Россия была – и все еще остается – логоцентричной страной. И свобода слова – первое, с чего начинается свобода в принципе. Перефразируя библейское «В начале было слово, и слово было Бог», можно сказать, что для России «В начале было слово, и это слово – свобода».
Однако свобода слова в России остается тем горизонтом, который удаляется по мере приближения к нему.
Футурист, «поэт для поэтов», как его определил Владимир Маяковский, Велемир Хлебников написал после революции: «Свобода приходит нагая, / бросая на сердце цветы…». Этот поэтический образ может быть проинтерпретирован двояко.
1. Свобода появляется голая, шокируя своим откровенным видом обывателей. Она неблагопристойна, она нарушает табу и отменяет правила.
2. Свобода появляется беззащитной. Она прекрасна – отсюда эта деталь: «бросая на сердце цветы». И она сама нуждается в защите.
В России свобода слова была под запретом в течение всех 75 лет большевистского правления. Сразу после революции, 10 ноября 1917 года немедленно была введена военная цензура. Через год она стала государственной, спустя несколько лет – предварительной. Свободно напечатать, опубликовать свое слово было невозможно, а устно произнесенное независимое мнение, анекдот или стихотворение (Осип Мандельштам) каралось концентрационным лагерем. Появились такие явления, как тамиздати самиздат.Но свобода слова зрела под спудом – ив каждый момент, когда в тоталитарном (при Сталине) или сменившем его авторитарном режиме наступали послабления, правдивое, честное слово прорывалось. И для этого прорыва всегда была востребована литература.
Для того чтобы высказаться, поэты и прозаики под угрозой цензуры изобретательно пользовались «эзоповым языком», то есть скрытым языком подтекста и аллюзий. Этот язык не всегда могли расшифровать цензоры, но умный читатель ловил смысл буквально на лету, по латинской пословице «sapienti sat». Цензура негодовала и формулировала свои обвинения, например, к театральным постановкам (в частности, Юрия Любимова) так: «неконтролируемый подтекст». В то же время всем свободолюбивым пишущим это рабское состояние (Эзоп был, как известно, рабом) доставляло настоящие муки. Хотя поиск, порой очень изощренный, возможности высказаться через систему сложных метафор и сравнений приводил к изысканности и порой рождал шедевры.
Предварительная цензура была отменена еще при Михаиле Горбачеве, в 1990 году, и с тех пор литература, в отличие от СМИ, существует действительно свободно. Каждый может издать свою книгу – хотя бы за свои средства, если другие издатели не берутся – и сам отвечает за ее содержание. (Правда, возникла новая цензура – экономическая.)
Но вот какой последовал парадокс: степень своего влияния – и даже читателя! – литература утрачивает.
Сейчас по подсчетам социологов ВЦИОМ (Всероссийского Центра изучения общественного мнения) гражданин России тратит на чтение книг и журналов 6 минут в неделю (для сравнения: в Великобритании 9 минут, то есть в 1,5 раза больше). В эту цифру включено все население России, вплоть до младенцев и стариков; это, конечно, почти катастрофическое падение интереса к литературному слову. А если читают, то – что? Россия занимает третье – после Германии и США – место в мире по количеству названий выпускаемых изданий – более 100 000 в год. Но более 2/3 этих книг выходят тиражом 1000 экземпляров и менее того. В первых номерах бестселлеров постоянно числятся авторы массовой литературы. Реакция читателя (оставшегося) – вялая, равнодушная; читатель проголосовал рублем за подделку, имитацию.
С начала нового тысячелетия та, обретенная с гласностью, свобода слова, которая становилась уже повседневной и привычной, в газетах и особенно на телевидении сокращается. При этом цензуры (как организации) не существует, но цензура государственного и экономического влияния действует, и очень активно. На телевидении практически исчез «прямой эфир», выходят только программы, прошедшие предварительную «редактуру ножниц». Исчезли – одна за другой – из эфиров всех каналов программы-дискуссии по общественным и политическим проблемам. Их вытеснили базарные ток-шоу, обсуждающие сплетни вокруг «звезд», семейные склоки, бытовые преступления. Больше всего на ТВ сейчас кулинарных программ. Проблемные программы задвинуты глубоко в ночь, а юмористические и даже эротические, напротив, придвинуты к семейному ужину. Идет понижение уровня аудитории, ухудшающий отбор. Я постоянно участвую в записях программ-дискуссий телеканала «Культура» (лучший из действующих у нас каналов) и заметила, что высказывания, связанные с политической жизнью общества, как правило, подвергаются сокращению – при дальнейшей редакторской обработке.
