Затем Октавиан отправил к Антонию гонцов с требованием не терять времени даром, а немедленно выйти с флотом в море, где и померяться силами. Антоний в ответ вызвал Октавиана на поединок, а в случае отказа предлагал сразиться у Фарсал, где когда-то сражались Цезарь и Помпей. Чтобы понять весь комизм ситуации, надо помнить, что Октавиан был довольно хилым и с военной точки зрения малоспособным человеком, в то время как Антоний — типичным «солдатским императором», как сказали бы позднее: большого роста, огромной физической силы и с грубоватыми манерами.

Историк А. А. Хлевов в своей работе «Морские войны Рима» пишет: «Что касается флота Антония, то в его составе было большое число огромных по размерам кораблей, среди которых были и легкие суда, и тяжелые — от трирем до децемрем. Вероятно, следует считать неоспоримым фактом, что здесь были выставлены наиболее крупные суда в истории античного мира — и с этой точки зрения война Антония и Октавиана и морские битвы в ее ходе все же по-своему уникальны. Стремление к безмерному увеличению размеров и водоизмещения кораблей, свойственное эллинистическим государствам, теперь вылилось в свою финальную фазу. Как сообщает Дион Кассий, эта гигантомания имела под собой вполне четкое обоснование. Антоний был прекрасно знаком с ходом и результатами последнего сражения Агриппы с Секстом Помпеем при Навлохе. Именно анализируя это сражение, он и пришел к выводу, что исход битвы был предопределен тем, что корабли Агриппы были крупнее кораблей Помпея и на них было больше морских пехотинцев. Так что размеры кораблей Антония стали результатом не только традиций, но и новаторства — он старался превзойти вероятного противника и, как водится в таких случаях, перегнул палку.

Большое количество штурмовых надстроек, башен и метательных приспособлений делало его флот, казалось, еще более грозной силой, однако это был, как говорится, колосс на глиняных ногах. На кораблях остро не хватало команды, и триерархи совершенно открыто буквально отлавливали по всей Греции кого попало: путников на дорогах, погонщиков ослов, жнецов, безусых мальчишек. Эта публика вливалась в отряды гребцов и насильно занимала свои места на веслах, однако размеры кораблей были таковы, что даже и с привлечением этого персонала скамьи гребцов оставались полупустыми. Это, в действительности, имело самые удручающие последствия для флота Антония — его кораблям остро недоставало мощности, поэтому они были крайне тяжелы и неповоротливы на плаву. Все это дорого обойдется мужу Клеопатры, которая, надо сказать, всячески раздувала в Антонии самоубийственное стремление биться на море».

После мирного завершения противоборства с неудачником Лепидом, Октавиан завладел всей северной Африкой (так называемой Киреаикой). Теперь окончательному объединению империи мешал лишь Антоний, владевший восточными провинциями Средиземноморья.

— Что будем делать дальше? — поинтересовался Агриппа у Октавиана.

— Разделаемся с Антонием! — нервно вскинул тот голову.

— Может, попытаться решить дело миром?

— Я никогда не сяду за стол переговоров с тем, кто поддерживал Помпея, к тому, кто бросил и тем опозорил мою сестру, предпочтя ей распутную египетскую царицу!

— Ты излишне честолюбив! — бросил Агриппа другу.

— Да, я честолюбив! — гордо вскинул голову Октавиан. — Но ровно настолько, чтобы восстановить власть Рима в ее полном величии! Тот же, кто не хочет поддержать меня в этом, может уйти на покой и наслаждаться прелестями деревенской жизни!

— Я пойду с тобой до конца! — приложил руку к сердцу Агриппа. — Мы оба нужны друг другу!

— Не знаю уж, как нужен я тебе! — рассмеялся Октавиан, хлопнув своего старого соратника по плечу. — Но то, что ты нужен мне — это уж точно!

Отношения между былыми соратниками Октавианом и Антонием все последние годы были весьма напряженными, когда же Антоний прогнал от себя свою законную жену Октавию, объявив своей женой Клеопатру, и начал направо и налево раздавать царства ее незаконным сыновьям, всякие отношения между бывшими друзьями прекратились.

