— Отомстить? Да как, если я их страже сдам?

Рес тяжело уставился на крестьянина. Со вздохом просветил:

— У них порука. Клин за клин, круг за круг, а дороги и вовсе перепутаны. Вот сдашь ты побережника, а у них не родичи, так друзья, и уже сейчас за границей. И при золоте все — наймут лихих людей, отомстить чтобы. Хорошо, тебя одного на нож посадят, а то — все селение ваше сравняют. Подлый же народ.

Крестьянин, который уже стоял на ногах, снова сел. Мощно заскреб в затылке.

Рес хотел порасспросить его, что впереди за селение, есть ли там стража. Но подошедшая Леск тихо цикнула зубами, и Рес, подумав, решил, что расспросы будут выглядеть подозрительно. Обычно-то путники знают, куда идут.

Крестьянин все же встал, пошел приводить в сознание Глоба — похлопал по щекам, и тот со стоном очнулся. Рес был настороже — вдруг Глоб как-то разглядел в беглецах побережников, потому и бросился. Но на вопрос плешивого:

— Ты чего на южан-то бросился? Разве они побережники? — Глоб замямлил что-то невразумительное. Потом неуклюже попросил прощения, признал себя дурнем. Так, видите ли, хотел наловить побережников — уже и награду мысленно потратил, — что бросился на первых встречных путников.

Рес и Леск пошли дальше. В подлеске явственно зашуршало, Рес, осторожно скосив глаза, разглядел третьего крестьянина — все же вернулся посмотреть, что происходит.

— Я думала, ты их убьешь, — с явным облегчением, что ошиблась, сказала Леск.

— А смысл? Чтобы за нами еще и как за убийцами гнались? Ты же видела, только этот Глоб на нас кинулся, остальные двое не распознали в нас побережников. Только зря ты за нож схватилась, у южан женщины сражаться не умеют.

— Южане разные, на юге живут десятки народов. У некоторых женщинам действительно запрещено прикасаться к оружию, но не у всех.

— Это ты в свитках вычитала?

— Не только.

А она очень хорошо держалась. Страшно ей было, как и Ресу впрочем, но сохраняла спокойствие. Дела-то неважны у беглецов — от обоза отбились, служивые даже в этой глухомани ловят побережников, еще и крестьяне присоединились к ловле. Рядом смерть, тут бы многие крепкие мужики от страха задергались, а Леск как будто и не боится почти.

Скоро лес закончился, потянулись поля, впереди виднелся островок зелени и вились дымки — окруженное садами селение. А хлеб-то в полях дозрел, убирать пора, пока не осыпался, почему никого не видно? Праздник у них, что ли?

Все же некоторые делянки убраны, хлеб увязан в снопы. А на одной даже работники нашлись — двое молодых крестьян в одних только набедренных повязках, широких шляпах из коры и деревянных туфлях косили хлеб особыми маленькими косами. Похожи между собой, видимо братья.

Рес вежливо поздоровался, спросил:

— Чего урожай-то не убирают?

— А побережников лесами ловят! Как указ услышали, так в лес и кинулись всем Заболотьем, староста первый.

— А вы чего?

— А, пустое это, чего у нас побережникам-то идти, через Заболотье? Они южнее пойдут или, может, болотами, там гати есть тайные. Да и поздно уже. Когда у них исход начался? Разбежались уже, разве кто отстал. Да и не по-людски как-то, людей ловить. Пусть их служивые ловят, вон их сколь нагнали. А тут хлеб надо убирать и взаправду. Мы-то свою ниву убрали, уже и на ток жены возят, а это подбатрачиваем у Гутара за два снопа, пока он побережников в лесу ищет.

Услышав про два снопа, Леск удивленно хмыкнула — обычно батракам платят один сноп.

Рес посомневался, и все-таки решил расспросить:

— А чего сюда служивых прислали, если здесь побережники не пойдут?

— А их не так, чтобы много, три разъезда, один на дороге в кордоне стоит, два других по лесам с собаками патрулируют. Да и не егеря они, серокафтанники. Егеря в других местах стоят, где взаправду побережники могут идти.

Хотелось порасспросить говорливого селянина еще, но смущал второй, молчаливый — стоял, опираясь на косу, смотрел хмуро.

