В ночь на 5 сентября погода резко изменилась. Опять подул встречный ветер, опять слабая машина не выгребала, и «Святой Фока» перестал слушаться руля. Георгий Яковлевич решил не тратить уголь, а переждать ветер в ближайшей бухте. Зашли в Белушью губу в южной части Новой Земли. Стояли меньше суток. К следующему утру ветер стих, выглянуло солнце, и после недолгой тишины подул хороший ровный ветер с востока. Он наполнил все паруса, и «Фока», слегка склонившись на бок, стал разрезать форштевнем зеленоватые волны.

Под вечер того же дня Седов заметил облако, висевшее без движения, несмотря на сильный ветер, над одной из белых вершин горной цепи Новой Земли. После летовки в Крестовой губе Седов хорошо знал, что предвещает появление таких облаков. Оно указывало на приближавшийся веток, или новоземельскую бору, — жестокий шторм, доходящий до силы урагана. Уходя с вахты, Георгий Яковлевич приказал крепко задраить люки и надежнее укрепить весь палубный груз.

Веток начался с утра и длился больше суток. Одновременно штормовая погода охватила все Баренцево море и Норвежское.

«Шторм был жестокий, даже страшный, — писал Георгий Яковлевич с Новой Земли жене. — Мы были от берега милях в 15, но приблизиться к нему не могли. Ветер был нордостовый, встречный. Пошли против ветра на лавировку. Мало-помалу нас отбрасывало от берега все дальше, волна становилась крупнее. Наступила темная ночь. Что делать? Команду наполовину укачало. Судно дает большую течь. Часть воды попадает на палубу. Сначала хотел спуститься по ветру к Шпицбергену, потом решил бороться, пробиваться к берегу.

«Фоку» буквально всего покрывало водой. Я весь мокрый на мостике. Холод, снег бьет в лицо. Я твердо решил не сдаваться, пока не пробьюсь к берегу. «Фока» вел себя геройски…»

Георгий Седов _11.jpg

Астрономический знак, поставленный Г. Я. Седовым на мысе Желания в 1913 г.

Георгий Седов _12.jpg

В. Ю. Визе в геофизическом кабинете на «Св. Фоке». Зима. 1912–1913 гг.

Георгий Седов _13.jpg

Г. Я. Седов в своей каюте на «Св. Фоке».

Георгий Седов _14.jpg

Штурман H. М. Сахаров.

Шторм случался 8 сентября. На следующий день «Фока» при умеренном ветре быстро дошел до Крестовой губы и остановился поблизости от лагеря экспедиции 1910 года. Георгий Яковлевич опасался, что ужасная качка могла нарушить правильный ход хронометров. Поэтому он счел необходимым получить точное время на своем астрономическом пункте. После наблюдений «Фока» перешел к колонии и стал на якорь против нее.

Седов не предполагал задерживаться в Крестовой губе. Списать на берег пять лишних матросов из команды, испечь в колонии свежего хлеба — вот и все. Но неожиданно пришлось остаться на двое суток. Капитан Захаров, подходя к колонии, не учел нажимного ветра и посадил судно на мелкое место. Почти сутки не могли сняться с мели.

12 сентября распрощались с последним населенным местом. Не успел «Фока» выйти из залива, как поднялся шторм. Пришлось снова прятаться под берегом небольшого каменистого острова Врангеля. К утру следующего дня ветер стих. Пошли на север. Георгий Яковлевич решил идти вдоль Новой Земли пока будет возможно.

Льды встретились около семьдесят шестого градуса. Здесь они примыкали почти к самому берегу Новой Земли. Боясь попасть в мешок, Георгий Яковлевич решил пройти вдоль края льдов на запад. Все плававшие к Земле Франца-Иосифа находили наиболее проходимый лед западнее сорок пятого — сорок шестого меридиана. На следующий день «Святой Фока» вошел впервые в лед.

Вот записи в дневнике художника о первых днях во льду:

«13 с е н т я б р я. Мы во льдах. Весь вчерашний день шли вдоль кромки льда прямо на запад. Ночью кромка стала очень круто заворачивать на юг. Седов вошел в лед, чтобы не попасть в Архангельск. До сегодняшнего утра двигались на север знатно. Лед «парусный», легкопроходимый. Паруса не роняем и режем тонкие пластины льда, как корку зрелого арбуза.

