— Высокий — с раздвоенной губой. Вот удостоверение вашего товарища и письмо. Оно было у него в кармане.

Коля прочитал адрес.

— Что-нибудь знаете об этом? — спросил он у Олега.

Тот молча покачал головой.

— Вы же были друзьями? — удивился Коля. — Разве не знали, что у него есть девушка?

— Он… хотел рассказать… — с трудом выдавил Олег. — А я… Я над ним посмеялся, товарищ полковник.

— Это недалеко, — Коля протянул конверт Олегу. — Отнесите лично сами. Прямо сейчас.

— Есть!

Коля проводил взглядом грузовик, на котором увезли Мишу:

— Высокий, я думаю, это тот самый, который убил кассира в магазине.

Квартиру, указанную на конверте, Олег нашел сразу. Он долго звонил, а когда уже собирался уйти, двери открыл старый дед в халате и валенках, подозрительно посмотрел, спросил басом:

— Кого тебе, милиционер?

— Зою.

— А-а, — протянул он. — Зайди…

Они прошли по коридору. Дед пошарил на полке и вытащил ключ. Открыл одну из дверей:

— Зайди. Это ее комната.

— Удобно ли?

— Теперь — удобно. Садись.

Комната была маленькая, скромно обставленная, но чистая и очень уютная. На тумбочке около кровати Олег увидел фотографию Миши. Тот смотрел широко раскрытыми глазами и чему-то улыбался.

— А где сама Зоя? — спросил Олег, отводя взгляд от фотографии.

— Ты, значит, Михаил Воронцов? — Дед в упор посмотрел на Олега. — На карточку свою ты не очень похож, ну да бог с ней, с карточкой. Нынче лица у всех напрочь перевернуло. Я вон вчера собственного зятя на улице не узнал.

— Когда придет Зоя?

— А она не придет, милок, — просто сказал дед. — Третьего дня в Химках строили они ров для танков. Налетел «мессер». Одиннадцать женщин — как одну. — Дед положил высохшую, подрагивающую руку Олегу на плечо и закончил: — Война, сынок. Ты крепись.

Олег вышел из комнаты. На лестничной площадке он долго смотрел на почтовый ящик, где среди прочих фамилий была и фамилия Зои — из вырезанных газетных букв. Олег вынул конверт с письмом Миши и опустил в ящик.

Олег возвращался на Сретенку, в пионерский клуб. Он шел, и все время одна и та же мысль сверлила его мозг: как несправедлив был он к Воронцову — смеялся над ним. «Предчувствия его странные, — думал Олег. — Чепуха полная, а ведь все сбылось, как по нотам… Эх, Мишка, Мишка… И про Зою я не выслушал, смеяться начал. А он ее, наверное, очень любил, раз письмо посмертное оставил. На рояле играл, про живопись рассуждал. А в своем милицейском деле был совсем незаметный. Рядовой товарищ, талантами розыскника не блистал и вообще — странный был парень. Преступников надо давить, как гнид, это же факт! А он? Рассусоливал с ними, „индивидуальный подход“ искал.

Олег остановился, и вдруг простая и ясная мысль обожгла его: а может быть, именно Мишка Воронцов и жил, как надо? Полной жизнью жил, не замыкался в узком мирке розыскной работы, и светлую, чистую душу оттого и не растратил, не растерял. Не озлобился на людей и любил их всегда, даже споткнувшихся, сошедших с прямой дороги. «А я? — замедлил шаг Олег. — Я в каждом вижу потенциального уголовника, ко всем подозрителен, Шопена от Скрябина нипочем не отличу! Эх, Мишка, Мишка. Дружить бы нам с тобой по-настоящему, с открытой душой. Да только поздно. Одно не поздно: убийцу твоего найти. Найти эту гадину и раздавить. Безжалостно раздавить. Не отомстить, нет. Просто избавить мир от мерзости…»

— Товарищ! — услышал Олег и обернулся. Он стоял около входа во двор, где убили Воронцова.

Окликнула его женщина лет сорока. Глаза добрые, печальные. Что ей нужно? Ах, да. Это при ней его убили.

— Вы меня? — Олег с трудом оторвался от своих мыслей. — Чем могу помочь?

— Ваши товарищи ищут бандитов. А я только что разговаривала тут с одной. Она просила ее не называть. Она знает этого, с заячьей губой. И адрес мне дала.

— Идемте. — Олег взял женщину за руку. — Идемте скорее, пока он не ушел. Его нельзя упустить.

— Идемте. — Женщина испуганно посмотрела на Олега. — Только, может быть, ваших позвать? В помощь! А то мало ли что.

— Вы не бойтесь. Я вооружен. Я их сам возьму. Некогда наших искать. А на мой вид, — он провел ладонями по лицу, — вы, пожалуйста, не обращайте внимания. Миша Воронцов — мой лучший друг был.

— Тогда понятно, — с сочувствием сказала женщина. — Это недалеко. Я покажу.

— Нужно, чтобы вы вместе со мной туда пошли. В качестве понятой. Не испугаетесь?

— Нет. Они ведь и меня убить хотели. Да раздумали почему-то.

…Дверь открыл мужчина на костылях. Левой ноги у него не было. Брючина была завернута до колена и скреплена английской булавкой.

— Кто такие? — угрюмо спросил он.

— Парень лет двадцати двух, верхняя губа раздвоена, — сказал Олег. — Он у вас? Он нам нужен.

— Васька, что ли? Да зачем он вам? У него вроде бы все дела с милицией кончились. Он освободился перед самой войной.

— Где он?

— Спит. Да вы проходите, товарищи. Что он натворил? Вот они, документы: Бочкарев я, и Ваське Кочеткову дядя. Матери его брат. В ночной смене мать его. Сестра моя, значит. А я — под Калинином, — он пристукнул костылем. — Сержант я был в артиллерии. А теперь вот — тунеядец. Да что же он натворил?

Вошли в комнату. Олег подошел к спящему:

— Он?

— Он. — Женщина едва сдерживала нервную дрожь.

— Вставайте, — Олег толкнул Кочеткова.

Тот потянулся, спросил спросонок:

— Достал, что ли?

— Этот его дружок, Борей звать, он за водкой ушел, — шепотом объяснил Бочкарев. — Вставай, Васька! Говори, чего натворил?

Кочетков прыгнул с кровати, рванулся к пиджаку, который висел на спинке стула. Олег перехватил его руку, вывернул ее и швырнул бандита на пол. Тот застонал от боли.

— Вот, — Олег достал из бокового кармана кочетковского пиджака пистолет «ТТ». — Мишкин… Я и номер помню, вместе получали.

— Откуда у тебя это? — тихо спросил Бочкарев.

— Кто честный — на фронте умирает, — сказала женщина. — А ты, негодяй, людей убиваешь?

— Пожалел я тебя, — процедил Кочетков. — Вперед умнее буду.

— Неужто… убил? — Бочкарев бессильно опустился на стул. — Как же мать теперь жить станет? Отец-то на фронте. Ему что напишут, сучонок ты подлый.