С того, что героиня моет голову шампунем и звонит телефон, ну то есть так не вовремя, тем более что Полина даже знает, кто и зачем звонит, – Манфред из Германии, замуж за которого она выйдет через месяц. Опять будет объяснять, как и какие документы приготовить. Звонок действительно из Германии, но звонит не жених Полины, а его близкие, сообщить, что Манфред умер. Героиня потрясена, она плачет. А далее мы читаем про то… Нет, я лучше процитирую:
...
«слезы смешиваются с мыльной пеной и что-то где-то рухнуло и рассыпалось…. все погибло, все мечты о человеческой жизни, о том, она может быть навсегда простится с этим хамским ханством, что наконец нашла того, кто любит ее, неустроенную и безденежную, в залатанных сапогах и перешитых юбках»…
Особенно хорошо здесь стоит, пусть и без обосабливающих запятых слово «наконец».
Вопрос: при чем тут залатанные сапоги и перешитые юбки? ведь человек умер? жених?! – вопрос этот застывает в горле по мере дальнейшего чтения. Через месяц, как и было намечено, несмотря на отсутствие денег и отказ родственников Манфреда принять ее, героиня все-таки отправляется в Германию. Мотив столь решительного поступка для самой Полины очевиден – «прикоснуться к святым камням Европы».
Впрочем, родственники Манфреда оказались вполне приличными людьми – встретили в аэропорту, поселили в хорошем отеле, сообщили страшные подробности: Манфред покончил жизнь самоубийством, оставив завещание в пользу Полины. Полине теперь нужно только дождаться утверждения завещания в суде. В бытовом отношении западная жизнь героини началась почти удачно. Но Полина не останавливается на достигнутом. Она не намерена в ожидании наследства времени терять даром. Полина дает в газету брачное объявление. Манфред, конечно, был замечательный, но ведь есть и другие немцы!
Хорст: физик, большая квартира с мезонином и эркерами, на стенках «ее любимый Ван Гог» —
...
«Я вижу чего ты хочешь, – сказала Полина, – я готова. Можешь взять меня на руки и отнести в свой мезонин…»
и подумала:
...
«"Сейчас я задам тебе жару, я тебе покажу русскую любовь". Кажется, он остался доволен и был приятно поражен взрывом ее чувств».
Герберт: маклер, разведен, имеет троих детей, дом и трех лошадей арабской породы —
...
«…ты очень милый, Герберт, я пойду навстречу твоим желаниям, прямо сейчас…»
Генрих: инвалид (парализованы ноги), но относительно молод, просторная трехкомнатная квартира, «мерседес», покладистый характер —
...
«А ты меня порадуешь сегодня? – спросил Генрих.
– Конечно, порадую…»
(Хоть Генрих и инвалид, но у него, как он объясняет Полине, «в член вживлена кнопка – ты ее и не почувствуешь, я просто на нее нажимаю, и…»)
Вольфран: выский, худощавый с чувственными губами, дом с камином —
...
«Вольфран подошел, обнял ее… – он обнимал душой, а не руками… все упивался, растягивая увертюру, и не спешил перейти к действию».
Ну и так далее.
И хоть Полине нравятся именно немецкие мужчины (куда до них нынешних русским – у них «шарма нет, который есть у немцев и был у русских дворян»), она тяжко разочарована.
Полину убивает расчетливость и приземленность немцев («их одиночество, как она теперь знала, прекрасно компенсируется пивом, сосиськами и путешествиями…»).
...
«Не может быть, чтобы народ, породивший Гёте, Шиллера, Бетховена, так измельчал», —
сокрушается героиня. Она даже предполагает, что нет, не явится Христос к немцам, а если и явится, то
...
«они объявят его вне закона – за посягательство на собственность, посадят в тюрьму…».
Только не подумайте, что Вера Калашникова пишет сатирическое повествование о – скажем помягче – о предприимчивой авантюристке. «Ностальгия» – это повесть о горькой, можно даже сказать, трагической доле нашей интеллигентной современницы. Под пером Калашниковой Полина – натура одухотворенная, возвышенная. Как, например, тонко чувствует она изобразительное искусство:
...
