Что ж, решение принято, окончательно и бесповоротно. Сегодня она отпустит призраков своих родителей. Матери все равно уже не поможешь. Сердцем она понимает: мать не вернется. В последний раз, когда она ее видела, та уже не принадлежала этому миру, пребывала в тех местах, куда не добраться и откуда не возвращаются. Теперь не во власти синьора Бжезинского навредить ей. Глубоко вздохнув, Белль поворачивается к зеркалу и приподнимает подбородок.

— Ты должна бежать, Пина, — говорит она, глядя в отражение покрасневших глаз девушки. — Я дам тебе денег.

Пина качает головой.

— Я не могу бросить вас, — говорит она.

Брови Белль поднимаются, она какое-то время молча смотрит на девушку.

— Если так, моя дорогая, значит, мы должны бежать вместе.

— А что будет с моим отцом и его семьей? Он ведь в долгу перед синьором Бжезинским. Что будет с ними, если я сбегу?

Белль разворачивается на табурете, подается вперед и берет девушку за руку.

— Не волнуйся о них, Пина, — понизив голос, говорит она. — Твой отец отдал тебя синьору Бжезинскому. Теперь ты должна думать о себе. Ты ничем не обязана своему отцу.

Взгляд девушки проясняется, как будто впервые в жизни ей дали надежду.

— Но куда мы пойдем? — спрашивает она.

— Не знаю, — говорит Белль, сверкая от возбуждения глазами. — Могу только сказать, что мы переплывем лагуну и больше никогда не вернемся.

Не успела Белль произнести последнее слово, как дверь ее спальни с грохотом распахнулась. Женщины переглянулись. В доме есть только один человек, который может так входить.

— Луиза!

Это синьор Бжезинский. «Еще девяти утра нет, а он уже не в себе, — устало думает Белль. — Как избежать побоев?»

— Оставайся здесь, — шепчет она Пине, приложив палец к губам. Если сегодня состоится ее великий побег, мужа нужно как-то умиротворить.

Белль, так и не закончив макияж, выходит из туалета. На муже строгий деловой костюм. Напомаженные редеющие седины гладко зачесаны назад, большой бледный лоб блестит, словно вареное яйцо.

— Что-нибудь случилось? — вежливо спрашивает она.

— Я услышал разговоры, — говорит он.

Она вскидывает брови.

— Вы хотите сказать, слухи? Не стоит доверять сплетням.

Синьор Бжезинский делает шаг к ней, хватает за правую руку и крепко сжимает. Ей больно, но она пытается не подать виду.

— Один человек рассказал мне, что своими глазами видел тебя на крыше дома, голой, с посторонним мужчиной.

Она с фальшивой веселостью хохочет.

— Неужели, синьор Бжезинский? — восклицает Луиза. — Господи, да зачем бы мне это понадобилось? Я же не сошла с ума!

Он приближает к ней лицо, почти вплотную, его глаза — две темные щелки.

— Так я и подумал, моя дорогая. Но, видишь ли, это очень надежный свидетель. Мне сообщили, что ты не только голой торчала на крыше, ты еще и средь бела дня совокуплялась с каким-то обычным моряком.

Она выдерживает его взгляд, дерзкая в решимости идти до конца.

— Бывало, я плохо себя вела, но вы хорошо меня научили слушаться. Уверяю вас, я должна быть не в себе, чтобы решиться на такое безумство и снова навлечь на себя ваш гнев.

Вырвав наконец руку, она потирает ее, пытаясь стереть следы от его пальцев.

— Ни одна женщина не дойдет до такого, — говорит она. — Даже проститутка.

— Такая, как ты, Луиза, дойдет. Грязное, распутное существо, — шипит муж сквозь стиснутые зубы. — Если бы я знал, что от тебя будет столько неприятностей… Если бы я знал, что ты окажешься такой никчемной женой, неспособной даже родить ребенка, я бы сделал другой выбор.

Он снова хватает ее за руку и рывком притягивает к себе. Она видит капли пота на его лбу, чувствует его отвратительное дыхание.

— Мне и не нужно было жениться на тебе, потому что твоя мать и так была у меня в руках.

Его слова хуже удара в живот. Белль бы согнулась пополам, но он хватает ее вторую руку и так прижимает к себе, что ей видно, как его глаза наливаются кровью.

— Хочешь знать, что свело твою мать с ума? Я, Луиза. Она заставила твоего отца пожертвовать тобою. Я никогда не хотел тебя.

— Вы лжете, — чуть слышно произносит она.

Он бросает ее руки и отходит от нее с довольным видом.

