— А он? Поверил? — спросил Коля.

— Нет, — вздохнул Соловьев. — Все хорошо в меру, а я переборщил. Он понял, что я темню, сел на меня, ну, а я — человек слабый, сами видите. Я ему все про Седого и выложил…

— Значит, Родькина вы продали Седому, Седого — Родькину, а их обоих…

— Вам, — перебил Соловьев. — Слаб человек. А что мне делать? Седой — убьет, вы — к стенке поставите.

— Не наговаривайте на себя, — сказала Маруська. — Вы же хотели спасти Родькина. Родькин не виноват!

— А может быть, Родькин все же убил Слайковского? Он ведь сознается в этом, — спросил Коля.

— От безысходности он, — сказал Соловьев. — А кто убил Слайковского, я толком не видал. Темно было. Заметил темный силуэт, слышал звук удара. А кто, не знаю.

— А Родькин?

— Его я не видел. Человек убежал во двор ресторана «Каир», а я — следом за ним.

— Во двор? — переспросила Маруська. — Этот человек убежал именно во двор?

— Да! — подтвердил Соловьев. — А что, это имеет значение?

Коля нажал кнопку звонка, вошел конвоир.

Когда Соловьева увели, Коля снял трубку телефона:

— Травкин? Кондратьев это. Бросай все, вместе с Марией Гавриловной займетесь швейцаром. Она сейчас к тебе приедет, жди. — Коля положил трубку и продолжал: — Будем искать Седого и деньги. Беритесь за швейцара. Издали, осторожно. А я займусь Савельевой. Есть у меня одно предположение.

…Как и в прошлый раз, Коля встретил Савельеву неподалеку от ворот завода. Женщина привычно села рядом на заднее сиденье, улыбнулась:

— Оказывается, вы меня охраняете? Спасибо.

— Видели Седого? — спросил Коля.

— Слава богу, нет, — она вздохнула.

— У меня к вам просьба. Вам необходимо пойти в «Каир». Сам Седой вряд ли появится, но он может послать к вам своего человека, и мы сумеем нащупать след. Согласны?

Она испуганно отодвинулась:

— Нет!

— Бояться нечего. С вами пойдет наша сотрудница, ресторан будет блокирован.

— Нет! — крикнула Савельева. — Как вам не стыдно! Ради того, чтобы поймать Седого, вы готовы пожертвовать мною! Вот уж не думала, что вы такой. Остановите машину!

Шофер притормозил.

— Значит, вы отказываетесь помочь нам в задержании опаснейшего преступника? — холодно спросил Коля. — Я говорил с вами совершенно откровенно, рассчитывая на вашу сознательность, а вы? Идите. — Коля открыл дверцу. — Только подумайте и о другом: мы его не найдем, а он вас — найдет. В любом случае мы постараемся ему помешать, но… — Коля развел руками.

— Вы не имеете права меня принуждать! — крикнула она.

— Да, я не имею права этого делать, — согласился. Коля. — Но речь идет о вашей жизни, а я не могу дать стопроцентной гарантии. Поэтому я рассчитывал, что вы поймете: помочь нам — ваш гражданский долг. С другой стороны, это просто в ваших интересах.

Она стояла в задумчивости.

— Ну, хорошо, — настаивал Коля. — Давайте иначе. Мы поставим около вашего дома пост — это максимум, что мы можем сделать. Вы уверены, что для Седого этот пост — серьезное препятствие?

Какой-то мужчина прошел мимо автомобиля, и Савельева испуганно прижалась к Коле.

— Что с вами? Успокойтесь.

— Ой… — прошептала она. — Я не могу.

— Что такое? — уже резче повторил Коля.

— Седой… — одними губами произнесла она.

— Стойте здесь, — на ходу доставая кольт, Коля бросился за неизвестным. Тот свернул во двор. Когда Коля вбежал под арку, он увидел, что двор — проходной, а человек исчез.

Коля вернулся к машине. Савельева встретила его взглядом, полным ужаса. Коля отрицательно покачал головой.

— Будто по вашему заказу он появился, — через силу сказала Савельева. — Что же мне делать? — Она растерянно посмотрела на Колю. — Выходит так, что мне надо соглашаться на ваше предложение…

— Рассуждаем логически, — сказал Коля. — Если Савельева говорит правду, Седой рано или поздно попытается связаться с нею, и, таким образом, мы сумеем выйти на него. Учтем, что Травкин видел бандита около «Каира». И вообще, наше дело всеми нитями уходит в этот самый «Каир». Поэтому будем работать в ресторане вплоть до прояснения обстановки. Это, конечно, не исключает иных мероприятий, которыми займутся другие товарищи. Вопросы?

…Белая ночь укутала город прозрачным плащом. Свет не зажигали. Травкин курил одну папиросу за другой — в пепельнице росла гора окурков. Маруська чистила и смазывала свой разобранный браунинг.

— Почему ты сказал если? — Маруська сунула пистолет в сумочку. — Ты не веришь Савельевой? А какой ей смысл врать? Ты слишком все усложняешь, Коля.

— Возможно. — Коля стоял у окна и смотрел на расплывающийся в синей дымке Зимний. — Я не мастер рассказывать о всяком там подсознании, интуиции и прочих штуках, которых ни измерить, ни потрогать нельзя. Но в их существование я верю. А говорить о Савельевой будем с фактами в руках. Что молчишь, Травкин?

— Перевариваю, — улыбнулся участковый. — А я с вами, Николай Федорович, абсолютно согласен! Я ведь почему ее в бригадмил не записал? Интуиция! А вот фактов и у меня не было. — Он огорченно развел руками.

— Там, в «Каире», есть официант чернявый, — сказал Коля. — Прошу за ним внимательно наблюдать. — Он обвел своих помощников усталым взглядом: — Вроде обо всем поговорили. На сегодня — хватит. Маруся, я тебя провожу.

— Счастливо. — Травкин погасил папиросу и ушел.

Коля и Маруська вышли на площадь, свернули направо, к Мойке.

— Хорошая ночь, — тихо сказала Маруська. — И на душе так легко и хорошо, будто помолодела. Давно уже так не было.

— Витька что пишет? — спросил Коля.

— Ничего, — покачала головой Маруська. — Сам понимаешь, — оттуда не часто напишешь. Заходил ко мне товарищ из Москвы, из наркомата. Передал, что Витька жив, здоров, возможно, скоро вернется. Слушай, есть еще одна новость, не знаю, как и сказать…

— Я не нервная барышня, ты вроде бы знаешь, — пожал плечами Коля.

— Трепанов умер. В газетах было. «После непродолжительной и тяжелой болезни…»

Коля остановился. Маруська погладила его по руке:

— Я знаю, кем для тебя был этот человек. Я очень тебе сочувствую, Коля.

— А вот Кузьмичев жив и здоров, — покачал головой Коля. — Ну почему, скажи ты мне, мир устроен так несправедливо. Сколько раз замечал: хорошие, настоящие люди умирают гораздо чаще. Эх, Маруська, Маруська… — он грустно посмотрел на нее и улыбнулся: — Вот и прошла наша молодость… И жизнь пролетит — оглянуться не успеем. Давно ли я первый раз сюда пришел, — Коля кивнул в сторону дома Маруськи. Дом стоял все такой же, бело-зеленый, красивый, вычурный, словно увядающая красавица на своем последнем балу.