Рассвет застал нас далеко от чистого моря.

Вечером. Идем узкими каналами. Если смотреть на лед с мостика, кажется, будто кто-то начертил чернилами линии по всем направлениям и понаставил клякс на перекрестках. Линии — это каналы, а кляксы чернильной воды — полыньи. Из наблюдательной бочки на фок-мачте белая площадь кажется шире, но получает еще более сходства с исчерканной бумагой.

Вид пути малоутешителен. На севере и востоке одинаково светлое «ледяное небо», а на западе и северо-западе малые клочки синих пятен «водяного неба» — отражения далеких «полыней и каналов.

Надежды через несколько дней увидеть Землю Франца-Иосифа начинают таять. Но падать духом еще рано. Пусть время года позднее, пусть Пайер и Вейпрехт на «Тегеттгофе» вмерзли в лед в это же самое время, — пока перед нами разбитый лед, нужно пробиваться до крайности. «Фока» движется ходом ужа, проползая в самые узкие каналы и щели, поворачивается сразу на сто восемьдесят градусов, бьет, колет и режет— он в своей стихии. Мы «Фокой» восхищаемся— вот настоящее ледовое судно! У него есть свои «маленькие недостатки» — ветхость и солидная течь. Но их можно простить, взглянув, как он слушается руля в густом льду. Румпель вертится тогда то в одну, то в другую сторону, не переставая, как колесо хорошей самопрялки.

— Право на борт! — несется с вант команда Седова.

Не успел румпель остановиться — новая команда:

— Лево на борт! Так держать!

— Есть так держать!

Мы делаем невероятную извилину и проходим там, где, казалось, неминуемо должны были застрять. Удары о лед с полного хода для нашего корабля — пустяки.

Целый день «Фока» двигался ломаными курсами по приблизительному направлению на северо-запад. Вечером пришлось остановиться. В сумерках трудно оценивать качество льда. Прикрепились к льдине «ледяным якорем» и заночевали.

Золотым освещением согреты сумерки. Контраст горячих красок на небе и лиловых пластов льда поразителен. Отдельные причудливо изваянные льдины останавливают взгляд.

Ничего, кроме льда, неба, моря и воздуха, прозрачного, как роса. Ни чаек, к которым уже успели привыкнуть, ни даже тюленей. Изредка лед приходит в движение. С тихим шуршанием наползают тогда льдины одна на другую…

16 сентября. В четыре часа я поднялся на мостик сменить Павлова. За ночь «Фока» вмерз посреди полыньи в новый, быстро образующийся лед. Тронулись, прорезая лед, как ледокол. Немного погодя подул ветерок, замерзшие каналы и полыньи начали очищаться, мы подняли паруса. Но это плохие помощники во льдах такого свойства. Двигались мы очень плохо. Лед сильно изменился, его характер совсем не тот, что раньше. Похоже, что это не лед Баренцева моря, а иной, вероятно, принесенный с севера Карского моря. Может быть, нам следовало еще с утра повернуть обратно и попытаться пробиться на север где-нибудь в другом месте. Но Седов не хотел отступать, пока из наблюдательной бочки виднелись каналы. Через несколько часов и эти последние полосы воды стали выклиниваться. Седов еще раз поднялся в бочку. Спустился из нее по вантам молча, мрачный.

— Тут нужно собак запрягать, ехать на санях, а не на пароходе плыть!

Мы повернули на юг.

К полудню «Фока» выбрался из мощных торосистых льдов и оказался среди разбитых ледяных полей.

Огибая по каналу открытой воды скопление сжатого льда, Георгий Яковлевич заметил вдали на высоком торосе желтое пятнышке и поднес к глазам бинокль.

— Медведь!

Он стоял на высоком торосе, не обнаруживая никакой боязни.

Старательно принюхивался, желая уловить запах странного предмета, повстречавшегося на плавучем льду. Когда Георгий Яковлевич направил судно в сторону зверя, его заметил и вахтенный на баке.