– Что это у вас тишина такая? – спросил он. – Может, матушка недовольна, что вчера заходил, а? Для чего заперлись?

– А мне откуда знать? – отвечала горничная.

Симэнь вошел в покои и кликнул Юэнян. А она после приема снадобья крепко спала во внутренней комнате и, разумеется, ничего не слыхала.

– Что ты меня в грех вводишь, негодяйка, рабское отродье! – заругался Симэнь. – Я матушку зову, а она стоит как вкопанная.

И он, сразу охладев, вышел из покоев Юэнян. Тут ему повстречался Шутун.

– Дядя Ин прибыл, – доложил слуга.

Симэнь встретился с Ин Боцзюэ.

– Ну, брат, как вчерашний прием в поместье? – спрашивал Боцзюэ. – Наверно, полное удовольствие получил, а ? Долго с их сиятельством пировал?

– Господа были со мной очень любезны, – отвечал Симэнь. – Они тогда у меня недолго побыли. К правителю Ху спешили. Зато на этот раз попировали в свое удовольствие. А сколько выпили! Поглядел бы, как они меня оставляли! Да ведь дорога дальняя. Я в первую ночную стражу отбыл. Сам не знаю, как я, пьяный, до дому-то добрался.

– Вот и приезжие господа, а какое гостеприимство! – воскликнул Боцзюэ. – Да, брат, придется тебе их в дорогу с подарочками провожать.

– А ты прав! – поддержал его Симэнь и позвал Шутуна: – Пиши перечень подношений. Чтоб на двух красных листах одно и то же было: плоды личжи и «глаза дракона», персики и финики, гусь и утка, бараний окорок и свежая рыба, а также два жбана южного вина. Да не забудь на визитных карточках каждому выразить благодарность за прием.

Шутун пошел исполнять распоряжение, а Ин Боцзюэ подсел поближе к Симэню.

– Брат, а ты помнишь, о чем мы намедни говорили? – спросил Боцзюэ.

– Ты о чем?

– Забыл, должно быть, в делах-то? – продолжал Боцзюэ. – А помнишь, когда мы с Се Цзычунем у тебя пировали. Перед самым уходом у нас разговор был?

Симэнь призадумался.

– Может, о Ли Третьем с Хуаном Четвертым, а? – спросил он наконец.

– Вот именно! – воскликнул Боцзюэ. – Прямо в точку попал.

– А где ж ты мне прикажешь взять серебро?! – Симэнь насупил брови. – Я все за соль отдал. Ты же сам видал. Нет у меня денег. Я сам у свата Цяо пятьсот лянов занял. Нет у меня таких денег.

– У тебя, брат, кругом барыши, – говорил Боцзюэ. – Залезь в сундук да в уголке поройся – найдешь. Ты ведь накануне от Сюя Четвертого две с половиной сотни получил. Значит, половина уж есть.

– Так-то оно так, – протянул Симэнь. – А остальные где? Ступай скажи им: получит, мол, долг сполна, тогда и даст.

– Как доброму скакуну взмаха хлыста, так порядочному человеку единого слова достаточно, – не унимался Боцзюэ. – «Когда человеку нельзя доверять – непонятно, какой в нем прок»[13]. Если б ты мне раньше не обещал, это одно. Но я им уже сказал, их обнадежил. Будут, говорю, сегодня наверняка. Как же я им теперь на глаза покажусь?! Как же так, брат?! Они тебя всегда за щедрость и широту натуры уважали. Неужели тебе приятно, если тебя за глаза начнут упрекать какие-то дельцы?

– Ну, уж коли так, брат, настаиваешь, придется дать, – сдался, наконец, Симэнь и пошел в покои хозяйки.

Там он достал двести тридцать лянов и те двести пятьдесят, которые получил накануне от Сюя Четвертого и велел убрать Юйсяо. Всего оказалось четыреста восемьдесят лянов.

– Вот набрал четыреста восемьдесят лянов, – вернувшись, проговорил Симэнь. – А на те двадцать, может, парчи возьмут?

– Нет, брат, им на благовония наличные денежки требуются, – отвечал Боцзюэ. – Узорную алую парчу себе оставь. Как бы она ни хороша, а куда ее сбудешь? Чтоб им зря не бегать, серебром давай.

– Ну ладно уж! Так и быть! – заключил Симэнь и пошел довешивать недостающие два десятка лянов. Дайаню было велено выносить серебро.

Ли Третий и Хуан Четвертый давно ждали рядом, у соседа. Едва Ин Боцзюэ подал знак, они бросились к Симэню. Первым явился Се Сида, за ним с поклонами шли подрядчики. Симэнь ответил на их приветствия.

