В своей книге «Боги войны из Вашингтона» Кэттон описывает процесс перевода промышленности на военные рельсы, который осуществлялся с расчетом на сохранение экономического статус-кво. Крутой подъем военного производства в Соединенных Штатах начался лишь после поражения Франции, и, согласно официальному докладу Канцелярии управления производством, уже в 1941 г. три четверти контрактов на военные поставки (в стоимостном выражении) были сконцентрированы в руках 56 корпораций. Через год после падения Франции, накануне Перл-Харбора, стоимость военных заказов, полученных автомобильной промышленностью, составила 4 млрд. долл., однако она задержала их выполнение, выпустив машины образца 1942 г., которые были украшены хромированной отделкой богаче, чем когда-либо. А хром в то время был одним из самых дефицитных и самых остро необходимых материалов.

Даже в то время, когда Гитлер все на своем пути убивал и разрушал, американские предприниматели занимались прежде всего своим бизнесом. Более того, все большее число представителей деловой элиты прибывало в Вашингтон в качестве символично оплачиваемых чиновников, с тем чтобы руководить мобилизацией промышленности. Они не получали жалованья, зато поддерживали выгодные своим корпорациям связи. Союз между руководителями американского правительства и американского бизнеса преследовал цель не допустить, чтобы война вызвала фундаментальные изменения в капиталистической системе США, Как пишет Кэттон, решение правительства брать на службу бизнесменов за символический доллар в год логически вытекало из основополагающего решения о том, что, хотя все силы были брошены на борьбу с внешним врагом, США намеревались бороться лишь за ограниченные, исключительно военные цели. Это решение имело особую важность. Оно означало, по существу, пусть даже не продиктованную сознательным намерением, решимость американских правящих кругов придерживаться статус-кво во внутренней жизни США.

Кэттон подчеркивал, что «решение воспользоваться услугами деловой элиты и в дальнейшем означало не более и не менее как намерение сохранить существующий корпоративный контроль над американской промышленностью. И не потому, что эти бизнесмены делали что-то особое для обеспечения контроля, а потому, что любая альтернатива существующей системе имела бы весьма далеко идущие последствия».

Такая альтернатива с «далеко идущими» последствиями могла бы включать предоставление рядовым рабочим в промышленности права голоса при выработке экономических решений, сокращение прибылей корпораций с целью облегчить положение наименее обеспеченных групп населения. Чтобы война действительно привела к росту подлинной демократии как внутри страны, так и за ее пределами, она должна была каким-то образом воздействовать на промышленную демократию на уровне производственных предприятий, профсоюзы которых выступали с требованиями о предоставлении им возможности решать проблемы, связанные хотя бы с условиями труда. (Президент Объединенного профсоюза рабочих автомобильной промышленности Уолтер Рейтер высказывался за участие рабочих в решении производственных вопросов, и примерно на пяти тысячах предприятий в конце концов были созданы комитеты с участием представителей рабочих и администрации. Однако они приступили к своим функциям как аппарат, обеспечивающий рост производства и сокращение случаев невыхода на работу и прогулов, то есть скорее в качестве помощников администрации в вопросах трудовой дисциплины, нежели как форум для принятия решений демократическим путем.)

В докладе, представленном вскоре после войны сенатскому комитету по мелкому бизнесу и озаглавленном «Экономическая концентрация и вторая мировая война», указывалось, что во время войны правительство затратило 1 млрд. долл. на научные исследования в промышленности, не считая средств, истраченных на атомные исследования. Этот 1 млрд. долл. достался 2 тыс. корпораций, причем 68 из них получили две трети, а на десять крупнейших американских корпораций пришлось 40 % всей суммы. Более того, по 90 % контрактов патенты на новые усовершенствования передавались подрядчику, который затем контролировал коммерческое использование исследований, финансируемых правительством.

Кэттон, вспоминая свой опыт по переводу промышленности на военные рельсы, пишет: «Мы оказались в положении борющихся за сохранение статус-кво не только внутри страны, где реакция снова поднимала голову, но и — по логике вещей — за ее пределами… Крупные дельцы, которые принимали действенные решения, сошлись на том, что не следует проводить никаких существенных перемен». Один из наиболее важных моментов в сохранении статус-кво заключался в том, что, несмотря ни на какие самовосхваления демократии в Соединенных Штатах, решения должны были, как и прежде, приниматься наверху. И вне зависимости от того, кто стоял у власти в Вашингтоне — консерваторы или либералы, — процесс принятия решений и определения целей этих решений должен оставаться таким же, как и прежде. Кэттон об этом пишет: «У практически мыслящих дельцов был один подход, а у сторонников «нового курса» — другой. Но как бы они ни отличались Друг от друга, их объединяла одна общая черта: подозрительность к самому процессу демократизации».

Во время войны США во Вьетнаме она проявилась в кризисе доверия — растущем сознании того, что правительство скрывает факты, искажает истину и попросту лжет. Правительство военного времени было озабочено скорее тем, что сказать и открыть народу, нежели тем, что сделать на самом деле. В ноябре 1942 г. один бизнесмен, служивший консультантом в военном управлении производством, издал мемуары под названием «Общественные отношения». Он предложил использовать рекламу в целях соответствующей обработки общественного мнения. Он отмечал: «Пресса и радио, естественно, уделяют больше внимания недостаткам в работе военного управления, чем его успехам и достижениям, поэтому необходимо найти пути достойной оценки важных результатов деятельности указанной организации».

Накануне войны, в 1940 г., конгресс принял и президент Ф. Рузвельт подписал закон о регистрации иностранцев (больше известный как закон Смита), который объявлял преступлением как устные, так и письменные выступления с призывом отдельных лиц и организаций к насильственному свержению правительства. Таким образом, идеи Томаса Джефферсона и «отцов-основателей» США, зафиксированные в Декларации независимости, были объявлены преступными.

Рассмотрение истории второй мировой войны в этой главе в новом свете отнюдь не предполагает пренебрежения тем фактом, что война сокрушила наиболее бесчеловечные в истории режимы — гитлеровский нацизм, а также агрессивный империализм Италии и Японии. Нельзя также отрицать, что война оказала стимулирующее воздействие на многие части мира, привела к свержению деспотических режимов, способствовала развитию революционных движений за независимость и прогресс. Не означает это также отрицания и того факта, что после войны возникла атмосфера надежды, которая, пожалуй, стала важным фактором в борьбе за свободу, развернувшейся во многих частях послевоенного мира, включая и Соединенные Штаты.

Проблемы послевоенного периода, какими они представляются сейчас Америке, — это не драматические отклонения от духа победы и идеализма времен второй мировой войны. Для тех, кто умел видеть, эти проблемы были различимы уже в Америке военного времени. Вопреки всем декларациям США об обновлении мира во время второй мировой войны Америка сохранила все свои характерные черты распределения власти и привилегий, а также традиционные идеи и ценности. После войны эти черты обострились настолько, что в 60-е годы вызвали национальный кризис, сопровождаемый такими бурными конфликтами, мучительными разочарованиями и движениями протеста, каких страна еще не знала.

Глава 2. Империя

Возвратившись в Соединенные Штаты после встречи с маршалом Иосифом Сталиным и премьер-министром Уинстоном Черчиллем в Ялте в начале 1945 г., когда был уже близок конец войны, президент Рузвельт заявил, что конференция «большой тройки» «должна означать ликвидацию системы односторонних действий, закрытых союзов, сфер влияния, баланса сил — всех тех приемов, которые применялись веками и всегда терпели неудачу».