Заглянув как-то на третий этаж дворца, я «открыл» целый оркестр во главе с симпатичным бородатым дирижером. По воскресеньям я ходил туда, и мне играли Шуберта и Шопена.

 В подвальном помещении сидел китаец – иглоукалыватель. По четвергам я спускался к нему и, получив порцию иголок в спину и затылок, наутро чувствовал себя бодрым и свежим.

 Время от времени ко мне приезжали странные люди, называющие себя просителями. Я принимал их от нечего делать. Они корчили жалкие физиономии, а между тем, одеты были в костюмы от «версаче».

 -Сергей Леопольдович, мы должны быть уверены, - говорили они, заглядывая мне в глаза.- Что не будет реструктуризации и пересмотра.

-Пересмотра чего?

-Ну… - здесь они невинно поднимали глаза к потолку, предоставляя мне догадаться самому. Но я, конечно, не догадывался.

-Пересмотра итогов приватизации,- вздохнув, говорили они.

-Ах, это,-  смеялся я.- Нет, что вы, пересмотра не будет!

Тогда улыбки, словно тропические цветы, расцветали на их лицах, и уезжали они всем довольные. Я смотрел с балкона, как странные люди садятся в машины, и думал: «И зачем они приезжали?»

 Однако подобные посещения были столь редки, что, как я уже намекнул, даже развлекали меня. Но были и те, кто досаждал, – типы в разноцветных футболках и с фотоаппаратами. Беспрестанно снимая меня, они шныряли в кустах вдоль ограды, некоторые, наиболее смелые, даже перебирались через ограду. Секьюрити спускали на них собаку.

 Часто во время гольфа за оградой появлялась вдруг искательная физиономия и начинала:

 -Сергей Леопольдович, не могли бы вы немножко, простите, пригнуться?

-С какой это стати? – сердился я.

-У меня уйма детей.

  Не понимая, при чем здесь дети, я все-таки нагибался, попрошайка быстро фотографировал мой, обтянутый шортами, зад, и исчезал в кустах, пока не появились собаки.

  Собак у меня было три – Шалый, Опрос и Держатель, все мосластые, серьезные, не меньше метра в холке. Поначалу я побаивался их, но со временем понял, что, в сущности, это добрейшие и даже слегка трусливые существа.

  Вот и сегодня я вышел угостить псов остатками завтрака. Шалый, как всегда, первый подскочил, запрыгал, повизгивая от счастья, вокруг меня, но есть отказался – переперчил француз. Опрос и Держатель задерживались, но вот появились и они, ведя за штанины перепуганного Олега Власыча.

-Тю! Опрос! Держатель, - испугавшись, закричал я.- Ужо я вам!

 Псы тут же отпустили Олега Власыча и, прихватив с собой Шалого, убежали на лужайку.

-Здравствуйте, Сергей Леопольдович, - слегка заикаясь, проговорил начштаба.

 Я поднялся ему навстречу, мы обнялись и поцеловались.

-Пройдемте, - барским жестом пригласил я.- Позавтракать?

-Нет, благодарю, я на мгновение. По поручению Семена Никитича.

 Олег Власыч протянул гербовую бумагу. О, боги! Я уже думал, больше не увижу ее!

-Назубок, Сергей Леопольдович,- пытаясь подражать Семену Никитичу, предупредил Олег Власыч.

  Я вылез из длинной черной машины – не того «лимузина», на котором исколесил вместе со своими подручными почитай весь город, – а другой, подлинней и без бара. Дверцу мне отворил бравый военный, тут же отдавший честь и замерший, словно статуя.

 Я очутился перед желтым дворцом с золотыми часами – красиво! К входу во дворец прямо от машины, вползая на широкую каменную лестницу, вела красная дорога. Я ступил на эту дорогу, оказавшуюся толстым ковром, приятно проседающим под каблуками новых туфель.

 Я шел к массивным желтым дверям, и тревога одолевала меня: а ну как они не отворятся? Но двери отворились, два парня в военных костюмах и с ружьями отдали мне честь, пропуская мимо себя.

  Я увидел множество лиц по обе стороны красной дороги, и испуг овладел мной. Почему они смотрят на меня? Иные – и большинство – с раболепием, другие – с интересом, но были и такие, что смотрели с надеждой. Чего они хотят от меня?

 Я пошел вперед по красной дороге, и казалось мне, что не будет ей конца. Как всполохи молний, возникали у меня перед глазами – лицо грозного царя, испещренное морщинами, он что-то говорил мне, кривя кровавые губы, затем молодое лицо императора, окаймленное черными кудрями, уста его произносили: «Здесь быть граду!». Пытаясь избавиться от видений, я тряхнул головой и ускорил шаги.

 Красная дорога окончилась постаментом, на котором сиротливо лежала толстая книга. Золотой орел сидел на ней.

 Я положил руку на золотого орла. Тысячи глаз смотрели на меня, и отчего-то я  понял, что их не тысячи, а миллионы.

-Клянусь, - проглотив комок в горле, проговорил я. – при исполнении обязанностей Президента быть честным и справедливым, гордо и неподкупно блюсти вверенный мне закон. Соблюдая права и свободы граждан, верно служить родине.

  Произнеся клятву, я быстро пошел по красной дороге назад и, к большому облегчению, виденья больше не тревожили меня.

  Он сидел передо мной и улыбался. Зубы у него были белые, крупные. Меня не покидало ощущение, что где-то я его видел.

Под вспышками фотоаппаратов мы горячо пожали друг другу руки. Олег Власыч сидел у меня за спиной, за спиной иностранца тоже сидел человек, кстати, очень похожий на Олега Власыча.

 Вот иностранный Олег Власыч зашептал что-то шефу на ухо, тот слушал, улыбаясь и слегка кивая головой. Потом повернулся ко мне и залопотал что-то по-ненашенски. Я, само собой, ничего не понял.

-Рад приветствовать дорогого друга Джека в нашей прекрасной столице, - зашептал мне на ухо мой Олег Власыч.

-Рад приветствовать дорогого друга Джека в нашей прекрасной столице, - повторил я, приветливо улыбаясь.

 Теперь Олег Власыч иностранца принялся ублажать его слух и через пару секунд иностранец что-то пролопотал, глядя мне в переносицу.

-О, я в этом не сомневаюсь, дорогой друг Джек, – шепнул мне на ухо  Олег Власыч.

-О, я в этом не сомневаюсь, дорогой друг Джек, - повторил я.

 Принесли кофе. Иностранец оживился, схватил чашку.

 Я вспомнил, где его видел! В малобюджетном вестерне он  играл сбежавшего с плантации раба и, кажется, в конце фильма его поймали и линчевали пьяные ковбои…