Голос ящера резал слух, причиняя острую физическую боль. Правителю показалось - еще немного, и в голове его что-то лопнет, и из ушей обильно пойдет кровь.
- Я знаю, Альварх, что ты видишь будущее так же ясно, как и настоящее, - аккуратно заметил маг, с трудом избегая в своей речи ругательств, - однако мне известно и то, что грядущее имеет множество вариантов. Неужели так сложно сделать другой ход?
- Некоторые события критичны, Эдвард, - отрезал дракон. - Они должны произойти во всех бесконечных вероятностях.
- Уверен, смерть моей дочери - не из их числа.
- Возможно, - раздраженно подтвердил ящер. - Но до конца уверенным в таких вещах не может быть даже дракон. Однако, Эдвард, этот разговор мне неинтересен. Остановись. Как смеешь ты просить и требовать, тогда как сам ничего не можешь предложить взамен? Ты уже отдал мне всё, что у тебя есть. Разве не знал ты, на что шел? А потому молча пей свою чашу судьбы. Или рискнешь разозлить меня?
- Будь ты проклят, Альварх, - сквозь зубы процедил маг, не в силах больше сдерживать лавину многолетней ненависти. - Это уже чересчур. Убей меня, если хочешь, - я выхожу из игры!
Тишина. Мгновение тишины, страшной, умопомрачительной тишины, принесшей с собой умопомрачительный ужас. Черта была пройдена. Пройдена без возврата.
- Что ты сказал, страж?
Альварх обернулся, и заклинатель застыл, оглушенный и ослепленный его взглядом. Впервые маг видел высшего дракона по-настоящему разъяренным, и это было подобно тому, как если бы солнце взошло прямо у него в голове. Ящер не проронил более ни слова, но человек явственно чувствовал гнев светоносного существа, разлившийся в сознании расплавленной золотой лавой. Он задыхался в этом гневе: мучительный жар его не позволял сделать вдох. Заклинатель замер, с ужасом ощущая, что сейчас высокая волна захлестнет его, затопит рассудок и уничтожит, выжжет все проявления личности… Нет, пойти на такое он не мог. Дракон всё равно получит своё, и смысла в жертве не будет никакого.
А жертва велика, слишком велика. Он бы даже сказал - непомерна.
Нет, невозможно. Он клялся в послушании. Он не посмеет ослушаться.
- Я повинуюсь, великий, - глухо вымолвил наконец лорд Эдвард, склонившись в поклоне.
…Воспоминания эти заставили волну горячей ненависти пробежать по жилам. Его нежная девочка, его Эмма, маленькая копия матери… он сам, сам отдал её этому кровожадному чудищу. Но хуже всего то, что сохранить этот грех в тайне не удалось. Потрясение мага было столь велико, что он не сразу заметил неладное: случайным свидетелем судьбоносного разговора в коридоре оказался его сын.
Шестнадцать лет - непростой возраст, щедрый на категоричность и бунтарские выходки… А жаль. Эрик всегда был его любимцем, более всех похожим на отца и к тому же самым одаренным. Рука не поднялась оборвать эту яркую, столь много обещающую жизнь. Минутная слабость - и страшные последствия, неминуемая расплата за милосердие.
С тех пор лорд Эдвард окончательно зарекся поддаваться эмоциям.
Этот вечер перевернул всё в его жизни, разрушил устоявшийся было семейный уклад, и без того весьма далекий от идеала. Эрик был взят под стражу, но мать, узнав о случившемся, помогла ему в сумасбродном желании бегства. Инфант бежал, как преступник, под покровом ночи и сгинул где-то в её безднах. Разумеется, теперь ничто не могло остаться прежним. Разумеется, Лидия не могла быть оставлена в живых. Разумеется. Разумеется…
Правитель побледнел и перевел взгляд из прошлого в настоящее. Поздно. Альварх уже совершил свой последний ход и упивался победой без остатка, с искренностью ребенка, в обличье которого находился. Севиллу было не спасти. Пальцы ящера пробили кожу её горла легко, как оберточную бумагу и сцепились вокруг шейных звонков. Умирающая женщина задыхалась в безжалостных руках, даже не пытаясь оказать сопротивление. Умирающая женщина была прекрасна. Кровавые стебли, извиваясь, густо росли из-под пальцев ящера, погруженных в нежную плоть, ползли от шеи к груди и ниже, к соблазнительным изгибам бедер. У беспомощно подогнувшихся ног натекла уже целая рубиновая лужа. Севилла была еще жива и, о ужас, даже в сознании - дракон полностью отпустил разум несчастной, позволяя осознавать агонию и сам сокровенный момент смерти. Пленительное юное лицо затуманилось страданием. Картинка, вселяющая легкий, приятно щекочущий нервы ужас.