«Сальвадор Дали не просто гений, это был архигений, почти полубог, владевший рисунком и цветом, как Рембрандт, как все гиганты Возрождения… Дали можно назвать евангелистом вкуса»;
или вот про Венеру Милосскую:
...
«всеми мраморными порами струит благородство и неземное величие».
И, кстати, она вовсе не позабыла, зачем ехала в Европу. Получив наконец наследство и приехав в Париж,
...
«она вдруг почувствовала голод по „святым камням“, и еще хотелось забыться, прогнать свои черные мысли, она приготовилась исходить пол-Парижа, не щадя живота своего и дорогих замшевых туфель. Надо бы купить себе что-нибудь модное».
А как набожна! В короткий свой приезд в Петербург находит время встретиться со своим духовником отцом Александром из Спасо-Преображенского монастыря, чтобы поговорить о Христе. Правда, спешный свой развод с русским мужем и приключения в Европе обсуждать не стала.
Сама по себе Полина очень даже хороша – ужасен мир вокруг нее: нынешний Санкт-Петербург, заполненный плохо одетыми людьми с «печатью обездоленности на лице», работа в академической библиотеке. А уж
...
«автошколу… ей не забыть до самой смерти. Рассказать бы немцам, как она трижды сдавала теорию и четырежды вождение, а потом покрылась чирьями от переживаний».
Да… я вам скажу… автошкола… не приведи бог…
Автор изображает Полину и как жертву, и как бунтарку. Ее отъезд в Германию – это еще и протест против «новых времен», потому как, считает героиня,
...
«при коммунистах порядок был… раньше не было наркомании, проституции, и телевизор можно было смотреть. А сейчас у нас показывают секс-фильмы… спрашивается, откуда к нам пришла эта гадость?»
(А действительно, откуда? Почему из всего «западного» мы востребовали в первую очередь это? Ведь мы такие нравственные, такие стойкие, нас так воротит от «секса»!)
Отказ Полины жить на горячо любимой ею родине и поиски жениха в Европе – это протест против бездуховности мира, неспособного понять ее рафинированную душу. Саму-то себя она поняла вполне. Помогло чтение набоковской «Ады»:
...
«автор…. неожиданно прозрел ее собственную душу, объяснил ей демона с белыми крыльями, искушавшего ее… казалось одержимость чувствами никогда не кончится, и одержимость эта было неким эрзацем бессмертия, ибо герои верили, что любовь не умрет, что притяжение душ когда-то, где-то вольется в единый закон…» —
красиво, да? Это героиня осознает уже, так сказать, в процессе накопления своего собственного опыта европейской жизни.
Естественно, что судьба женщины – красавицы, интеллигентки, гражданки и патриотки – женщины трепетной и невозможно духовной, бросившей вызов хамской, меркантильной действительности, не может не быть глубоко трагичной. В последнем абзаце повести героиня гибнет. Сев за руль автомобиля очередного поклонника, она отдается завораживающей скорости, и машина во что-то врезается. Для Полины – насмерть. Такой вот финал. Короче, загубили девушку!
Ну что ж. Поскольку я в этой ситуации, кроме того, что мужчина, но и по всему другому раскладу отношусь к тем, кто не способен до конца постичь душевную высоту героини Калашниковой, иными словами, к тем силам принадлежу, которые и погубили трепетную Полину, то человеческий долг требует покаяния.
Каюсь. Я действительно никогда не мог до конца понять тонкого душевного и возвышенного устройства некоторых своих интеллигентных соотечественниц. С тупым недоумением наблюдал я, как стремительно возрастало чувство их собственного достоинства, когда, спешно выйдя замуж за подвернувшегося иностранца и слегка пожив в европах, приезжали они домой продемонстрировать свою новую, по-европейски свободолюбивую повадку восхищенным и завидующим подругам. Я до сих пор не в силах понять, какое содержание вкладывают они в понятие «свобода».