Плутарх об этом писал так: «В Рим Антоний отправил своих людей с приказом выдворить Октавию из его дома, и она ушла, говорят, ведя за собой всех детей, плача и кляня судьбу за то, что и ее будут числить теперь среди виновников грядущей войны. Но римляне жалели не столько ее, сколько Антония, и в особенности те из них, которые видели Клеопатру и знали, что она и не красива, и не младше Октавии».

Изгнание Октавии было прямым вызовом ее брату Октавиану. К чести Октавиана надо признать, что он все же попытался, хотя бы формально, но решить дело по мирному, подав на Антония жалобу в римский сенат, с которым бывшие триумвиры еще кое-как считались. Сенат решил вопрос в пользу Октавиана, и Антоний вынужден был бежать в Египет, где приступил к подготовке войны. Любопытно, что римляне любили грубоватого, но веселого Антония и не переносили умного и старательного Октавиана. Зная это, Октавиан сделал все, чтобы изменить ситуацию на противоположную.

К 32 году до н. э. ситуация между противниками обострилась до предела. Дело в том, что за время своего правления в Восточном Средиземноморье и долгих войн с парфянами Антоний собрал под началом отборную армию ветеранов и мощный флот. Сборным пунктом всех своих сил он назначил греческий порт Эфес, куда и прибыл вместе с Клеопатрой.

Помимо огромных антониевских октеров и декатеров, снабженных сильными таранами и мощным «броневым» деревянным поясом, вооруженных тяжелыми катапультами, туда прибыл и египетский флот, состоявший из легких и быстроходных судов. Всего под началом Антония было более 670 кораблей различных рангов. Это была огромная сила.

Всему этому Октавиану было почти нечего противопоставить. Италия была истощена войной с Помпеем, войска были разбросаны, а бывшие помпеевские и лепидовские легионы не отличались надежностью. Однако Антоний и не думал нападать, а предавался разгульной жизни в Афинах. При этом он настолько уверовал в свое могущество, что открыто попирал римские нормы поведения.

— Антоний ведет себя не как римский полководец, а как персидский царь, погрязший в роскоши и разврате! — сетовали его былые соратники и отъезжали к Октавиану.

Сам Антоний в минуты откровенности говорил:

— Пусть уезжают! Я нисколько не боюсь Октавиана. Он слишком тугодумен, чтобы победить меня. Однако если признаться честно, то я весьма опасаюсь Агриппу, ибо только он умеет совершать невозможное!

Осенью 32 года до н. э. Атоний наконец переправил свои войска на Керкиру (ныне остров Корфу), намереваясь оттуда нанести удар по Италии. Но едва его флот вышел в море, как на горизонте внезапно появились дозорные корабли римлян.

— Это Агриппа! — пронесся гул по антониевскому флоту.

— Это Агриппа! — горестно вздохнул Антоний и велел разворачиваться на Керкиру. Панически боясь нападения Агриппы, Антоний вскоре вообще ушел в Грецию. Туда он стянул все свои морские и сухопутные силы. Армию Антоний расположил на побережье Ионийского моря, а флот при входе в Амбракийский залив (ныне залив Арта) у мыса Акциум.

Поразительно, но одного имени римского флотоводца оказалось достаточно, чтобы сорвать вторжение неприятеля в Италию!

— Рим спасла слава Агриппы! — говорили тогда римляне, и в этих словах не было ни капли преувеличения.

Все это время Октавиан и Агриппа деятельно готовились к предстоящей войне. Усиливались легионы, строились корабли. Денег на это не жалели, когда их не хватало, вводили новые налоги, а недовольство подавляли со всей беспощадностью. Что касается Агриппы, то он вновь поразил всех своей проницательностью.

— Раньше мы ломили противника своей мощью, теперь будем бить маневром! — наставлял он корабельных начальников. — У Антония корабли неповоротливы, как раньше и у нас. Таранить нас будет не легко, мы же будем жечь врага зажигательными снарядами. Мы станем кружить вокруг антониевсих колоссов стаями вертких кораблей и атаковать только тогда, когда это будет выгодно нам!