– В прошлый раз, сударь, вы оказали нам великую милость, – наперебой говорили они. – Мы все еще не получили денег, поэтому и вышла небольшая задержка. А теперь Дунпинское управление заключает контракт на поставку двадцати тысяч коробок благовоний. Осмеливаемся просить еще пятьсот лянов. Пособите, сударь, в неотложном деле, умоляем. Как выручим серебро, все до медяка вернем и с процентами.

Симэнь велел Дайаню принести из лавки безмен и позвать зятя Чэня. Первым делом перевешали двадцать пять слитков от Сюя, потом свои две с половиной сотни лянов. Серебро было вручено Хуану Четвертому и Ли Третьему. Подрядчики долго рассыпались в благодарностях, потом откланялись и удалились.

Симэнь оставлял Ин Боцзюэ и Се Сида, но тем не сиделось на месте. Посредники жаждали погреть руки на деньгах, добытых Хуаном и Ли.

– Нас дела ждут, – нарочно сказал Ин Боцзюэ, и оба поспешно откланялись.

Дайань и Циньтун хотели было задержать Боцзюэ с намерением тоже поживиться, но тот только рукой махнул:

– У меня сейчас нет. Знаю. Потом получите.

Только эти проходимцы скрылись из виду, вошел Шутун и вручил ответные визитные карточки смотрителя Хуана и управляющего Аня.

– Их сиятельства сперва отказывались принять подарки, – объяснял Шутун. – Извинялись за причиненное беспокойство, потом все-таки приняли и просили передать вам, батюшка, самую сердечную благодарность. Мне два конверта с вознаграждением прямо-таки силой сунули.

Симэнь велел Шутуну чаевые оставить себе, а носильщиков отблагодарить и отпустить.

День клонился к закату. Стали зажигать фонари, и Симэнь пошел к Юэнян.

– Ты, кажется, приходила меня будить? – обратилась Юэнян к Сяоюй, когда Симэнь вошел в комнату и сел. – А я спала. Не слыхала, как ты звал.

– Вот я опять здесь, – говорил Симэнь. – Знаю, ты мной недовольна.

– С чего это ты взял? – удивилась она и велела горничной заварить чай и подать ужин.

Симэнь осушил несколько чарок вина. Он пил целый день, и ему хотелось только спать, но умащенный мазью чужеземного монаха, он был готов к сражению.

– Этот негодный монах со своими диковинными средствами и перепугать может, – заметила она, а про себя подумала: «Ты принял снадобье монаха, а я – монахинь. Теперь мне наверняка улыбнется счастье».

Симэнь давно не навещал Юэнян, и ему особенно захотелось доставить ей удовольствие. Они легли. Ночь прошла в утехах любви. Они проспали до самого обеда.

– Помнишь, Старшая спрашивала, когда будет день жэнь-цзы? – обращаясь к Юйлоу, сплетничала тем временем Цзиньлянь. – Это она про счастливый день узнавала, чтобы мужа на ночь заманить. Видишь, так оно и вышло.

– Да будет уж тебе! – засмеялась Юйлоу.

Появился Симэнь, и Цзиньлянь остановила его.

– Кто это так рано ложится и до самого обеда нежится, а? – говорила она. – Смотри, солнце уж к заходу готовится. А ты куда спешишь?

Своим заигрыванием Цзиньлянь распалила Симэня. Он будто не замечал Юйлоу, и она пошла к себе. А Симэнь и Цзиньлянь подходили все ближе к кровати, пока не легли, отдавшись утехам.

Чуньмэй подала кушанья, и они сели за стол, но не о том пойдет речь.

Юэнян два дня не навещала Гуаньгэ – с тех пор, как услыхала, что про нее наговаривает Цзиньлянь. И вот, в ее покоях неожиданно появилась Пинъэр.

– Ребенок день и ночь плачет, – начала она. – Озноб его замучил. Не знаю, что и делать.

– Сложа руки не сиди! – советовала Юэнян. – Возожги благовония, помолись о здравии младенца. А то закажи молебен с принесением благодарственных жертв. Все немного полегчает.

– В прошлый раз, когда у младенца был жар, я обреклась отслужить молебен Духу-покровителю городских стен и Духу земли[14], – говорила Пинъэр. – Вот теперь и надо исполнить обет.

– Вот-вот, – поддержала ее Юэнян. – Только прежде посоветуйся со старой Лю. Что она скажет.

Пинъэр хотела было идти.