Рес решил, что и так узнал много: селение называется Заболотье, легкой конницы в этих местах три разъезда, крестьяне знают про тайные гати на болотах, и относительно императорского указа подтвердилось. Все же спросил, есть ли в Заболотье дом для странников — и крестьянин объяснил, да так, что захочешь, не заблудишься. Не только все до единой приметы, по которым надо сворачивать, но и признаки, что свернули неправильно, сообщил. А потом добавил, что дом для странников сейчас переполнен мелкими купцами, потому что на восток от селения кордон служивых, которые побережников ловят, но и не только, могут товар разворошить и попортить, могут выручку отобрать — и не докажешь ничего. И насоветовал, у кого еще в селении можно заночевать.

Второй крестьянин давно уже вернулся к косьбе.

Рес хотел, было, расспросить про лошадей, однако решил, что достаточно.

Двинулись дальше. Еще раз напомнил Леск, чтобы зря не разговаривала, она не возразила.

Вошли в селение. Обычные для Трехречья бревенчатые жилища прячутся в зелени садов. Да, пустовато, в основном попадаются женщины — с красными платками на головах и кушаками на поясах, метут землю длинными рубахами. А мужики, стало быть, в лесах.

На одном плетне висел огромный деревянный сапог — так у народа рек обозначаются мастерские башмачников. Рес смело вошел во двор, постучал в дверь, крикнул:

— Здесь сапоги чинят?

Открыла немолодая женщина:

— Чинят, когда дома. А сейчас в лесу все чинильщики. Готовые сапоги продать могу, если найдутся по ноге тебе. У нас даже по новым обычаям пошитые есть — левый с правым разные, то бишь один для левой ноги, а другой для правой. Вот, гляди. Если не на ту ногу перепутать, то далеко не загуляешь, а если верно надеть, тогда будто вовсе без сапог.

Сапоги пришлись впору, хотя смотрелись не очень. Рес посомневался, спросил, сколько стоят. Начал, было, цену сбивать, но женщина торговалась очень неуверенно — видимо, не умела, — и Рес не стал напирать, нечестно это. Да и женщина от расстройства, что продешевила, может беглецам навредить. Или муж ее.

Упрятали старые сапоги в мешок, чтобы потом зарыть в укромном месте, и отправились в дом для странников — может, и хорош совет крестьянина ночевать у обычных жителей, но, пожалуй, будет слишком приметно.

Дом для странников оказался заодно кабаком, и вправду переполненным — лошади привязаны под временным навесом, стало быть, в конюшне места нет.

Предчувствуя, что все же придется искать ночевку в другом месте, Рес заговорил с хозяйкой — хозяин тоже был в лесу. Но пустая комната нашлась, предпоследняя. Откуда тогда лишние лошади?

Едва принесли ужин — кашу с салом и ягодное вино, — к беглецам подсел смуглокожий человек и затараторил на языке южан, Рес понимал через слово, а отвечать и не рискнул бы. Выручила Леск — говорила свободно, сама что-то спрашивала. Насколько понял Рес, южанин обрадовался, увидев соплеменников, расспрашивает, кто они и откуда, о себе рассказывает, сетует, что с торговлей сложности — южные товары в Трехречье покупают охотно, но отсюда на юг везти нечего, кроме мехов, да и те северянам нужнее. Пустая ходка получается. А Леск еще и не соглашалась, говорила про какие-то медные самородки и даже убедила торговца. А может из вежливости спорить не стал — южане, они такие.

А Рес распознал на соседней лавке торговца лошадьми — вот откуда они лишние под навесом. Подсел, стал осторожно расспрашивать. И вскоре уже торговался за пару степняцких коней. Такие и нужны беглецам — выносливые, неприхотливые, приспособленные для дальних переходов.

Торговец, едва первый раз сбросил цену, оборвал торговлю:

— Чего сейчас по темноте-то перекидываться? С утра выберешь, и по рукам ударим. А сами-то вы откуда, что за товар? А то южане что-то меньше торговать стали.

Рес принялся пересказывать только что услышанные жалобы южного торговца:

— А чем торговать-то? Вот привезли мы ткани, вино, кожу выделанную, рыбу сушеную, продали. А обратно чего везти такого, чтобы у нас на юге не было? Или чтобы лучше нашего, или дешевле? Из Трехречья хоть лошадей тяжеловозных можно перегонять, мед в бочках, из восточных городов — железо, с северо-запада соль, а из-за Стремнины чего? Меха, которыми воз не загрузишь, да и не нужны они на юге особо. Выходит, только золото да серебро из ходки везу, даже возы с лошадями продал. И то: вино здесь выпьют, из тканей одежи нашьют да сносят же, новое везти надо. А золоту сносу нет, потеряет разве кто, и все равно ж найдут. Выходит, что на юге золота все больше, на севере все меньше. Потому цены растут на юге, а если по правде — золото дешевеет.