-Мы за вас, – сказал мне, подойдя, какой-то толстяк. В руке у него была авоська с батоном и кефиром.

 Он неуклюже засунул за резинку на трусах Степы бумажку и ушел.

 Теперь люди подходили десятками, и моей горничной скоро пришлось высвободить из-за резинки целую пачку бумажек.

«Куда же она их денет?» - подумал я и тут же получил ответ. Оказывается, в бочке была прорезь, в которую все бумажки самым расчудесным образом и поместились. Кроме одной, отлетевшей в сторону.

 Я поднял ее. Развернул.

 Напротив моей фамилии стояла жирная галочка.

 Вдруг кто-то положил мне руку на плечо. Я посмотрел – тот, из зеркала.

-Поздравляю!

 Закричав от неожиданности, я, конечно, проснулся.

   Дурные сны всегда портят аппетит, поэтому, когда Степа принесла завтрак, я лишь поковырял ложкой яйцо и выпил полчашки кофе.

-Степа, - проговорил я, все еще не в силах забыть сон,- Ты как-то сказала, что трудилась в ночном клубе.

-Да, это правда.

- А ты часом не танцевала, как бы это сказать, не совсем одетой?

-Ну что вы, Сергей Леопольдович,- неподдельно возмутилась горничная.- Я работала официанткой.

«Официанткой, - с облегчением подумал я.- Ну, это еще ничего».

 Степа, похоже, обиделась, мило так надула губки.

-Ну, не сердись.

-А что вы хотели бы, чтоб я была танцовщицей? – чуть не плача, спросила девушка.

-Нет, что ты! Терпеть их не могу.

И, конечно, соврал. Я, откровенно сказать, не прочь был бы иметь горничной этакую Мату Хари.

Степа утешилась и поспешила сообщить:

-Семен Никитич приехал.

 Семен Никитич был сегодня весьма оживлен. Потирал руки, напевал что-то, один раз даже, пока мы шли по лужайке к «линкольну», подскочил, словно козленок.

 Его веселье понемногу передалось и мне, подумалось: а как хорошо было бы сейчас отправиться на речку, соорудить шашлычок.

Но вместо речки пришлось влезть в черный салон машины, где сидел уже, утопая в газете, Олег Власыч.

-По экзитполу лимит в один процент,- непонятно сообщил он, вынырнув на мгновение, и тут же снова скрылся за бумажной волной.

-Ничего, прокатит, - не совсем уверенно сказал Семен Никитич.- Экзитпол не отражает реального коленкора.

 Олег Власыч снова вынырнул и мои санчопансы начали свой обыкновенный разговор, от которого у меня начиналась дрожь в скулах.

-Как же наблюдатели? – спросил Семен Никитич.

-От ПАСЕ как всегда глухо, не признают,- весело доложил Олег Власыч,- Но на то они и ПАСЕ, чтоб не признавать. Зато СНГ дружно признали.

-Ну, еще бы! А явка?

-Небывалая, Семен Никитич, небывалая – девяносто процентов!

 Семен Никитич присвистнул:

-Ого! Небось, и мертвые голосовали?

-Не без этого.

 -Прибыли,- сказал шофер, а не то б я помер от скуки.  Я впервые услышал его голос, напоминающий ворчание бульдога.

 Перед нами словно бы висело в воздухе серое невзрачное здание, навевающее тоску и скуку.

«Только в коммуналках еще не бывал»,- подумал я.

 Однако как только мы вошли в подъезд, я понял, что ошибся: все здесь блистало чистотой, белизной и Бог весть, чем еще.

  В длинном зале стены сплошь были увешены экранами. На экранах – какие-то графики, я, Алильханов, какой-то бородач. Бородач говорил все о процентах, явке, ОБСЕ и ПАСЕ.

 Кругом сновали, размахивая какими-то бумажками, знакомые мне островитяне.

-Делайте вид, что очень волнуетесь, - шепнул мне на ухо Семен Никитич.

 Я тут же исполнил его просьбу, так как и в самом деле начинал волноваться: терпеть не могу находиться в таких вот рабочих ульях.

