в ентом дело, как говаривал один персонаж, хрен с ними, с вещичками. А вот чем закончится противостояние властей? Что будет во всей стране? Что будет в Южнороссийске? Урюпинске? Наташка — старая задница, надо будет при случае напомнить ей про эту подковырку насчет Урюпинска.

Но брательник у нее — орел. Это называется — смелость и решительность, быстрота и натиск. Он и «Защиту» организует, он и в ВС комиссии разные создает, он и против всего армейского генералитета выступает, он и под землей ходы-выходы разведывает...

Интересное дело — он, Бирюков, столько лет прожил в свое время в Москве, а ни разу не слыхал тогда про Москву подземную. Другие, значит, были интересы — у него и у всех остальных...

Размышления Бирюкова прервались, так как он внезапно ощутил, что стены и потолок вроде бы ушли куда-то. И звуки шагов звучали уже не так, как прежде.