Лорд Эдвард сузил глаза, наблюдая. Влажный, лакомый запах крови целиком заполонил сознание, быстро приводя его в измененное состояние. Запах, который был притягательнее и слаще самого дорогого парфюма, который искажал саму человеческую природу мага. Он проникал, просачивался в кровь, и что-то в ней отзывалось на этот первобытный сигнал, на древний зов, пробуждая чуждую человеку жажду - наследство золотой драконьей крови. Чуждую человеку… К сожалению - или к счастью? - он уже не человек. Он чудовище, нежить - только и всего. Его маленькая Севилла умирала, а его заботит только тягучая, сахаристая патока её крови, похожая на подтаявший на солнце вишневый конфитюр.
Острота восприятия мага необычайно усилилась, и он впервые смог четко увидеть энергетику светоносного существа, увидеть целиком - и осознать. Вместить, вобрать в себя то, что как, говорили драконы, было вне понимания смертных.
Сущность ящера была неоднородна, она состояла словно из неких лент. Ленты сплетались в диковинные узоры, прорастая в пространстве и времени и растворялись где-то на самой границе их слияния… Впрочем, нет, не растворялись - витком спирали они словно бы замыкались в самих себя, не создавая при этом самопересечения, что было, в общем-то, невозможно в обычном трехмерном пространстве. Но видимо в мире старейшей расы существовало гораздо больше координат реальности. Возможно, ящеры не просто видели, но и жили одновременно в прошлом, настоящем и будущем…
Мысленным движением лорд Эдвард провел черту ровно посередине одной из этих лент, быстро разрезая её алмазным скальпелем магии, но, несмотря на поистине хирургическую точность, разрез ускользал, предательски уходил куда-то вглубь плоскости. Вместо того, чтобы разделиться на две части, лента вильнула и сделалась в два раза длиннее, приобретя откуда-то еще один виток. Так вот оно что! Энергетика дракона не имела внешних и внутренних поверхностей, непрерывно переходя сама в себя. Она не имела начала и конца. Вот в чем секрет.
Продолжая разрез, маг со жгучим любопытством естествоиспытателя наблюдал за тем, что произойдет. Получилась очень интересная комбинация колец: на сей раз лента была завита в диковинный узел, вновь удлинилась, но все еще оставалась единой. Она изменилась, но при этом осталась прежней. Осталась собой. Как же с этим бороться? Дело дрянь.
Альварх обернулся, почуяв эти рискованные манипуляции.
- Достаточно на сегодня, дитя, - вкрадчиво проговорил он. Ах, как страшен был этот невинный тон, эти невинные чистые глаза, которых следовало бояться больше всего на свете. - Подойди ко мне. Ты проиграл, но я приглашаю тебя разделить со мною сладость сей маленькой победы.
Поймав пристальный взгляд человека, ящер улыбнулся, свободной рукой подзывая стража. Заклинатель вздрогнул и ничего не успел ответить, утонув в смеющихся драконьих глазах.
***
Премьер перевел взгляд на часы, но стрелки предательски расплывались и сливались, а сам циферблат превратился в бесформенное светлое пятно. Те же чудеса творились с документами: буквы рябили и переливались жизнерадостными красками, причем вся эта фантасмагория продолжалась перед усталыми глазами даже после закрытия век.
Это было верным признаком, что сейчас далеко за полночь и работу пора заканчивать, пока она сама не закончила его.
…В Ледуме шел дождь.
Дождь занавесил город прозрачно-серой пеленой, превратив его в тихий акварельный пейзаж. Кристофер всем сердцем любил Ледум, в особенности таким: безлюдным, загадочным, чуточку нереальным. В такие минуты казалось, что там, за границами видимого, за высокими дверями дождя, нет больше ничего. Ночь и струи блестящей воды творили волшебство, и город тек, плыл куда-то, как одинокий корабль в открытом море, расправив звездные крылья парусов. И то, что ждало его впереди, терялось в холодном мраке.