Особенно незащищенным — до решения Верховного суда 1964 г. — оставалось право черных пользоваться общественными местами, такими, как гостиницы, рестораны и театры, которые предназначались исключительно для белых. В 1883 г. Верховный суд постановил, что записанное в 14-й поправке положение о «равной для всех защите закона» запрещает расовую дискриминацию лишь со стороны властей штатов, а не со стороны частных лиц (хозяев гостиниц, владельцев ресторанов и пр.). Акт о гражданских правах 1964 г. запретил расовую дискриминацию «во всех местах общественного пользования», не только там, где к ней прямо или косвенно были причастны власти штатов, но и там, где затрагивалась торговля между штатами, использовав, таким образом, конституционное положение о торговле для того, чтобы практически все общественные места подпали под его действие. Почти сразу же закон был опротестован владельцем одного мотеля в Атланте, но Верховный суд вновь сослался на пункт о торговле между штатами в обоснование принятого закона о запрещении расовой дискриминации в этой области.

И все же новые законы, новые судебные постановления, новые речи, с которыми выступали политические деятели страны в защиту равноправия негров, так и не помогли решить расовую проблему и потушить нараставшее в черных американцах чувство гнева. Надолго ли еще могло хватить терпения негров? В августе 1963 г. 200 тыс. черных и белых американцев съехались из многих районов страны в Вашингтон и устроили небывалую еще демонстрацию в поддержку расового равенства. Этот «поход на Вашингтон» был выражением протеста против безразличия федеральных властей к горькой участи черного человека. Речь Мартина Лютера Кинга перед участниками похода, которую он начал словами: «У меня есть мечта», — безусловно, прекрасный образец ораторского искусства — содержала в точно выверенных дозах гневное возмущение, протест и добрую волю. Когда председатель Студенческого координационного комитета ненасильственных действий (СККНД) Джон Льюис захотел выразить гнев в более резких словах, руководители похода его остановили и настояли на том, чтобы он опустил фразу: «Я хочу знать, чью сторону занимает правительство?» Но были ли эффективны «разумные» и миролюбивые протесты? Поход на Вашингтон был предпринят всего через три месяца после того, как на глазах миллионов американских телезрителей разыгралась драма в Бирмингеме, где полиция пустила в ход дубинки, брандспойты и служебных собак против черных демонстрантов. А 15 сентября, то есть спустя всего 18 дней после похода, в негритянской церкви Бирмингема взорвалась бомба: четыре негритянские девочки, пришедшие туда на уроки в воскресную школу, были убиты.

Кеннеди с похвалой отозвался о «глубокой страсти и спокойном достоинстве» участников похода, однако в свете событий до и после него оценка положения, какую сделал один из негритянских лидеров — Малколм Икс, вероятно, гораздо больше отвечала настроениям черных американцев. Через два месяца после взрыва бомбы в Бирмингеме, выступая в Детройте, этот деятель сказал: «На улицы городов вышли негры. Они говорили, что двинутся на Вашингтон, пойдут в конгресс, в сенат, в Белый дом и сделают так, что там все остановится, замрет и правительство не сможет ничего делать. Они даже говорили, что отправятся в аэропорт, лягут на взлетно-посадочные полосы и ни одному самолету не дадут сесть или подняться в воздух. Я передаю вам, что они говорили. То была революция. Настоящая революция. Негритянская революция.

На улицы вышли низы, простые люди. Это насмерть перепугало белых и весь их правительственный аппарат в Вашингтоне; я там был и знаю это. Когда им стало известно, что эта черная масса движется на столицу, они вызвали Роя Уилкинса (лидера НАСПЦН), Филипа Рэндолфа (вице-президента АФТ — КПП) и других самых известных в стране негритянских лидеров, сказав им: «Прекратите это!» Кеннеди заявил: «Ну, знаете, вы им позволяете заходить слишком далеко». И тогда один из них, этакий старый «дядя Том», ответил: «Босс, я не могу это прекратить, потому что не я это начал». Передаю вам его слова. Он сказал: «Мы даже в этом не участвуем, не то чтобы возглавлять… Эти негры действуют по собственной инициативе, они оставляют нас позади». А потом он, эта старая хитрая лиса, обратившись к другим негритянским руководителям, сказал: «Если вы не участвуете, так я попрошу вас участвовать. И возглавить поход. Я тоже его поддержу и буду его приветствовать. Я ему помогу и сам к нему присоединюсь».

