Так звучит оно в переводе с церковнославянского, сделанном академиком Л. С. Бергом.

Берг обратил внимание исследователей на то, что Максим Грек объединил в своем сообщении вести об открытии Кубы, Индии и Молуккских островов. Все эти события происходили с 1492 по 1514 год

[105]

.

Краковский звездочет Матвей Меховский

Московские послы, бывавшие в Кракове, вели там беседы об открытиях португальцев и испанцев.

До сих пор не решена загадка, откуда польский ученый Ян Стобницкий получил сведения для того, чтобы разделить Землю на два полушария. Это он сделал в 1512 году на карте, приложенной к «Введению в Птолемееву Космографию».

Стобницкий изобразил Северную и Южную Америку, соединенные перешейком. В своем «Введении» он ввел в научный оборот название «Америка».

В Польшу вели следы из далеких стран.

Любопытна, например, история Гаспара. Сын выходца из Познани, он совершенно неожиданно для европейцев явился на корабль Васко да Гамы, когда тот поравнялся с Лаккадивскими островами.

Гаспар, хотя и порядочный проходимец, был искусным лоцманом и кормчим. В молодости он был невольником, но выслужился и сделался чиновником мусульманского наместника в Гоа.

Васко да Гама не без основания заподозрил этого Гаспара в намерении напасть на европейские корабли и, задержав его у себя, не пожалел для ренегата десятка плетей. После этого Гаспар стал разговорчивей и рассказал подробно, куда плавал из Индии.

Он возвратился с Васко да Гамой в Европу в 1499 году. Увидел ли Гаспар Познань, мы не знаем, но слух о нем мог дойти до Польши, так же как и весть об Афанасии Никитине, посетившем мусульманское государство Декан, которому служил Гаспар, лет за двадцать пять до встречи Васко да Гамы с познанским чиновником страны бахманидов.

В Польше, как и в других странах, никогда не забывали и об открытиях русского народа.

Ян Стобницкий на своей карте, как бы «обрубив» северный материк Нового Света на 50° с. ш., по существу, указал этим свободный морской путь к «Катаю», «Верхней Индии» и «части Азии». В то же время в Кракове, в тиши своей огромной библиотеки, трудился астролог и историк Матвей Меховский. Он прилежно изучал географию Московии. В эпоху Колумба пристальное внимание к «Скифии» или к Великой Татарии не было случайным.

Историк деяний Колумба, капеллан Великого Инквизитора Андрее Бернальдес, современник Матвея из Мехова, пытался определить положение Великой Татарии и указывал, что она лежит у окраины «Рушии» — России. Бернальдес пробовал наметить направление пути от Андалусии до Великой Татарии.

К 1515 году Матвей Меховский закончил часть своей «Хроники», которая обнимала время с 1480 по 1506 год. В ней, между прочим, был упомянут и князь Михайло Глинский-Дородный.

Рассказывая об Иване Третьем, краковский ученый говорил:

«…Он завоевал и привел под иго покорности разноплеменные и разноязычные земли Азиатской Скифии и широко простирающиеся к Востоку и Северу…»

Через два года краковский издатель Иогани Галлер выпустил новый труд Матвея Меховского, «Трактат о двух Сарматиях», — небольшую книжку, в которой насчитывалось немногим более тридцати страниц.

«Южные края и приморские народы вплоть до Индии открыты королем Португалии. Пусть же и северные края с народами, живущими у Северного океана к востоку, открытые войсками короля Польского, станут теперь известны миру», — писал Меховский

[106]

.

Он искренне считал, что польская армия, начавшая войну с Москвой, «открыла» Русь и прилегающие к ней страны, хотя не мог не знать при этом, что русские победоносно возвратили себе Смоленск.

Оставим на совести Меховского «открытие» поляками или литовцами русского Севера. Важнее обратить внимание на другое.

Меховский пытался связать в единую цепь звенья великих открытий, совершенных разными народами, от Индии до снежной Югры.

