Пора сказать, что честь открытия островов Гвоздева в проливе между Азией и Америкой принадлежит несомненно Попову и Дежневу.

В Якутске Юрий Селиверстов подал челобитную об отпуске его на новые реки, причем предъявлял отписку Стадухина; в ней было сказано, что Юшке «морской ход за обычай».

Селиверстова отпустили в поход. Отправившись морем из устья Лены, он едва не погиб, когда буря разметала корабли и без вести пропал коч торгового человека Шаньги.

Между тем Михайло Стадухин узнал, что казаки открыли волок между Колымой и Анадырем по долине Анюя. Первым пошел туда Иван Баранов, беглый из Якутска, с тридцатью пятью промышленными. Но он заплутался в дороге, не достиг Анадыря и «плачучи» вернулся на Колыму. Неразлучные беглые казаки отправились со Стадухиным по новому пути, и он благополучно миновал «Камень».

На Анадырь пришел также отряд Семена Моторы, в котором тоже были самые знаменитые из беглых, вроде Павла Кокоулина Заварзы и Артемия Солдата. Василий Бугор был у Стадухина, но вскоре перешел к Дежневу.

Как только Стадухин очутился на Анадыре, он стал рваться в поход на «сторонние реки». Беглый казак Архип Аршин потом рассказывал, как пятьдесят стадухинцев переходили морем с Пенжины на устье Тауя, как его, Аршина, три раза ранило, как их на пути к Таую «дважды море било». Но Стадухин пришел туда и стал разведывать Охотское побережье.

К тому времени там был открыт свой Каменный нос — где-то возле реки Мотыхлей и устья реки Охоты. На этом мысу располагалось богатое моржовое лежбище. Открытие это было описано казаками, составившими своеобразный путеводитель — первую русскую лоцию Охотского моря

[153]

.

В амурском устье снова побывали русские люди. Иван Нагиба и Иван Уваров, которые разыскивали Хабарова, проплыли из Амура вдоль океанского берега к северу. Иван Баранов — тот, что плутал на диком анюйском «Камне», — оказался более счастливым во время нового путешествия. Он перевалил с Колымы через Гыданский хребет и уже не «плачучи» спустился в долину Чендона (Гижиги), столь страстно разыскиваемой землепроходцами.

В 1647 году на устье рек Охоты и Кухтуя пятидесятник Семен Шелковник поставил Охотский острог.

Дьяк Василий Шпилькин

В 1651 году на Северо-Востоке — от Анадыря и Охотского моря до Новой Земли — кипела неустанная работа.

Огромный отряд Романа Неплюева отправился на Новую Землю для поисков серебра, меди, жемчуга и самоцветов. С Неплюевым были и мезенец Фома Кыркалов, и дьяк Василий Шпилькин.

О Василии Шпилькине должен быть особый разговор. Очевидно, что тот самый Василий Григорьев Шпилькин, что в 1643 году был писцом Приказа Новой Четверти и доводился кумом известному самозванцу, вологжанину Тимошке Анкудинову, убежавшему в Польшу, а затем скитавшемуся по Турции и Западной Европе.

Тимошка побывал в Венеции, Риме, Вене, Трансильвании, Стокгольме, Ревеле, Брабанте, Лейпциге, Виттенберге и в Голштинии. О Тимошке делали особый доклад в ватиканской Конгрегации пропаганды веры.

1653 год застает Василия Шпилькина подьячим Енисейского острога. В те времена Шпилькин знал Ваську Бугра, Василия Скорую Запись и других землепроходцев.

В 1653 году Василий Шпилькин поехал в Голштинию для привоза в Москву самозванца Тимошки.

К тому времени Анкудинов, выдававший себя за сына Василия Шуйского и наследственного владетеля Северской Украины, успел побывать при дворе Христины Шведской. Надо думать, что именно в связи с этим в Швеции наблюдалось оживление в отношении русских дел. В Стокгольме образовалась компания, следившая за поисками путей к Восточному морю. Наряду с этим ходили слухи, что англичане хотят напасть на Архангельск. Был еще жив русский изменник В. Бутурлин, получивший герб шведского рыцаря, незаменимый советник по русским делам. Он тоже не сидел сложа руки.

