— А чем? — спросил Кирилл.

— Сшибешь, говорю, рубликов. На то небось и за войском гонишься.

— А ты меня почему за гостя чтишь?

— Да по сану, да и по жуковинью видать. Что ж, мы людей, что ль, не видывали? Да только скажу, не первой ты тут идешь, вашего званья там как в Москве на торгу.

— Много?

— А купец только и ждет, где б кровью запахло, — там рубли шальные, все одно помирать.

Кирилл пригляделся к мужикам повнимательнее — им-то куда в такое время спешить? Один особенно вороват показался — в глаза не смотрит, сидит, как сова, в темный уголок схоронился от света. А вострая бороденка никак укрыть плутовского рта не может.

Заметив на себе взгляд Кирилла, он принялся зевать и крестить зевоту.

«Наводит тень на плетень», — подумал Кирилл.

— Далек ли ваш-то путь, братцы?

— К Звенигороду на ярмонь.

— Далеко направились.

— Пироги печь, — сказал другой, — наше дело такое.

— Пироги-то с требухой, что ли? — спросил Кирилл, прямо оборотясь к остробородому отщепенцу.

Но тот благодушно вытер ладонью лицо и только потом не спеша ответил, будто Кириллов соучастник:

— Кто ж их знает? Может, с капустой. Темный народ.

«Ловко отрекся», — подумал Кирилл.

— А сам-то печку, что ль, под пироги раздувать будешь? — спросил он.

— Я сам по себе.

— А и так расчет есть, — согласился Кирилл. — Коли тебе начинка останется.

Рыжий парень скосил недобрый глаз на отщепенца:

— Он, видать, пирогом пирог начинить мечтает, да хиловат.

Кирилл не сомневался больше: войска прошли, за войсками прошли купцы, а следом за купцами эти бредут — с купцов шкуру сдирать. Бредут, да опасаются друг друга — нет ли кого, кто и у них пирог отнимет.

Рука у Кирилла ощупала пояс: тут ли кинжал?

Вошла хозяйка. Запахло парным молоком и навозом. Поставила бадью на скамью и загремела заслонкой.

Постояльцы похлебали хозяйского варева — постную похлебку, где разварной горох да грибки хорошо были сдобрены луком.

— А медов не варишь? — спросили у хозяина.

— Сам не варю и другим не велю. Стоять у меня стой, песню пой, щи хлебай, а о меде не бай.

— Стол без медов — как песня без слов.

— Это как на чей разум! — сурово ответил старик.

— Что ж, худоумными нас почел? — грозно спросил остробородый.

— Не замай, Щап! — тихо проговорил Кириллов сосед остробородому.

— А ну их! Лезут. Преподобные свечкодуи!

— Щап! — еще тише и настойчивее попрекнул сосед.

Остробородый опять углубился в темень угла. Темень стояла и на дворе. Дверь не была закрыта, в жилье веяло прохладой и сыростью. Дождь не утихал, и слышно было, как он стучит по дощатому полу крыльца.

Кирилл понял, что семеро заезжих мужиков — не из одной ватаги. Тут было их две или три.

«А Щап-то остер не только бородкой. Не зря его те опасаются, — подумал Кирилл. — Надо и мне эту ночь попастись: теперь не в лесу, чать!»

— А ну, хозяин! — сказал Кирилл. — Как бы прилечь где?

— Положу, положу, гостюшко.

— Мне б где поспокойнее.

Старик покосился на мужиков. Все они сторожко-прислушивались к их разговору.

— Не бойсь. Выспишься!

Кто его знает, может, и хозяин свою ватагу держит. Лечь-то легко, да каково вставать будет? Нынче на благость не надейся. Шалыги по дорогам в рясах ходить стали; ряса потолще панциря!

«Да я и сам вроде того!» — усмехнулся про себя Кирилл. И пошел за хозяином.

Старик его вывел в клеть. Клеть стояла тут же за двором. Толстая дверь снизу была науголок прорублена, чтоб кошка могла пролезть. Душно пахло слежалым зерном и мышами. Слева от двери, поверх закрома, положена была медвежья шкура по доскам; хозяин приволок на нее тулуп.

— Ночи холодны становятся. У меня тут изнутри засов. Не сумлевайся, гостюшко.

— Спаси Христос. Доглядь коня.

— Гляну, гляну.

В темноте Кирилл забрался на ложе и стал слушать. Хозяину не верь, ему и стена — дверь. Он опять пощупал кинжал: «Эх, в лес бы да за ночь выспаться!»

