Мы видим, что загадочную, как бы двойную, Новую Землю искали и со стороны Мезени и с колымской стороны.

Дежнев между тем находился ближе всех к искомой «земле», о которой существовали столь смутные и разноречивые догадки.

В 1652 году он открыл на анадырском поморье знаменитую моржовую каменистую отмель — Анадырскую коргу или Русскую кошку. Высокий и длинный мыс Геек тянулся к устью Анадыря от Катырги-реки. Этот мыс заканчивался отмелью, уходившей далеко в море.

Сюда много раз плавал Дежнев. Однажды он составил чертеж этих мест — от вершин Анадыря до его устья и «до той корги, где вылегает зверь». Таким образом, это была первая русская карта части сибирского побережья Берингова моря. Но чертеж Дежнева до нас не дошел.

В 1652 году в Стокгольме узнали, что московское правительство готовит поход в Америку и Даурию.

Шведский торговый комиссар Иоганн де Родес, прибыв в 1650 году в Москву уже во второй раз, стал усиленно собирать различные данные о русской торговле и торговых путях. Старый знакомый Делагарди, он внимательно изучал Архангельск, радуясь тому, что англичане грозятся «предпринять что-то неприязненное для Архангельска».

Де Родес постарался сблизиться с людьми, знающими Север и Сибирь. В числе их мы видим Василия Шорина и Василия Шпилькина.

Шведский «комиссар» держал в поле зрения также и ливонского перекрещенца, якутского воеводу Дмитрия Францбекова (Фаренсбаха), когда-то бывавшего в Стокгольме. Де Родес сообщал, что Францбеков прислал в Москву образцы дорогих руд с Амура, и вообще не забывал о Францбекове, когда писал свои донесения в Стокгольм. Соболиную торговлю де Родес тоже знал. Он даже проследил путь сибирского соболя до самого дворца турецкого султана и заявил, что султан обивает собольими шкурами стены своих покоев.

Между прочим, де Родес занимался и выяснением личности Жана де Грона, подававшего записку о корабельном ходе в Китай. Ему показалась подозрительной та навязчивость, с которой француз де Грон приставал к русским с просьбой о немедленном крещении. Шведский комиссар уверял, что французский выходец после того, как выкрестится и войдет в доверие, вызовет «сильное смятение» на Руси.

Но московиты сами раскусили «доктора теологии» и, окунув Жана де Грона в крещенскую прорубь, послали его под начал в астраханский монастырь, чтобы он там «усердно молился» за благоденствие Руси.

Сборы в Америку

Мечтая о падении Архангельска и уничтожении беломорской торговли, де Родес однажды написал в одном из своих донесений шведской королеве Христине следующее:

«Тогда же уехали по Волге на нескольких больших лодках 2000 стрельцов, которые должны [отправиться] в Казань и, как полагают, они посланы в Сибирь для подкрепления его войск. Идет также слух, что решились отправить туда несколько чужестранных офицеров для их предполагаемого путешествия в Америку (America) и чтобы продолжать полное овладение страной, открытой упомянутым Францбековым»

[157]

.

Как видно, де Родес твердо разграничивал понятия и говорил об Америке, а потом уже о Даурии. Он писал, что начальником похода через Сибирь на Дальний Восток был назначен князь Лобанов. Это Иван Лобанов-Ростовский, просвещенный наместник рязанский, впоследствии ездивший послом к персидскому шаху и представлявший Русь на Виленском конгрессе в 1656 году.

Поход в Америку со стороны Сибири и огромная экспедиция на Амур были затеяны в тот год, когда люди Василия Шорина пошли было в Индию, а в Китай с посольскими полномочиями отправились сибирский сын боярский Петр Ярыжкин и тобольский бухарец Сеткун Алблин.

О том, что поход к Тихому океану из глубины Сибири действительно готовился, мы узнаем из некоторых бумаг Сибирского приказа.

Так, енисейский воевода Афанасий Пашков, притеснитель протопопа Аввакума, вместе с сыном Еремеем Пашковым получили золотые отличия за быструю и хорошую постройку судов — двухсот двух дощаников для «даурского похода». Их долгое время держали в готовности, и в 1657 году более двухсот служилых людей охраняли суда от ледохода. Этот флот мог вместить не менее трех тысяч человек. Строился он действительно «под окольничего и воеводу князя И. И. Лобанова-Ростовского»

[158]

.