Гремя цепями, которые они носили с 1514 года, русские пленные сидят перед прославленным каноником церкви святого Флориана, членом совета города Кракова, королевским протомедиком и звездочетом, седым Матвеем из Мехова. Он ведет опрос узников, и они рассказывают ему о Кореле, Югре и Перми, покоренных великим князем Московским.

Эти области с населяющими их одноименными народами Меховский помещает в «Скифии», а границей ее на востоке считает Вогульскую землю. Он прикидывает длину путей от Смоленска до Москвы и от Москвы до Владимира, Вологды, Устюга Великого и Югры.

Меховский узнал, что корела и югра бьют китов, ловят рыбу, добывают тюленей, которых он называет морскими собаками.

Писал он и о добыче моржовых клыков, о продаже их московитами в Татарию и Турцию.

Меховскому стало известно, что Дон, Днепр и Волга берут начало в собственно Московии, а не в баснословных Гиперборейских, Рифейских или Аланских горах, упоминаемых древними писателями. Он узнал, что никаких благословенных Елисейских полей близ Северного океана нет, как нет и сладкой амброзии, которой питаются жители Крайнего Севера. Меховский поведал о Югре — «самой северной и холодной „скифской“ земле у Северного океана, отстоящей от Московии, города Мо́сков, на пятьсот больших германских миль к северо-востоку». Такие сведения он мог почерпнуть только из русских источников!

В польском плену томились тогда Иван Пронский, Дмитрий Булгаков, Иван Челяднин и другие знатные русские воины, взятые под Оршей. Кому, как не им, надлежало знать героев присоединения Северо-Западной Сибири к Московскому государству?

Князь Семен Курбский, подчинивший Москве суровую Югру, был «воеводой в правой руке» во время смоленского похода. Русские пленники в Польше и Литве помнили своего боевого товарища. Именно после посещения Челяднина в его темнице Сигизмунд Герберштейн, попав в Москву, поспешил отыскать Семена Курбского и расспросить его о Югре.

Рать Семена Курбского

От узников польских и литовских темниц западные ученые после 1514 года узнали о подвигах русских на Севере, о замечательном походе на Обь.

В год возвращения Васко да Гамы в Европу (1499) огромная рать в пять тысяч воинов под начальством Семена Курбского, Петра Ушатого и Василия Заболоцкого-Бражника вышла на северо-восток. Под знаменами Москвы были двиняне, пинежане, устюжане, вологжане, вятчане, а также мордовские, татарские и вотяцкие воины. Им предстояло оградить югорские области от посягательств сибирских татар и утвердить власть великого князя Московского.

Отряды Семена Курбского пошли по разным направлениям к Печоре, основали Пустозерский острог и оттуда устремились к подножию Полярного Урала. Уже тогда Семен Курбский предпринял попытку взойти на одну из северных вершин — на Саблю, Тельпос-Из, или Народную, как мы сейчас называем эти горы.

Пробившись через засыпанные снегом ущелья, войска двигались по просторам Северной Азии.

Вскоре московское знамя взвилось над стенами укрепленного городка Ляпина. В Ляпин со своими войсками пришли югорские «князья» с самых низовьев Оби и добровольно отдали себя под власть и покровительство Москвы.

Из Ляпина московские воины продвинулись в глубину Югорской земли и заняли более тридцати укреплений. Дойдя на лыжах до Оби и, может быть, переправившись на ее восточный берег и заняв его, отряды Курбского, Ушатого и Заболоцкого-Бражника вновь сошлись в Ляпине.

Один из руководителей похода — князь Петр Ушатый — мог подвести итог своим скитаниям.

Не прошло и пяти лет с тех пор, как он видел скалы Мурманского носа, встающие из тумана по левую руку от пути корабля. Это был ошеломительный для недругов Руси поход в Каянскую или Гайскую землю; В. Патрикеев-Косой и Ушатый подчинили берега восьми рек близ Ботнического залива.

Для этого нужно было проплыть «с Двины морем Акияном да через Мурмонский нос», как говорил под 1496 годом северный летописец.