 Мы с Семен Никитичем присели в широкие кресла подальше от трескучих экранов. Олег же Власыч, напротив, пошел слушать бородатого.

 -Нарушение в пятьдесят седьмом, - подскочил к нам островитянин Ватрушкин.- Алильханов опоил наблюдателей водкой.

-Чепуха, - отмахнулся Семен Никитич.- Это не нарушение.

-Так водка – то мадагаскарская, коллекционная.

-А, так это другое дело, - воскликнул Семен Никитич.- Немедля перешли в ЦИК!

-Есть, – Ватрушкин отдал салют и убежал.

 Мы сидели в креслах довольно долго, островитяне скакали вокруг, время от времени обращаясь к Семену Никитичу, меня же никто словно и не замечал, как я ни делал вид, что очень - очень волнуюсь.

 Наконец по залу прошелестело: «Объявляют!»

-Рытвина на большой экран,- тонким голосом крикнул Олег Власыч.

 Загорелся висящий напротив нас громадный экран, на нем высветился все тот же бородач.

 -Голоса подсчитаны на восемьдесят процентов, - сказал он. - Так что уже сейчас мы можем назвать победителя. Им  стал Сергей Леопольдович Антушкин: семьдесят пять процентов голосов избирателей.

-Сделайте вид, что ошеломлены, - настойчиво шепнул мне Семен Никитич.

 Это было непросто, так как я ни на мизинец не был ошеломлен. А вот островитяне от радости скакали, что твои горные бараны. Ватрушкин, тяжело дыша, бросился ко мне, жал руку, немой от восторга.

 -Сергей Леопольдович, Алильханов приехал! – крикнул кто-то.

Я внутренне сжался, на этот раз готовый дать отпор, но конкурент вошел в залу семенящим шагом, робко заглянул мне в глаза. И следа не осталось в нем от грозного Алильханова.

-Поздравляю, Сергей Леопольдович.

-Спасибо, Андрей Даниилыч. – ответил я, кивая ошеломленной головой.

Островитяне тем временем приволокли шампанское и  - началось!

Рассвет я встретил под столом в обнимку с Алильхановым.

 Последняя вылазка стала казаться мне и вправду последней. Я преспокойно жил в своем дворце, никто не докучал мне, и помаленьку я начал превращаться в настоящего барина, даже стал требовать от Степаниды или филипинки чесать мне на ночь пятки. Семен Никитич и Олег Власыч не появлялись уже так давно, что мне начало грешным делом казаться – уж не приснились ли мне они, и не только они, но и Ж…, театр, актерство. Может быть, я родился в этом дворце и здесь же помру, и повесят мой портрет рядом с портретами моих предков?

 За дворцом мною было обнаружено превосходное поле для гольфа. Вообще здесь я часто делал открытия – то сауна в подвале, то шкаф в стене, то какая-то штуковина со стеклянным глазком – и всегда ощущал себя чуть ли не Ливингстоном.

 Секьюрити оказались превосходными партнерами для гольфа, и я дни напролет проводил на поле, крича во всю глотку: «Мя-яч!».

 Несмотря на приближающуюся осень, солнышко еще припекало основательно, и я часто загорал на крыше дворца.

 Ничего не знаю приятнее, как, хорошенько повалявшись на солнце, чтобы кожа стала горячей, вдруг нырнуть в прохладную синеву бассейна. Миллионы ласковых иголочек вонзаются в тебя, от воды идет легкий пар, ты шипишь, словно гвоздь, остужаемый кузнецом. Э – эх, благодать!

 Одно только смущало меня – отсутствие женской ласки. К Степаниде, как вы уже изволили заметить, я относился совершенно по-отцовски, а филипинка была замужняя. Больше лиц женского полу во дворце не имелось.

 Сей недостаток я усердно возмещал за столом. Повар – француз, которого я как-то «открыл» во флигеле, оказался большим фантазером и с удовольствием исполнял мои причуды. С его помощью я смешивал кухни, казалось бы, взаимоисключающие, как то: русскую и китайскую, а в итоге получалось очень даже вкусно.