Когда хозяин вернулся в избу, Щапа и другого уже не было. На столе лежали полушки за пристанище.

— Куды ж в эту темень их понесло? — удивился хозяин.

— Бог с ними! — довольно ответил рыжий.

— Ну, их дело, — согласился хозяин.

Хозяин пошел к печи.

— А купца я на зады в сарай отвел. Пущай на сене отсыпается.

Рыжий хитро подмигнул:

— Тебе виднее!

Успокоившись, старик спросил:

— Вы-то на полатях, что ль, ляжете?

— Да не. Нам скоро пора.

— Ну, как знаете! — и полез на печь.

Едва стало рассветать — а утро запаздывало из-за обложных туч, Кирилл услышал притаенные шаги. Несколько человек прошло мимо клети к сараю.

Кирилл тихо сполз с закромов, принатужился, чтоб не скрипнуть, отодвинул засов и вышел наружу.

Он воровато обошел сырые бревна стен, держась ближе к ним, слегка шурша мокрой крапивой, и зашел к воротам двора. Попробовал затвор, но ворота были заперты. Хотел подлезть снизу, но, видно, навоз со двора давно не свозили: в подворотню не протиснешься.

«Не может быть, чтоб на двор лаза не было».

И правда — одна из досок шаталась. Кирилл оттянул ее и пробрался во двор. Его конь стоял поодаль, сонно шелестя сеном.

Кирилл погладил его и заглянул в кормушку — сена задали много и овса засыпали. Он отошел в сторону и залег в сене. Когда зарывался в него, хозяин вышел во двор из избы и крикнул:

— Н-но! Не балуй!

«Сторожко спит!» — подумал Кирилл о старике.

Едва хозяин ушел в избу, чья-то рука тронула ворота снаружи. Тихо отодвинулась доска лаза. Кто-то постоял, свыкаясь с мраком двора. Вверху, под крышей двора, завозились голуби. Кирилл скосил в ту сторону глаз и увидел острую, как лезвие, щель в крыше — рассветало.

Человек от ворот прошел к Кириллову коню и потрепал по шее, успокаивая. Потом схватил цепь и принялся отмыкать правой рукой, а левой почесывал коню шею.

Кирилл мгновенно приподнялся. Человек, застыв, остановился. Это был Щап.

— Ну-ка, не замай!

— Что ты! Что ты! Я — так.

Но Кирилл подступил ближе. Между Щапом и воротами стоял конь. Щап вдруг пригнулся, нырнул под брюхо коня и кинулся к воротам.

«Ишь! — удивился Кирилл. — Истинно, как я, от смерти из-под конского брюха вынырнул! — И усмехнулся, вспомнив пережитый день: — Два звания за день испробовал! Как поступать дальше? Воином ходить несподручно — всякий подумает: почему, мол, от воинства отбился? Купцом — тяжело, спать мешают. И так, и этак мяса на костях не нарастишь. Надо в рясу, что ли, опять? Самое мирное дело по нашим временам!»

Но тут же вспомнил, что невдалеке под мхом запрятан хороший запас. Можно, значит, не спешить, оглядеться, а там видно будет.

Он снова закрепил цепь, вышел через лаз на утреннюю светлую улицу и пошел в клеть.

Десятая глава

СЕРГИЙ

Осенняя тихая, длинная ночь прошла. В лесу едва занимался мокрый рассвет. Сергий проснулся и приподнялся, прислонившись к стене. В соседней келье глухо разговаривали. Ему показалось, что оттуда доходит женский голос:

— Пора, пора. Светает.

Осторожно он спустил ноги на мягкий беленький половик. Вышел в сени, постоял возле двери, за которой жил инок Александр. Сергию послышался голос Александра, но глухо, невнятно, женский ответил тихо, но отчетливо, с позевотой:

— Пора идти.

— Рано.

— Может, кто встретится. Нехорошо. А ты спал бы.

— Пора и мне.

— А я лежала, смотрела на тя, думала. Давно мы с тобой, а все не пойму.

— Ты все о том?

— Сам помысли: тверд ты, когда других ведешь к богу, а сам… со мной.

Сергий удивился: столько лет Александр служит ему келейником, а ни разу не приходило на разум усомниться в Александровом целомудрии.

Александр за стеной говорил:

— Вера нужна. Вера нас собрала воедино. Вера горами движет. И если б надо стало, чтоб ее удержать, я бы тя покинул!