Он ломал голову, желая придумать какую-нибудь историю.
— Ну, историю о быке, который погнался за лошадью, а лошадь так перепугалась, что влезла на дерево. Слыхали вы эту историю, фрёкен Бокк?
Буссе часто рассказывал эту историю, но Малыш никогда не смеялся, потому что очень жалел беднягу лошадь, которой пришлось влезть на дерево.
Фрёкен Бокк даже не улыбнулась.
— Что за дурацкие анекдоты! Ты ведь прекрасно знаешь, что лошади не могут влезть на дерево.
— Не-а, не могут, — подтвердил Малыш, точь-в-точь как говорил это Буссе. — Но что ей было делать, если за ней, черт возьми, мчалось разъяренное животное?
Буссе говорил, что «черт возьми» можно говорить только когда в рассказе поминается черт. Но фрёкен Бокк вовсе так не думала. Она с отвращением смотрела на Малыша:
— Вот ты смеешься и ругаешься скверными словами, а твои мама, брат и сестра болеют и страдают. Как тут не удивляться…
Но тут ее прервали. Из-под кровати внезапно донесся «Плач Маленького привидения», всего лишь несколько душераздирающих звуков было вполне достаточно для того, чтобы фрёкен Бокк так и подскочила на месте.
— Боже мой, что это такое?
— Не знаю, — ответил Малыш.
Но фрёкен Бокк знала, она-то знала, что это за звуки!
— Я не я, если это не звуки из мира иного.
— Из мира иного… какого же? — спросил Малыш.
— Из мира привидений, — ответила фрёкен Бокк. — В этой комнате никого, кроме нас с тобой, нет, и никто из нас не издавал таких звуков. Это был голос привидения, а вовсе не человека. Разве ты не слышал? Это звучало как призыв страждущей души.
Вытаращив от ужаса глаза, она уставилась на Малыша:
— Боже милостивый, теперь-то я просто должна написать на телевидение!
Отшвырнув щетку и совок, фрёкен Бокк села за письменный стол, схватила лист бумаги и начала писать. Писала она долго и старательно.
А потом сказала Малышу:
— Послушай-ка, сейчас ты услышишь! И она прочитала:
«Шведскому радио и телевидению.
Моя сестра Фрида Бокк принимала участие в вашей серии передач о духах и привидениях. Я не считаю эту программу удачной, а Фрида — пусть она думает все, что угодно, это ее дело… Но не все потеряно, и передачи эти должны и могут стать гораздо лучше и интересней. Потому что теперь я сама очутилась в доме с настоящими привидениями и посылаю вам перечень всех моих наблюдений над ними:
1. Странное мычание за окном, но никакой коровы там не было, потому что мы живем на пятом этаже, так что это были лишь звуки, похожие на мычание.
2. Таинственно исчезают разные вещи и предметы, например булочки и сидящие взаперти мальчишки.
3. Двери запираются снаружи, между тем как я сижу в комнате. Объясните мне это явление, если можете!
4. Ужасающая записка привидения на кухонной стене!
5. Внезапные горестные звуки во время уборки, звуки, похожие на плач. Сейчас же приезжайте сюда, потому что все это может стать телевизионной программой, которая заставит говорить о себе.
С глубоким уважением Хильдур Бокк.
P.S. Как вам могло прийти в голову пригласить Фриду, именно ее, на телевидение?»
Затем фрёкен Бокк, преисполненная энергии, помчалась опускать письмо в почтовый ящик. Малыш заглянул под кровать. Карлссон лежал там с горящими глазами. Он тут же вылез, радостный и довольный.
— Послушай-ка! — закричал он. — Подожди до вечера, когда стемнеет! У Домокозлючки и вправду появится кое-что, о чем можно будет написать на телевидение.
Малыш снова захихикал и с нежностью посмотрел на Карлссона.
— Вот повезло мне, что меня изолировали вместе с тобой, — сказал Малыш.
На какой-то миг он вспомнил о Кристере и Гунилле, с которыми всегда играл. Вообще-то ему надо бы огорчаться, что он не будет с ними видеться.
«Ну да все равно, — подумал Малыш, — с Карлссоном играть веселее».
Хотя именно сейчас у Карлссона не было времени с ним играть. Ему надо было немедленно лететь домой и приладить к моторчику глушитель.