— Все очень просто. Твой отец задолжал мне денег, а мне понравилась его жена. И мне повезло, твой отец умирал. Я сказал ему, что в оплату долга заберу его жену.

Комната начинает вращаться. Упасть нельзя ни в коем случае. Она должна стоять прямо.

— Но твои родители были так влюблены, — с насмешкой в голосе продолжает он. — Друг друга они любили больше, чем тебя, Луиза, ведь твой отец убедил меня жениться на тебе, а не на твоей матери.

Он смеется.

— Глупец! Ты думаешь, я позволю женщине отказать мне? Для чего, по-твоему, я привез ее из Варшавы в Венецию, когда твой отец умер? Я получил вас обеих по цене одной. Твоей матери мне хватало до тех пор, пока…

По его лицу пробегает тень. Синьор Бжезинский, кажется, недоволен собой. Она видит, что он старается собраться. Взгляд его снова становится холодным.

— Пока не заболела… И мне не пришлось отправить ее на Повелью. И тогда пришла твоя очередь, Луиза.

Заглядывая в черную, испорченную душу своего мужа, она понимает: он говорит правду.

— Нет! — цедит она сквозь зубы.

— Но ты не нормальная, — в ярости продолжает он, брызгая слюной. — Ты не можешь родить ребенка и ведешь себя как последняя шлюха. Переспала с половиной Венеции у меня на глазах. По-моему, у тебя, как и у твоей матери, помутился рассудок. Пора тебе присоединиться к ней.

Он бросается на нее, хватая за шею, но Белль в такой ярости, что зубами впивается в его скулу. Он громко вскрикивает, отшатнувшись. Она видит, что из прокушенной кожи течет кровь.

— Замечательно, — хохочет синьор Бжезинский. — Еще одно доказательство твоего безумия. Я думаю, теперь будет не сложно получить разрешение на расторжение брака. Я смогу найти себе новую, чистую невесту, и мне не придется больше иметь дело с грязной шлюхой.

Он толкает ее на кровать. Она падает на поднос, и столовые приборы с него летят на пол. Он бьет ее по лицу, но она яростно отбивается. Он не отправит ее на этот жуткий остров, чтобы она стала такой же, как мать. Она не станет слушать стоны призраков, обитающих там со времен чумы, когда несчастных больных свозили на остров гнить. Ее не оставят там бродить по берегу, укрытому толстым слоем пепла их сожженных костей. Она помнит встречу с доктором матери, жутковатой личностью, который, несмотря на уверения синьора Бжезинского в том, что он ведущий специалист в своей области, показался Белль настоящим садистом. Он проводил лоботомию! Нет, она не поедет на Повелью. Лучше умереть здесь, на кровати, чем попасть на этот проклятый остров. Обещание, данное отцу, уже не имеет значения. Она не будет заботиться о матери, потому что мать никогда не заботилась о ней.

Она попадает носком между ног синьора Бжезинского, и тот складывается пополам от боли. Она спрыгивает с кровати и бросается к двери, но вспоминает про Пину в ванной и останавливается. Шанс упущен. Муж хватает ее сзади и швыряет на пол. Она падает спиной на ковер. В следующий миг он возвышается над ней, его нога занесена над ее животом.

— Я тебя уничтожу, Луиза, раздавлю эту бесполезную матку, — рычит муж.

«Он похож на демона», — думает Белль. Она закрывает глаза в ожидании боли. Охваченная страхом, на мгновение испытывает жалость к нему. Как он таким стал?

— Стойте!

Она слышит крик Пины. Открыв глаза, видит горничную, которая цепляется за руки синьора Бжезинского. Муж настолько удивлен, что тут же успокаивается и опускает ногу на пол. Но Пина его не отпускает и продолжает изо всех сил оттаскивать в сторону.

— Она носит ребенка! — отчаянно кричит девушка.

Синьор Бжезинский, словно пьяный, отшатывается от Пины и переводит взгляд на Белль, лежащую перед ним на полу.

— Это правда?

Она готова сказать: конечно же, нет. Она не понимает, зачем Пина придумала эту беременность. Ведь она бесплодна. И вдруг ее осеняет: «Это онбесплоден!» В памяти возникает встреча с Сантосом, та самая, когда синьор Бжезинский избил ее. Тогда они были неосторожны. И с тех пор у нее нет менструации. Она прикрывает живот рукой. Ну конечно, вот из-за чего тошнота. Вот как Пина догадалась. Она с благоговением смотрит на Пину, на ее раскрасневшиеся щеки, на испуганные глаза овечки, которую ведут на бойню. Но какая она храбрая, если решилась встать между Белль и ее мужем.