Послышался звонок. Олег кивнул Бочкареву:

— Откройте. И ни слова, поняли?

— Я не предатель, — Бочкарев заковылял в коридор. Щелкнул замок.

— Выпьем, дядя Егор? — послышался веселый голос. — Я, понимаешь, четыре магазина обежал, пока в одном нашел… А витриночку пришлось кокнуть.

— Выпьем, — отозвался Бочкарев. — Ты проходи, Боря, чего в коридоре стоять.

На пороге появился низкорослый парень в куцем пальтишке и зимней шапке с ушами вразлет. Из-за этого он казался совсем мальчишкой. Увидев Олега, он бросился назад, в коридор, но Бочкарев ударил его костылем и отшвырнул обратно в комнату.

— Он, — сказала женщина. — Они были вдвоем.

— Дяденьки милые, дяденьки хорошие! — вдруг завопил Борька и на коленях пополз к Олегу. — Малолетка я! Маленький еще! Не убивал я мильтона вашего! Это он все! Кочетков! А я ни причем! Вот вам истинный крест. — Он сорвал с шеи гайтан с крестом и протянул его Олегу.

— Блатной? — с ненавистью спросил Олег. — Сержант, обыщите его!

— Я сам, сам! — заорал Боря и начал выворачивать карманы. Кроме спичек, папирос и разного хлама, в них ничего не было.

— За подкладкой проверить надо. Прощупайте.

— На, гад, подавись, — с ненавистью сказал Боря Олегу и, словно фокусник, извлек откуда-то из глубины пиджака паспорт. — Знаю я тебя, кум проклятый, все равно найдешь!

Олег открыл паспорт:

— Тебе, малолетка, давно уже девятнадцать. Спился небось, оттого и не растешь?

— Не твое дело, пират, — огрызнулся бандит. — Только не докажешь. Мало ли чего эта баба с испугу наговорит? Обозналась она. А мы с Васькой пистолет этот на улице нашли и мента вашего в глаза не видели.

— Ты бы хоть перед смертью не врал, — с тоской сказал Бочкарев.

— Свяжите им руки, сержант, — приказал Олег.

— Есть! — Бочкарев огляделся. Наткнувшись взглядом на веревки, с помощью которых передвигались шторы на окнах, он попросил, обращаясь к женщине:

— Не сочтите за труд, срежьте их.

Свидетельница подошла к окну.

— Возьмите.

Бочкарев завел Кочеткову руки назад и крепко перевязал. То же самое он проделал и со вторым бандитом.

— Идите, — сказал Олег. — По одному. Бежать не советую, — положу сразу.

Вышли во двор. Олег обвел его взглядом.

В глубине двора стояли ящики с мусором.

— Становитесь туда.

Бандиты, не сопротивляясь, подошли к стене.

— Свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами установлено, что вы оба убили кассира в продовольственном магазине, разграбили его, а потом, скрываясь от правосудия, убили сотрудника милиции Воронцова Михаила. — Олег перевел дыхание. Вокруг стояли Бочкарев, свидетельница и невесть откуда появившиеся жильцы дома. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Олег повысил голос: — Москва находится на осадном положении. Согласно постановления Государственного Комитета Обороны, для пособников врага нет ни следствия, ни суда! — Олег вынул из кобуры пистолет и передернул затвор. Оглянулся. Десятки глаз с напряженным ожиданием смотрели на него. Все молчали — слышно было дыхание. Олег подошел вплотную к задержанным, повернул их лицом к стене и выстрелил четыре раза подряд.

Пряча пистолет в кобуру, он сказал:

— Трупы не трогать. Сейчас придет машина и заберет их отсюда.

Толпа начала расходиться. Один только Бочкарев все стоял и стоял посредине двора. Олег на выходе снова оглянулся, а Бочкарев так и не сдвинулся с места.

Когда возвращались в управление, на Петровке путь отряду преградила техника: сплошной лавиной шли танки и артиллерия. Шагали солдаты — краснолицые здоровяки в хорошо подогнанных шинелях, с новенькими автоматами через плечо.

— Сибиряки, — с уважением сказал кто-то. — Теперь будет порядок.

Заканчивалась первая ночь осадного положения, самая трудная ночь Москвы. Впереди было еще много таких ночей — тревожных, полных опасности, но эта, первая, стала решающей, потому что именно в эту ночь начался тот перелом в тылу и на фронте, который определил судьбу города.

«Москва не падет, — мысленно повторял Коля. — Москва не падет. Никогда!»

Он вошел в дежурную часть. Дежурный встал и начал докладывать, но Коля прервал его:

— Спасибо, лейтенант. Я все знаю. Видел только что на улице. Теперь все в порядке.

Дежурный протянул конверт.

— Письмо, товарищ полковник. Вам.

Письмо было от Виктора. Обычные фронтовые новости и приветы, просьба зайти к Нине, успокоить ее. А в самом конце Виктор писал: «Я не хотел тебе сообщать, но думаю, что умолчать было бы с моей стороны подлостью. Все может быть, батя, но ты верь в лучшее. От раненого партизана — связного, который перешел линию фронта с донесением, я слышал, что у них в отряде есть какая-то женщина, которую зовут Марией Ивановной и муж которой служит в милиции. Верь, батя, прошу тебя! Мать жива, я это знаю, я это чувствую!»