Итак, грандиознейшее из морских сражений, которые до этого знало человечество, должно было вот-вот разразиться. В мировую историю оно вошло как битва при Навлохе, небольшом местечке неподалеку от города и мыса Миле.

Историк А. А. Хлевов в своей работе «Морские войны Рима» пишет: «Октавиан, узнав об уходе Помпея из Мессины в Милы на битву с Агриппой, вышел из Скилакия в Левкопетру — также на италийском берегу пролива. Он предполагал следующей ночью переправиться с войсками через пролив в сторону Тавромения, но вскоре пришло известие о победе на море, и Октавиан передумал — считая, что Помпей все еще в Милах, он решил плыть не тайком, а вполне открыто, днем, во главе конвоя, везущего победоносное и бодро настроенное войско. Осмотрев утром море с высокой горы, Октавиан нашел его свободным от противника и решил плыть немедленно. Суда вместили большую часть войска, но далеко не все — необходим был еще один рейс. Мессала остался с этим арьергардом в Италии. Без всякого противодействия кораблей Помпея Октавиан благополучно перешел пролив и вдоль берега двинулся к Тавромению. Появление флота с войсками, однако, не произвело на горожан должного впечатления: сдаться они категорически отказались. Тогда Октавиан десантировал войско на некотором отдалении, близ святилища Аполлона, где произошло явно дурное предзнаменование — при сходе на берег главком упал, и, хотя самостоятельно поднялся, все сочли это дурным знаком. Так оно и вышло.

Совершенно неожиданно, в самый разгар строительства лагеря, появился Помпей, а также Демохар и Аполлофан со своими кораблями. Причем этот пренеприятнейший сюрприз поджидал цезарианцев не только на море: с двух сторон к лагерю подошли пехота и конница Помпея. Пассивность Помпея опять не дала ему насладиться полной победой. Напади он всеми силами одновременно — быть может, мир так и не узнал бы об императоре Октавиане Августе. Однако напала только конница Помпея, разогнав легионеров, строивших лагерь. Неопытность помпеянских полководцев поражала: приближалась ночь, и пехота, боясь располагаться рядом с противником, ушла в соседний город Фенику, а флот стоял на некотором отдалении у Коккинского мыса. Так что цезарианцы все-таки закончили сооружение своего лагеря, в котором было три легиона, 500 всадников без лошадей (они должны были прибыть со вторым конвоем), две тысячи ветеранов-добровольцев, тысяча вспомогательных войск и отряд флотского экипажа с кораблей.

Оставив командовать в лагере Корнифиция, Октавиан еще затемно на кораблях вышел в море. Флот он организовал в два отряда правым крылом командовал Луций Титиний Сульпициан, а левым — Публий Каризий. Сам Октавиан поднялся на борт своей либурны и объехал свой флот, подбадривая людей. После этого он снял с корабля собственный штандарт, как во время величайшей опасности. За этим последовала битва, которая неизвестна нам во всех подробностях, но результат ее, напротив, отлично известен и говорит сам за себя. С перерывом последовали два сражения между флотами, которые длились весь световой день и закончились только следующей ночью. Флот Октавиана нанес серьезный ущерб противнику, однако сам просто прекратил существование. Почти все корабли Октавиана были захвачены либо сожжены, только немногие, не получив к тому приказа, вышли из боя и, подняв носовые паруса, ушли в Италию. Их пытались преследовать, но безуспешно. Спасшихся вплавь убивали помпеянцы уже на берегу, но некоторым удалось добраться до лагеря Корнифиция.

Чудом спасшийся на своей либурне Октавиан причалил в Абальском заливе и был настолько подавлен, что, как говорят, даже подумывал о самоубийстве. Однако вскоре его нашли свои и, переправляя с лодки на лодку, доставили в расположение Мессалы. Октавиану упорно не везло на море. Быть может, причиной тому было то, что после первой бури, разметавшей его корабли, он заявил, что и наперекор Нептуну одолеет море, и даже приказал во время очередных празднеств в цирке удалить из процессии статую этого бога.

Придя в себя, он немедленно отослал к Корнифицию либурну с письмом, где велел держаться и ждать помощи. Затем он отправился в город Стилиду в Бруттии, где стояли три легиона под командованием Каррины. Он приказал ему плыть с войсками на имевшихся у того кораблях на Липару. Мессалу отправили в Путеолы за элитным первым легионом — привести его в Гиппоний. А Агриппе Октавиан отослал приказ срочно выслать на усиление Корнифиция отряд под командованием Квинта Ларония. Тот, к слову сказать, дошел до цели и спас остатки армии Корнифиция, хотя и страшно поредевшей».