В Готторпе, где Василий Шпилькин брал Тимошку для отправки в Москву, в то время жил Адам Олеарий, не оставивший без внимания приезд русских в Голштинию. В то время Олеарий размышлял над происхождением жителей Северной Америки и ее отношением к материку Азии

[154]

.

В. Шпилькин, только что побывавший на Новой Земле, приковал к себе внимание ученых голштинцев.

Возможно, что именно под влиянием взглядов Михаилы Стадухина о положении Новой Земли отряду Неплюева было поручено выяснить ее отношение к материку. И отважные исследователи донесли, что Новая Земля «стала за морем, к матерому берегу нигде не приткнулась».

Большинство участников похода на Новую Землю погибли там вместе с Романом Неплюевым. Но на полярный остров был обращен взор московского правительства, и оно решило построить крепость для защиты Новой Земли от посягательств со стороны иноземцев.

В 1651 году гость Василий Шорин, знаток сибирских соболей и «рыбьего зуба», сам бывавший на Яне и Индигирке и державший там постоянно приказчиков, послал двух своих людей в Индию. «Для отведыванья торгового промыслу» в страну Великого Могола отправились казанец Иван Никитин и Родион Микитин, но посланцев постигла неудача, и Шорину не удалась торговля соболями «на индейскую руку»

[155]

. Любопытно, что через год люди Василия Шорина напали на Яне и Колыме на Юрия Селиверстова и пограбили его, когда он шел «морем на остров» для добычи моржовой кости. Они вконец разорили Юшку и помешали ему совершить задуманное им открытие «острова» на восток от Колымы.

Записка Жана де Грона

В то время, когда в Приказе Большой Казны рассматривали челобитную Василия Шорина о его посланцах в Индию, царю были поданы предложения о большой морской торговле.

«А будет его величество изволит свои корабли послать в Китайское государство, в Хину, для скляношных сосудов и для мелкого жемчугу, и для золота и серебра, и для всяких разных пряных зелей, и дерева, разных красок, и для слонового зубья и для многих иных диковин», — было написано в этой пространной бумаге

[156]

.

Сочинял ее в 1651–1652 годах, не без оглядки на возможные собственные выгоды, «доктор богословия» Жан де Грон.

Откуда же, как не из устья Амура и из Охотского моря, можно было ходить на кораблях в Китай?

Не только Китай, но и Бразилия, Индия, Канарские острова, Португалия, Алжир и другие страны мира были упомянуты в челобитной де Грона. Он силился доказать, что ему «морское дело за обычай» и что он уже служил где-то «капитаном и адмиралом» над многими корабельными местами.

Разумеется, де Грон хорошо знал о северном мореплавании, о Груманте, когда предлагал посылать корабли для добычи ворвани к берегам Гренландии.

Тем временем Ерофей Хабаров, не бывший ни адмиралом, ни капитаном, ставил русские остроги на Амуре. Он добыл сведения о Южном Китае — о жемчугах и золотых рудах «Никанского царства».

Посланный ему на помощь Иван Нагиба выплыл по Амуру в Великий океан и скитался восемь недель, испытывая на себе и голод, и «морской разбой», и угрозу от великих льдов. Через страну тунгусов он волокся на нартах к ленским притокам и еле живым добрался до Якутска. С его слов и составлен чертеж, на котором был изображен остров Сахалин.

Казачьему десятнику Никите Прокопьеву, который позднее служил в Охотском крае вместе с Владимиром Атласовым, в 1652 году было поручено составить описание Амура и сделать всему «подлинно справчиво чертеж».

Не забывали русские и об исследовании морских земель напротив устьев великих сибирских рек — того самого пояса, в существовании которого был так уверен Михайло Стадухин.

В 1652 году Иван Ребров должен был, идя морем на Колыму, узнавать про «остров Новая Земля» и заодно призывать под высокую московскую руку иноземцев — чукчей, чтобы получать с них дань «рыбьим зубом».