— Не годится, чтобы Маленькое привидение из Васастана прилетало со страшным грохотом, словно летающий бочонок, понятно? Нет, оно должно прилететь тихо, незаметно и так, чтобы шерсть на голове у Домокозлючки стала дыбом.
Затем Карлссон и Малыш договорились о том, как подавать сигналы с помощью их хитроумного телефона.
— Если ты позвонишь один раз, это будет означать: «Сейчас же прилетай!», а если два, то: «Ни в коем случае не прилетай!», а три раза, то: «Подумать только, что на свете есть некто такой красивый, чертовски умный, и в меру упитанный, и храбрый, и прекрасный во всех отношениях, как только ты, Карлссон!»
— А зачем мне звонить тебе об этом? — спросил Малыш.
— Затем, что надо говорить своим друзьям ласковые и подбадривающие слова примерно каждые пять минут, а я не могу так часто являться сюда. Понятно?
Малыш задумчиво посмотрел на Карлссона:
— Я ведь — твой друг, да? Но я как-то не замечал, чтобы ты говорил мне такие слова.
Тут Карлссон расхохотался:
— Ну и ну! То ты, а то я! Кто ты такой? Ты — всего-навсего маленький глупый мальчишка!
Малыш кивнул в знак согласия. Он знал, что Карлссон прав.
— Но ты все равно меня любишь? Верно?
— Да, в самом деле люблю, — заверил его Карлссон. — Даже сам не знаю почему. Я не раз ломал над этим голову, когда лежал после обеда и мучился бессонницей.
Он погладил Малыша по щеке:
— Ясное дело, я люблю тебя, и, верно, есть за что… может, за то, что ты так непохож на меня, бедный ты ребенок!
Он взлетел на подоконник и помахал на прощание рукой.
— А если ты будешь звонить, как на пожар, — крикнул он на лету, — то это будет означать, что либо дом загорелся, либо ты хочешь мне сказать: «Ну вот, я снова разбудил тебя, дорогой Карлссон, возьми большую сумку, прилетай ко мне и забери за это все мои игрушки… Я их тебе дарю!»
И тут Карлссон улетел.
А Бимбо кинулся на пол прямо под носом у Малыша и начал бить хвостом так, будто выколачивал ковер. Обычно он делал это, когда хотел показать, что по-настоящему кому-то рад и желает, чтобы на него обратили внимание. Малыш лег рядом с ним на пол. Тогда Бимбо вскочил и залаял от радости. Затем он прижался к плечу Малыша и закрыл глаза.
— Тебе нравится, что я не хожу в школу, сижу дома и что меня изолировали? — спросил Малыш. — Ах ты, мой Бимбо! Ты, ясное дело, думаешь, что это я — лучший на свете.
МАЛЕНЬКОЕ ПРИВИДЕНИЕ ИЗ ВАСАСТАНА
Малыш провел в одиночестве весь этот долгий день и мечтал, чтобы поскорее наступил вечер. Ему казалось, что вечер этот будет не хуже сочельника. Он играл с Бимбо, рассматривал свои марки и немножко позанимался арифметикой, чтобы не очень отстать от своих одноклассников. А когда настало время Кристеру вернуться из школы, он позвонил ему и рассказал, что Буссе и Беттан заболели скарлатиной.
— Мне нельзя идти в зубрильню, я изолирован!
Ему показалось, что слова его прозвучали довольно внушительно и даже красиво. То же самое, очевидно, показалось и Кристеру, потому что он промолчал в ответ.
— Можешь рассказать об этом Гунилле, — разрешил Малыш.
— А тебе не скучно? — спросил Кристер, когда наконец обрел дар речи.
— Да нет, — сказал Малыш, — ведь у меня есть…
Тут он замолчал. Он хотел сказать «Карлссон», но не смог, папа не велел. Правда, весной Кристер и Гунилла много раз встречались с Карлссоном, но ведь это было до того, как папа заявил, что ни одной живой душе нельзя говорить о Карлссоне. Тем более что Кристер и Гунилла, вероятно, уже забыли о нем, и Малыш счел, что это только кстати.
«Теперь он стал моим собственным тайным Карлссоном», — подумал он и быстро распрощался с Кристером.
— Привет! Я спешу! Больше у меня нет времени!
Грустно было Малышу обедать с одной только фрёкен Бокк. Но она приготовила очень вкусные фрикадельки, и Малыш съел их довольно много.