Леди Роуз не разговаривала. Она не произнесла ни слова с момента своего обморока, который случился пять дней назад. Фотография мертвого мужчины выбила ее из колеи. Она сидела без движения и не реагировала на вопросы. Ее лицо стало еще более бледным, что невыгодно подчеркивало синяк на лице.
На вопросы детектива вместо нее отвечала доктор Тривертон. Она рассказала, что человек в багажнике — это беглый итальянский пленный по фамилии Нобили.
— Никто в округе его не знает, — сказал суперинтендант Льюис. — Откуда же знаете вы?
— Роуз рассказывала мне о нем.
— Где он жил? — спросил Льюис и достал карандаш, готовясь записать его адрес.
Но когда после долгой паузы она все же рассказала ему про оранжерею и намерение Роуз покинуть Кению вместе с Нобили, перед ним предстала более ясная картина.
И вот у них в руках, если верить инспектору Митчеллу, было последнее доказательство.
Троим людям было поручено дежурить на землях поместья, смотреть за тем, что делают домочадцы, расспрашивать слуг и рабочих, а также искать любые возможные улики. Этим утром один из них сообщил, что неподалеку от дома в яме сжигают мусор. Рабочие делали это регулярно, примерно раз в неделю. Льюис отправил одного из экспертов, чтобы он все проверил. В конверте содержались его находки.
Открыв его и увидев, что находится внутри, он удовлетворенно кивнул. Как казалось суперинтенданту отдела криминальных расследований Льюису, дело вскоре можно будет закрыть.
Они стояли под темным серым небом — горстка людей, склонивших головы над вырытой могилой. Преподобный Михаэлис, священник из миссии Грейс, произносил проидальное слово, а гроб опускался в землю. В сердцах скорбящих поселились тоска и яростное нежелание мириться с действительностью. Но один из них был исполнен не только горечи и ненависти, но и мрачной удовлетворенности от того, что граф умер.
Джеймс мысленно прочитал молитву от всего сердца и попрощался с другом, который спас ему жизнь двадцать восемь лет назад и, отринув гордыню, взял с него слово хранить тайну. Джеймс знал, что Грейс думала, будто это он спас жизнь Валентину, но граф просил его никогда не раскрывать подробностей того мужественного поступка.
Мона попрощалась с посторонним человеком. Плантация была теперь в ее руках.
Тим Хопкинс, стоящий поодаль от всех остальных, смотрел на надгробный камень единственного человека, которого любил. Он молился, чтобы Артур мог увидеть с небес, как его отец горит в аду.
Еще дальше, за плетеным металлическим забором, стояла группа африканцев. Домашние слуги, искренне сожалеющие о смерти своего господина; Нджери, скорбящая не по графу, а по своей не находящей себе места от горя госпоже; Дэвид Матенге, который не был ни обрадован, ни огорчен. Он повторил про себя пословицу на языке суахили: «Adhabu ua kaburi ajua maiti», — что в переводе означало «Только мертвым судить об ужасах могилы».
Бросив пригоршню земли поверх гроба, Грейс исполнилась чувством, что пришел конец целой эпохи. В воздухе пахло переменами, она почти физически ощущала это и опасалась, что старая добрая Кения уходит в прошлое, а на смену ей приходит нечто пугающее и неизвестное.
Суперинтендант Льюис и инспектор Митчелл дождались конца похорон, когда пришедшие проститься с графом стали расходиться по машинам. Затем подошли к леди Роуз, которая шла между золовкой и сэром Джеймсом.
Детектив из отдела расследования преступлений извинился за вторжение и что-то протянул потерянной от горя женщине.
— Вы узнаете этот предмет, графиня?
Роуз даже не посмотрела на то, что он ей показывал. Вместо этого она перевела взгляд на его лицо. По ее глазам было видно, что она сейчас где-то далеко отсюда.
Но Грейс и Джеймс видели, что перед ними льняной платок, испачканный кровью.
— Это ваша монограмма, леди Роуз? — спросил детектив.
Она смотрела куда-то сквозь него.
— Этот платок нашли сегодня в мусорной куче. В него был завернут окровавленный нож. Итак, леди Роуз, вы не хотите мне ничего рассказать про ночь, когда был убит ваш муж?