Но никто не задается вопросом: а кто эти редакторы?
Ведь они такие же, как мы. Они учились вместе с нами, читали те же книги, так же переживали наступление нового времени, смену эпох и смену языков – «эзопова» на вольный, на прямую речь. Это люди с высшим специальным образованием – «образованны», по ироническому определению Александра Солженицына.
Власть сокращает поле для свободной дискуссии, имитирует парламент, имитирует выборы, выстраивает иерархическую вертикаль, – понятно, что свобода слова, доставшаяся ей в наследство от эпохи Горбачева с его гласностьюи от времени 90-х, эпохи Ельцина, не нужна, более того – опасна. Власть действует через саму творческую интеллигенцию, через самих «образованцев»: именно профессионалы-интеллектуалы являются исполнителями заказа.
Это момент свидетельствует о глубокой моральной деградации: интеллигенту, превращенному в специалиста-интеллектуала, совершенно все равно, что за идею он пропагандирует («Я – вне идеологии», – говорит он гордо) и кому надо поклониться, чтобы получить деньги на заказ или на реализацию того или иного проекта. Просто «плюнь и поцелуй злодею ручку», как советовал герой Пушкина слуга Савельич своему барину Петруше Гриневу («Капитанская дочка»)!
Отсюда и произрастает цинизм нового, добровольногоподчинения власти, ибо она, власть, распоряжается в России сегодня крупными суммами, выделяемыми для искусства, литературы, прессы; деньгами – через добровольновставших в позу подчинения олигархов.
Закон о печати и СМИ, подписанный еще Михаилом Горбачевым и действующий по сей день, – очень либеральный, отличный закон. (Хотя сегодня в Госдуме раздаются требования его пересмотреть – в сторону ужесточения.) Процитирую первую фразу: «Свобода слова и свобода печати, гарантированные гражданам Конституцией, означают право высказывания мнений и убеждений, поиска, выбора, получения и распространения информации и идей в любых формах, включая печать и другие средства массовой информации».
Это положение звучит замечательно, ему хочется аплодировать, но право не есть возможность.
Теперь – вторая фраза: «Цензура массовой информации не допускается».
Но вот сами граждане теперь высказываются положительно – 67 % приветствуют возвращение цензуры. Цензуры этической, нравственной – пока еще не политической. Постоянно и настойчиво утверждается мнение, что насилие и агрессия могут быть убраны с телеэкрана только наблюдательными советами.
Наивное, как мне представляется, мнение. Приоткрой цензуре щель – она немедленно займет все помещение.
Надеюсь все-таки на то, что этого не произойдет.
Высокопоставленное ЛИТО
В книжном магазине «Республика» состоялись литературные чтения. Ну и что такого: состоялись и состоялись. Где только поэты и прозаики, эссеисты и критики сегодня не читают своих выдающихся произведений, чего только не изобретают кураторы – появляются все новые форматы встреч с публикой, чтобы все происходящее происходило не совсем уж тривиально. Хотя вот я хорошо помню Иосифа Бродского, читающего стихи на своем вечере в Колумбийском университете. Читал и читал, безо всяких прибамбасов, – кроме Марка Стрэнда, который тоже читал. И неплохо прошло.
По подсчетам, в стране, где катастрофа с чтением, стихи публикуют (в книгах, журналах) и, главное размещают в сети более ста тысяч человек. Радуют, как правило таких же, как они, и читают друг другу по клубному расписанию. Прочти ты сегодня, а я завтра. И так же традиционно друг друга одобряют. Так что формат привычный. Казалось бы, почти серебряный век! Но тогда – «здесь жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой», а сегодня все решили подружиться, потому что так теплее.