Вот что они сделали с походом на Вашингтон. Они к нему присоединились. Они не вошли, они пробрались в него. Пробрались, чтобы подчинить его себе. И как только они это сделали, поход утратил свой боевой дух. Не стало в нем злости, огня, бескомпромиссности.

Поход предали и заставили капитулировать еще до того, как он начался. Когда из Парижа приехал Джеймс Болдуин[7], ему не дали выступить, так как его нельзя было заставить говорить по бумажке… Они уже так жестко контролировали начавшееся движение, что просто-напросто продиктовали неграм, когда им прибыть в столицу, на каком транспорте и где остановиться, какие нести плакаты и какие петь песни, какие произносить и какие не произносить речи, после чего сказали, чтобы к заходу солнца они все убрались из города. И действительно, к вечеру ни одного «дяди Тома» уже не было в городе. Я знаю, вам не нравится, что я это говорю. Но я говорю правду…».

Прошел год после этого похода, и вот в ряде городов страны гнев людей вновь закипел и стал выливаться через край. Любопытно, что именно в те годы, когда были приняты новые законы о гражданских правах, — в 1964 и 1965 гг. — волна бунтарских выступлений негров прокатилась по всем Соединенным Штатам, из конца в конец. Это потрясло страну настолько, что она до сих пор не может окончательно успокоиться. В Джексонвилле убийство одной негритянки, а потом угроза взорвать бомбу в негритянской средней школе толкнули ее учеников пустить в ход булыжники и бутылки с горючей смесью. В Кливленде трагический случай с белым священником, которого задавил бульдозер, когда он сидел на мостовой, протестуя против дискриминации черных на строительных работах, вызвал бурную реакцию негров. В Нью-Йорке роковой выстрел, которым был убит 15-летний юноша, ввязавшийся в драку с полицейским, не находившимся при исполнении служебных обязанностей, привел к насилию, продолжавшемуся много дней. Стихийные выступления негров были отмечены также в Рочестере, Джерси-Сити, Чикаго, Филадельфии. Но это были еще небольшие волнения. Президент Джонсон твердо пообещал установить в стране расовое равенство, что было вполне созвучно, кажется, массовому кличу черных: «Мы своего добьемся!» Но как раз в августе 1965 г., когда Джонсон подписал многообещающий закон об избирательных правах, черное население Уоттса, негритянского гетто Лос-Анджелеса, как будто желая прямо высказать свое мнение о либералах, которые так слепо верили в законы о гражданских правах, поднялось на восстание — самое кровопролитное со времен расовых беспорядков в Детройте в 1943 г.

Почти каждое восстание негров в городских гетто вспыхивало от малейшей искры, от какого-нибудь насильственного акта полиции против мужчины, женщины или подростка с черной кожей. В Уоттсе, где списки бедняков, живущих на благотворительные пособия, все росли, жилищные условия становились все хуже, а полиция, как и везде, не отличалась вежливым обращением с людьми, поводом для восстания явился случай, когда полицейский арестовал, применив силу, молодого негра — водителя машины, избил дубинкой свидетеля этого происшествия и задержал молодую негритянку, ложно обвинив ее в том, будто она плюнула ему в лицо. В гетто начались грабежи, полетели бутылки с горючей смесью. Для подавления мятежа были вызваны национальные гвардейцы, которые, как и полицейские, широко применяли огнестрельное оружие. В итоге 34 человека, в большинстве негры, были убиты, сотни ранены и около 4 тыс. арестовано. Материальный ущерб исчислялся почти в 40 млн. долл. Роберт Конот, журналист с Западного побережья, в своей книге «Реки крови, годы тьмы», характеризуя значение событий в Уотсе, писал: «Восстание в Лос-Анджелесе символизировало конец эры негритянской пассивности — пассивности, возведенной в доктрину ненасильственных действий, — и ориентировки негров на белое руководство в своей борьбе за гражданские права. В Лос-Анджелесе негр заявил, что подставлять другую щеку он больше не будет и что, доведенный до отчаяния, он станет отвечать ударом на удар, не слишком раздумывая о том, принесет пользу такая реакция или нет».