Для большого выхода на тихоокеанскую окраину был избран новый, только что открытый Петром Бекетовым путь, правда с неизбежным волоком, связывавший Енисей с Шилкой.

Нет ничего удивительного, что московские космографы уже тогда высказали догадку о близости Америки к Северо-Восточной Сибири.

Русские, осваивая Амур, Охотское побережье, Анадырь, хотели подробно выяснить границы своих новых владений на морской окраине.

Война с Польшей заставила, по-видимому, отложить решение этой величественной задачи. Но остальное шло своим чередом. Московский живописец составил «Чертеж Индейского и иных государств»; Петр Бекетов посетил «Кунтуцина-царевича» в Монголии и описал литых идолов, которым тот поклонялся; четыре казака, предводимые Третьяком Чечигиным, пошли искать Южный Китай, богатый, как они слышали из уст обитателя «Никанского царства», алмазами, атласами и жемчугом, но были убиты в пути.

На «Большое море акиян» прибыл Андрей Булыгин, чтобы поднять походное знамя над башней острога на Охоте-реке. Построили острог и при устье Тугура, напротив Шантарских островов.

Исчезновение Павла Заварзы

В 1653 году Семен Дежнев решил отправить с Анадыря в Якутск соболей и «рыбий зуб» морем. Корабли должны были вновь пройти пролив, миновать острова «зубатых людей» и Каменный нос. Но осмотрительный открыватель не захотел рисковать жизнью людей и богатым грузом. Он узнал от поморян-туземцев, что лед от берегов относит далеко не каждый год. На «Большом море», как он сам хорошо знал, кипят «великие сулои» — полосы стремительных течений у мысов.

Труд Дежнева, прилежно собиравшего подобные сведения, — начало изучения русскими людьми пути через пролив между Чукоткой и Аляской.

Через два года «Большое море» отняло у Дежнева пятнадцать человек. Юшка Селиверстов, который к тому времени появился в дежневском острожке на Анадыре, послал на Русскую кошку работавших на него промышленников.

Начальником над ними был Павел Кокоулин Заварза, охочий человек из беглых 1647 года, сидевший на Анадыре у письменных дел.

Он не мог нарадоваться хорошему промыслу. Нагрузив коч почти доверху моржовыми клыками, Заварза собирался в обратный путь. Но с океана пришла жестокая буря. Корабль лишился якоря, и его подхватило и унесло в бугристую морскую пустыню. С тех пор о Кокоулине Заварзе и его товарищах не было никаких вестей.

Какая судьба постигла этих мореходов на рубеже Азии и Америки?

Дежневцы решили про себя, что Кокоулин и его спутники «изгибли безвестно». Судя по описанию Юрия Селиверстова, пропавший корабль был один из двух кочиков в пять саженей длиною, снабженный снастями из ремней. Его строили на Анадыре.

У Семена Дежнева тогда были свежи впечатления от встречи с его былой спутницей по плаванию с Колымы на Анадырь. За год до безвестного исчезновения Кокоулина Заварзы Дежнев «отгромил» у людей из племени кероков «якутскую бабу». Она была когда-то возлюбленной Федота Алексеева Попова-Холмогорца, вместе с которым Дежнев вошел в северные ворота пролива Аниан и побывал у островов «зубатых людей».

Осенью 1648 года Федот Попов-Холмогорец и Герасим Анкудинов навеки разлучились с Дежневым. Их «на море разнесло без вести». Коч Федота исчез уже после того, как открыватели вошли в то море, которое мы привыкли называть именем Беринга.

«Якутская баба» в 1654 году сказала Дежневу, что Федот и Герасим уцелели от великой осенней бури, но их не пощадила цинга. Те из их спутников, которые еще могли бороться за жизнь, уплыли на лодках неведомо куда.

Григорий Спасский, о котором мы уже упоминали, в 1821 году сообщил данные С. П. Крашенинникова, дополняющие рассказ якутской жены Федота Алексеева Попова-Холмогорца. Коч Федота прибило к восточному берегу Камчатки. Мореходы поставили зимовье, а летом обогнули Камчатку и достигли реки Тигиль на западном берегу полуострова. Там и застала Федота Попова смерть. Остальные его товарищи по трудному походу были побиты «иноземцами».