– Поглядите на эту негодницу! – воскликнула Юйлоу. – Ей хозяюшка улыбнулась, она и нос задирать, на мать замахиваться, рабское отродье?

– Ну вот вы, сестрицы, и помирились, – с облегчением сказала старшая невестка У. – Как приятно видеть вас живущими в мире и согласии! А золовушка моя, если другой раз и поворчит, вы ее уважьте. Уступайте друг дружке, тогда все пойдет хорошо. Говорят, хорош собой пион, да и ему листья красоту придают.

– Если б она помолчала, никто б с ней не стал пререкаться, – заметила Юэнян.

– Вы, матушка, – небо, я же – земля, – проговорила Цзиньлянь. – Простите меня, матушка, за мою невоздержанность.

– Вот наконец-то ты, дочка, покаялась, – шутя ударив Цзиньлянь по плечу, говорила Юйлоу. – Ну, да хватит языком болтать! Мы уж за день наработались, пора и тебе за дело приняться.

Цзиньлянь вымыла руки, почистила ногти и, не слезая с кана, начала на пару с Юйлоу раскладывать фрукты, но не о том пойдет рассказ.

Сунь Сюээ распоряжалась женами слуг, занятых на кухне приготовлением кушаний. Повара в большой передней кухне хлопотали у котлов и сковород, где готовилось варево и жарево, коптили бараньи туши и украшали жаренных поросят. Циньтун принес лекарства. Симэнь просмотрел рецепт. Пилюли он распорядился отнести Юйлоу, а настой – Юэнян.

– Ты тоже лекарства просила? – спросила Юэнян.

– Да, то, что тогда просила, – отвечала Юйлоу. – Живот болел, я и попросила батюшку, чтобы доктор Жэнь мне пилюль прислал.

– Не ела ты тогда ничего, вот у тебя озноб и начался, – заметила Юэнян. – Но помогут ли тебе эти пилюли?

Однако оставим дальние покои и перейдем в передние постройки.

Первым прибыл цензор Сун. Он проследовал в переднюю залу, где осмотрел столы. Симэнь проводил его в крытую галерею. Они сели. Цензор принялся благодарить Симэня за золотой треножник.

– Я еще должен вам заплатить за него, – говорил Сун.

– Что вы! – воскликнул Симэнь. – Какие могут быть разговоры, Гунцзу! Я ведь давно собирался вам его поднести, но опасался, угожу ли.

– Вы так любезны, сударь! Не знаю, как мне вас и отблагодарить! – складывая руки на груди, говорил цензор Сун.

После чаю он завел речь о настроениях местного населения, обычаях и нравах. Симэнь только поддакивал ему. Когда Сун осведомился о чинах судебно-уголовных учреждений, Симэнь заметил:

– Мне приходилось встречаться только с правителем области Ху, человеком известным и в народе уважаемым, да уездным правителем Ли, к службе ревностным и усердным. Других плохо знаю, зря говорить не буду.

– Вы ведь знакомы с начальником гарнизона Чжоу Сю, каков он? – спросил Сун.

– Полководец он опытный и знающий, но я бы все-таки предпочел военного коменданта Цзина из Цзичжоу. Он военное образование получил. И молод, и талантлив – всем взял. Я бы посоветовал вам, Гунцзу, обратить на него внимание.

– Вы говорите об военном коменданте Цзин Чжуне? – уточнил Сун. – Откуда вы его знаете?

– У нас с ним личная дружба, – отвечал Симэнь. – Вчера он мне послужной список передал, просил замолвить за него словцо.

– И я давно слыхал, что он отличный полководец. Ну, а еще кто?

– Еще я назвал бы старшего брата жены, У Кая, – продолжал Симэнь. – Он ведал постройкой казенных амбаров и занимает в настоящее время пост тысяцкого в правом гарнизоне. Вот его бы следовало представить к повышению, может, возвести в надзиратели. Я бы вам был крайне признателен, Гунцзу, за оказание милости и честь.

– Коль скоро речь идет о вашем шурине, сударь, я не премину упомянуть о нем в докладе на высочайшее имя, – заверил его цензор. – Причем испрошу подобающий чин. За это я вам ручаюсь.