Но ее взгляд блуждал по бескрайним акрам цветущих кофейных деревьев.
Льюис протянул руку и взял платок, который был сейчас у леди Роуз. Поднеся его к другому, запачканному кровью, он сравнил их. Монограммы были идентичными.
— Леди Роуз Тривертон, — тихо произнес суперинтендант Льюис. — Именем короны я арестовываю вас по подозрению в убийстве вашего мужа, Валентина, графа Тривертона.
40
Сенсационный суд над графиней Тривертон начался 12 августа 1945 года, четыре месяца спустя после того, как ее арестовали. Обвинению понадобилось немало времени, чтобы подготовить все материалы, подтверждающие ее причастность к преступлению. Все эти дни она провела в специальной камере в тюрьме Найроби. По ее просьбе адвокат добился разрешения на занятия рукоделием.
Это была вторая просьба подозреваемой. Первая поступила немедленно, как только она оказалась в заключении. С того момента, как Роуз увидела фотографию тела Карло, от нее не слышали ни слова. Теперь же она потребовала вызвать семейного адвоката Моргана Акреса. Они провели наедине в камере три часа: Роуз давала очень подробные инструкции, как поступить с телом генерала. По ее просьбе адвокату не разрешалось обсуждать с другими членами семьи содержание поручения. Но когда через неделю Грейс и Мона увидели в эвкалиптовой роще рабочих, грузовики, строительные материалы, привезенные из Найроби, они поняли, по чьему указанию это происходит. Тело ее возлюбленного все это время находилось в морге в Найроби.
Вторую просьбу о рукоделии она передала через Грейс спустя неделю.
— Оно не закончено, — проговорила она, сидя на железной кровати, сложив руки на коленях, невидящим взглядом уставившись вдаль сквозь решетки на окне.
— Роуз, — подала голос Грейс, сидевшая на единственном в камере стуле. — Послушай меня. Все подстроено. Этому детективу из уголовного департамента все равно, кто на самом деле виновен, ему важно закрыть дело. Все его обвинения строятся на косвенных уликах. Почему ты не хочешь рассказать все как было? Скажи, что Валентин избил тебя и ты просто была не в состоянии ехать на велосипеде по грязной дороге среди ночи! Твое молчание можно принять за признание вины. Ради бога, защищай себя!
Взгляд Роуз по-прежнему был устремлен в бескрайнюю даль:
— Я забросила свое рукоделие в тот день, когда встретила Карло. Сейчас я должна закончить работу.
— Послушай Роуз, если ты позволишь им признать себя виновной, ты дашь настоящему убийце шанс остаться безнаказанным. Ты ведь знаешь, носовой платок у тебя украли!
Но Роуз больше ничего не сказала. Грейс и юрист — он консультировал господина Бэрроуза, королевского адвоката, — передали просьбу Роуз начальнику тюрьмы, обращая внимание на ее особенное положение: среди тысячи трехсот узников всего восемь было европейцами, и Роуз была единственной белой женщиной. Им удалось добиться исключения из правил: принести в камеру все необходимое для рукоделия, доставлять еду из отеля «Норфолк», где ее лично готовил шеф-повар, а также постельные принадлежности, шоколад, ковер на каменный пол. Поскольку все узники должны были содержать камеры в чистоте, то каждый день приходила служанка Нджери, которая ухаживала все это время за своей госпожой.
— Ваша сестра весьма затрудняет мою работу, — пожаловался мистер Бэрроуз, юрист из Южной Африки. — Она не разговаривает со мной. Она вообще на меня не смотрит. Ее молчание работает против нее.
— Что произойдет, если ее признают виновной?
— Кения — британская колония, и здесь действует та же система с судом присяжных. И такие же наказания. Если Роуз признают виновной, ее повесят.
Юрист встал с кушетки, направился к краю веранды и долго стоял там, погрузившись в свои думы.
Грейс, Джеймс, Мона и Тим Хопкинс переехали в Найроби и остановились в клубе, который находился недалеко от здания суда. Вечером накануне начала процесса они собрались в отдельной комнате, уставленной кожаной и плетеной мебелью и украшенной шкурами зебр и охотничьими трофеями.