Агриппа все же взял Тиндарид. Октавиан немедленно перебросил туда морем пехотинцев и всадников. Его группировка на острове постоянно росла — теперь в ней уже насчитывался двадцать один легион, около 20 000 всадников и более 5000 воинов легкой пехоты. Войска Октавиана наконец соединились с войсками Лепида. Обстановка на острове медленно, но неуклонно изменялась, баланс смещался в сторону Октавиана. Теперь уже он владел ситуацией. В частности, Октавиан поставил себе целью отрезать подвоз продовольствия Помпею и занять города, через которые тот получал провиант. Это могло просто удушить армию Помпея, и он пошел на неординарный ход.

Помпей, сильно опасавшийся легионеров Октавиана, предложил ему через парламентеров решить исход их противостояния морским сражением. Октавиан, естественно, этого не хотел — он уже крайне недоверчиво относился ко всему связанному с морем. Но отступать было некуда: можно было потерять лицо, он согласился. Был назначен день битвы, место, и — что уж совсем было внове — оговорено число кораблей, которые должны были в ней участвовать: по триста единиц с каждой стороны. При этом оговаривалось, что суда могут быть снабжены всеми мыслимыми боевыми приспособлениями и машинами, башнями и снарядами, которые могут быть придуманы инженерами сторон.

В общем-то, задумка была исключительно удачная. В сущности, доводилась до логического конца идея противоборства двух воинов перед битвой. Эта битва должна была стать чем-то вроде спортивного состязания, где ставками были исход войны и жизни десятков тысяч людей. Своего рода гладиаторский бой двух флотов.

Агриппа отнесся к подготовке предстоящего сражения со всей серьезностью. Его пытливый ум искал и находил. В частности, он придумал и внедрил на своих кораблях принципиально иное средство поражения — гарпакс. Оно напоминало гигантскую блесну: толстое бревно длиной около полутора метров обивалось железом для утяжеления и предотвращения поражения огнем со стороны противника. На обоих его концах в торцы заделывались прочно сидевшие в дереве железные кольца. К одному из них шарнирно крепился большой крюк, напоминавший якорь-кошку. В кольцо на другом конце продевалось множество относительно тонких канатов длиной в несколько десятков метров. Применялся гарпакс достаточно просто и эффективно: им выстреливали из катапульты, целясь поверх палубы вражеского судна Бревно в результате либо падало на палубу, либо перелетало через нее, либо застревало в надстроечных конструкциях корабля. После этого кабестанами и другими приспособлениями канаты, на которых висел гарпакс, выбирались с возможно большей скоростью. Естественно, это приводило к серьезным разрушениям корабля или крепкой его фиксации крючьями с последующим подтягиванием к борту атакующего судна.

Битва при Навлохе

3 сентября 36 года до н. э., в условленный день, флоты сошлись для битвы. Это сражение, известное как битва при Навлохе, отличалось невиданным ранее по массовости применением различного рода средств дистанционного поражения, флоты сходились, выстроившись правильными фронтальными линиями. Еще в фазе сближения с их палуб и башен противники открыли друг по другу просто ураганную стрельбу, бросая как машинами, так и собственными руками зажигательные снаряды, копья, стрелы и камни. Через короткое время строи кораблей столкнулись. Таранные удары наносились с огромной силой — некоторые приходились в борт, другие — в эпотиды, третьи были лобовыми. Эти последние не разрушали, как правило, корпуса судна, однако от сильнейшего толчка воины, как правило, просто слетали с башен, как и многие гребцы и моряки, сбрасываемые со своих мест. В результате многие суда становились временно небоеспособными — десятки и сотни людей беспорядочно карабкались по всем корабельным конструкциям, стараясь занять должное место для боя или управления судном. Очень ярко проявилась роль малых вспомогательных кораблей и либурн. Они сновали между сражающимися судами и стали главным спасательным средством: множество оказавшихся в воде людей были подобраны именно ими. Многие корабли сознательно или случайно промахивались при лобовой атаке и, проплывая друг мимо друга, буквально осыпали противника копьями и метательными снарядами. В некоторых случаях доходило до абордажного боя.