Симэнь поспешно сложил руки в знак благодарности и протянул цензору послужные списки военного коменданта Цзина и шурина У Старшего.

– Покажешь мне, когда буду доклад составлять, – наказал Сун своему секретарю и передал бумаги.

Симэнь велел слуге незаметно сунуть секретарю три ляна серебра, чтобы тот, паче чаяния, не запамятовал, но не о том пойдет речь.

Пока они говорили, послышались удары в барабаны и гонги.

– Господа пожаловали, – доложили слуги.

Симэнь поторопился им навстречу, проводил в залу, где они обменялись приветствиями. Цензор Сун тем временем не спеша проследовал через калитку в сад. После приветствий прибывшие осмотрели ломившийся от яств стол. На нем возвышались блюда с мясными кушаньями, сладостями и фруктами. Главный стол, как и окружавшие его малые столы, был накрыт с большим вкусом. Довольные чиновники благодарили Симэня.

– Великолепно! – восклицали они. – надо будет добавить … возместить понесенные хозяином расходы.

– Да, собранного серебра явно не хватило бы, – заметил цензор Сун, – Но ради нашей дружбы Сыцюань, полагаю, не станет утруждать вас, господа.

– Разумеется! Не извольте беспокоиться! – заверил их Симэнь.

Собравшиеся уселись за столом в соответствии с рангами. Слуги подали чай.

– За его сиятельством Хоу гонцы посланы, – говорили они. – Пока не отбыли из резиденции.

Стоявшие по обеим сторонам музыканты забили в барабаны, заиграли на флейтах и свирелях. У вторых ворот столпилось столько прислуги, что было невозможно пройти.

Было уже за полдень, когда прискакал вестовой, объявивший о прибытии военного губернатора.

Опять с обеих сторон грянула музыка. Чиновники вышли к главным воротам. Цензор Сун ожидал знатного гостя у ворот.

Немного погодя показался отряд конников с голубыми штандартами. За ними четверо носильщиков несли большой паланкин, в котором восседал военный губернатор Хоу. Он был в ярко-красном халате с павлинами на квадратных нашивках и в наушниках, подбитых соболем, перепоясан отделанным золотом поясом. Процессия остановилась у ворот, и встречающие окружили вышедшего из паланкина высокого гостя. К ним присоединился и цензор Сун, переодетый в расшитый золотыми облаками ярко-красный халат с белым однорогим оленем[4] на квадратных нашивках и круглым воротником. Его украшал пояс из носорожьего рога.

В большой зале состоялась церемония взаимных приветствий. После того как каждый засвидетельствовал свое почтение гостю, был представлен Симэнь.

– А это хозяин, тысяцкий Симэнь, – объяснил цензор Сун. – В здешней судебно-уголовной управе служит, тоже из облагодетельствованных его превосходительством Цаем.

Губернатор велел секретарю подать сложенную вдвое красную визитную карточку, на которой было выведено: «Ваш друг Хоу Мэн», и протянул ее хозяину. Симэнь обеими руками принял карточку и столь же благоговейно передал слуге.

Гости сняли верхние одежды и сели. Чиновники разместились по обеим сторонам. Цензор Сун занимал место хозяина. После чаю внизу грянула музыка, и Сун поднес губернатору кубок вина и шелк с прикрепленными к нему цветами, который был тут же уложен в коробку и отправлен в губернаторскую резиденцию.

Затем повара подали горячие блюда, среди которых выделялся украшенный цветами поросенок, но говорить об этом подробно нет надобности.

Первыми выступали принадлежащие театральному управлению танцоры, наряженные в новые одеяния из узорной парчи, которые они получили на сей случай из казны, за ними клоуны и скоморохи. Их представление отличалось необыкновенным мастерством. Только после них появилась хайяньская труппа. Актеры земно поклонились и вручили почетному гостю лист исполняемых произведений. Губернатор Хоу заказал драму «Цзиньский князь возвращает пояс»[5]. Когда они исполнили сцену, подали барана.

В самом деле, казалось, букеты ярких цветов скопились на узорной парче. Мелодии флейт и дивное пение услаждали слух, обилие золота и собольих мехов предстало взору.

Тому подтверждением стихи: