Для примера здесь, видимо, будет уместно привести воспоминания одного из участников печально знаменитого Цусимского сражения о последних минутах броненосца «Император Александр Третий»: «…Броненосец уже так близок к нам, что можно рассмотреть отдельные фигуры; крен его всё увеличивается, на поднявшемся борту чернеют люди, а на мостике в величественно-покойной позе, опершись руками на поручни, стоят два офицера; в это время с правого борта вспыхивает огонь, раздаётся выстрел, момент — броненосец, перевёртывается, люди скользят вниз по его поднявшемуся борту, и вот гигант лежит вверх килем… а винты продолжают вертеться, ещё немного — и всё скрывается под водой…»

А вот последние минуты флагманского броненосца российской эскадры «Князь Суворов». К гибнущему кораблю под неприятельским обстрелом чудом прорвался миноносец «Буйный», но оставшиеся в живых офицеры броненосца решили остаться на нём до конца вместе со своими матросами. Видя со стороны, что гибель «Суворова» неизбежна, командир миноносца капитан 2-го ранга Коломейцев предложил офицерам «Суворова» перейти к нему с остатками команды и добить броненосец торпедой. Принявший командование кораблём вместо убитого командира лейтенант Богданов отказался. Ещё два оставшихся к этому времени офицера, лейтенант Вырубов и прапорщик Курсель, поступают так же. «Отходите скорее! Отваливайте!..» — кричал Богданов, перевесившись за борт и грозя кулаком Коломейцеву. Со среза что-то кричал, размахивая фуражкой, Курсель. Позади носовой 6-дюймовой башни был виден лейтенант Вырубов, высунувшийся в пушечный порт и тоже что-то кричавший. Матросы, выбравшиеся на срез и выглядывавшие из портов батареи, махали бескозырками. Жить всем им оставались какие-то минуты. Под прощальные крики «ура», нёсшиеся с «Суворова», Коломейцев ушёл в сторону от осыпаемого снарядами погибающего броненосца.

Офицеры «Александра Третьего», офицеры «Суворова»… Они не произносили выспренних речей на митингах, не клянясь публично принять смерть за Россию, но когда пробил их час, они приняли её и приняли достойно, как и положено русским офицерам.

Ну а что же Шмидт? Кто мешал ему, стоя на мостике «Очакова», достойно встретить свой смертный час? Спровоцировав людей на бой и не сумев возглавить их в этом бою, он должен был по крайней мере достойно умереть вместе со своими матросами, как сделали это лейтенанты Богданов, Вырубов и прапорщик Курсель. Мог бы, но не сделал.

ИЗ «АДМИРАЛОВ» В «КОЧЕГАРЫ»

Чем же на самом деле занимался Шмидт в течение скоротечного артиллерийского боя на крейсере, что делал после того, как бой, едва начавшись, прекратился? Поразительно, но в этот «звёздный миг» своей жизни, о котором он якобы мечтал всю жизнь, Шмидт поступает точно так же, как он уже поступал раньше, сбегая с идущего в бой «Иртыша». Он снова самым постыдным образом дезертирует, на этот раз уже с «Очакова».

Ещё до начала обстрела, предвидя неблагоприятное развитие событий, Шмидт приказал приготовить себе с тыльного борта «Очакова» миноносец № 270 с полным запасом угля и воды. Едва борт крейсера начал содрогаться от первых попаданий, Шмидт со своим шестнадцатилетним сыном, пользуясь всеобщей неразберихой первым (и это доказано документально!) покинул обстреливаемый корабль, бросив на произвол судьбы сотни и сотни поверивших ему людей.

Дезертировав самым бесстыдным образом в очередной раз, Шмидт впоследствии так оправдывает свой поступок: «Мне часто думается, что Россия не позволит меня предать смертной казни… Я пойду на смерть спокойно и радостно, как спокойно и радостно стоял на „Очакове“ под небывалым в истории войн градом артиллерийского огня. Я покинул „Очаков“ тогда, когда его охватил пожар, и на нём нечего было уже делать, некого было удерживать от панического страха, некого было успокаивать. Странные люди! Как они все боятся смерти (?!). Я много говорил им, что нам смерть не страшна, потому, что с нами „правда“. Но они не чувствовали этого так глубоко, как я, а потому и дали овладеть собой животным страху смерти…» Перед нами не запись, сделанная нормальным человеком, а какой-то поток сознания психически больного человека. Нормальному человеку трудно представить, как мог Шмидт столь беспардонно расхваливать себя и своё очередное бегство и при этом одновременно столь цинично отзываться о людях, пошедших за ним и погибших из-за его амбиций.

Итак, Шмидт спустился в миноносец и, бросив на произвол судьбы «Очаков» со всей его погибающей командой, на полном ходу попытался вырваться из Севастопольской бухты, держа курс в открытое море. Существует мнение, что Шмидт хотел уйти в Турцию. Едва миноносец отошёл от борта горящего крейсера, как на «Ростиславе» подняли сигнал: «Следовать под корму адмирала». Таким образом, Шмидту предлагали, в какой уже раз, не подвергая более риску человеческие жизни, сдаться. Но «красный лейтенант» сигналу не внял. Миноносец дал полный ход и помчался на выход из бухты. После этого по нему прозвучало несколько точных выстрелов. Остановлен повреждённый миноносец был брандвахтенным судном напротив Приморского бульвара. Сам Шмидт на допросах утверждал, что ему надо было для чего-то попасть в Артиллерийскую бухту. Однако последнее вызывает известное сомнение. Берега Артиллерийской бухты были к этому времени уже заняты верными правительству войсками, и Шмидт об этом был прекрасно осведомлён. Если он шёл туда, значит, бросив «Очаков», он шёл сдаваться? Но с таким же успехом он мог сдаться и «Ростиславу».

Если взглянуть на дислокацию кораблей в Севастопольской бухте на момент боя и маневрирования Шмидта на миноносце № 270, то «турецкий план» побега выглядит достаточно вероятным. Для этого ему надо было просто вырваться из Севастопольской бухты, причём сделать это, двигаясь именно вдоль Приморского бульвара и Артиллерийской бухты, подальше от орудий Константиновского равелина, скрываясь за дымом расстреливаемых кораблей. Выскочив из бухты, быстроходному кораблю было легко затеряться в просторах Чёрного моря. Там миноносец можно было искать с таким же успехом, как искать иголку в стоге сена.

Едва Шмидт бежал с «Очакова», как часовые, сторожившие заложников, сразу же бросились их расстреливать. Был ли на это приказ Шмидта, доказать на суде не удалось. Однако кто, как не Шмидт, руководил захватом заложников, а затем всё время грозился их казнить! Кроме этого уже перед самым началом боя Шмидт зашёл к заложникам и с явным пафосом заявил им: «Иду принять смерть вместе с вами!» Смысл фразы звучит весьма двояко. Во время расстрела был убит кондуктор Журавкин, тяжело ранен капитан 1-го ранга Матюхин и ещё два офицера. Однако офицерам всё же удалось воспользоваться паникой и полной деморализацией команды, вырваться наружу, спустить красный флаг и поднять вместо него белую скатерть. При этом подавляющая часть команды им в этом не только не препятствовала, а, наоборот, даже с видимым удовольствием исполняла их приказания. Брошенные на произвол судьбы «красным лейтенантом» и попавшие под обстрел, люди сразу же стали дисциплинированными и исполнительными. Едва над мачтой мятежного крейсера был поднят белый флаг, обстрел «Очакова» был немедленно прекращён.

Что касается Шмидта, то надо отдать ему должное: план побега бы продуман и организован блестяще, «Красный лейтенант» не учёл только меткости стрельбы черноморских артиллеристов. Думается, что у Шмидта всё бы получилось, но в самый последний момент миноносец был повреждён точным выстрелом с броненосца «Ростислав» (при этом ни один человек на его борту не был даже ранен!), а затем и перехвачен брандвахтенным судном. При этом Шмидт даже не пытался сопротивляться, хотя на миноносце имелись самодвижущие мины (торпеды) и мелкокалиберные орудия. В отчаянную атаку на броненосцы мог выходить кондуктор Сиротенко на «Свирепом», но лейтенант Шмидт на подобное способен явно не был. «Красный лейтенант» к этому времени вообще, видимо, утратил всякую волю и находился в полной прострации. При первичном осмотре катера Шмидта, впрочем, не нашли, но затем он был извлечён из-под металлических палубных настилов-паёлов, где самым постыдным образом прятался. На неудавшемся командующем была уже матросская роба, и он пытался выдавать себя за ничего не понимающего кочегара. Однако, несмотря на эти ухищрения, Шмидт был сразу же опознан. Пленника немедленно доставили на Графскую пристань. Существует устойчивое убеждение, что там морские офицеры публично надавали ему пощёчин. Но это не соответствует истине. Лейтенант Ф. Карказ «лишь размахивал кулаками перед лицом Шмидта, что признаёт и сам „красный лейтенант“». Карказа за это расстреляют в 1918 году. Дело в том, что, помимо всего прочего, офицеры Черноморского флота были возмущены тем, что отставной лейтенант самовольно нацепил на себя никогда ему не принадлежащие погоны капитана 2-го ранга, а кроме этого собирался поднять на своём корабле и вице-адмиральский флаг!