Отключенный мобильный изводил меня звонками с полуночи, и от этого сводящего с ума звука не было спасения: даже сунув голову под подушку, я ясно слышала его, как будто он звонил у меня в голове. В два часа, вконец измученная, я сдалась – взяла его и приложила к уху.

 – Милая Настенька, ты от меня не спрячешься, – услышала я мужской голос. – Я найду тебя всюду.

 – Что вам от меня надо? – глухо спросила я. – Зачем вы меня преследуете? Кажется, я ясно сказала: нам с вами не по пути.

 – Я бы не был столь категоричен, дорогая Настя, – ласково ответил голос. – Лично я придерживаюсь другого мнения: мы с тобой должны идти рука об руку. В этом очень много преимуществ для нас обоих. Я мог бы поддерживать тебя и передавать тебе свои знания и опыт, а ты заряжала бы меня своей молодой силой, коей у тебя несметное количество. Ты сама не знаешь, кто ты есть...

 – И не хочу знать, – перебила я. – Оставьте меня в покое!

 – Настя, Настя, ты не понимаешь, от чего отказываешься! – уговаривал голос. – Всё, о чём ты когда-либо мечтала, может сбыться! Целый мир будет у твоих ног, ты возьмёшь от этой жизни всё. И это будет стоить тебе не таких уж больших усилий – только протяни мне руку.

 – Нет, – сказала я. – Отойди прочь, нечистый, не соблазняй меня! Я знаю: всё, что ты обещаешь, обратится в прах, горы золота станут грудой черепков. Я не пойду с тобой, не протяну тебе руки, оставь меня!

 Сунув телефон под подушку, я взяла икону Христа и прижала к груди. Осеняя себя крестом, я произнесла:

 – Во имя Отца и Сына и Святого духа. Огради меня, Господи, силой Честного и Животворящего Твоего Креста и сохрани меня от всякого зла. Аминь.

 Как только я это произнесла, в настольном зеркальце возникла жуткая харя и захохотала высоким, гнусавым и диким хохотом. Помертвев, я отшатнулась и тут же почувствовала удар в спину. Это меня стукнули пластмассовые плечики для одежды, вылетевшие из открытой дверцы шкафа. Следом за ними начала вылетать вся одежда, которая там висела, и устроила вокруг меня бешеный хоровод. Задвигались стулья, сама собой включилась настольная лампа, захлопали все дверцы в стенном гарнитуре, книги сами спрыгивали с полок – словом, начался дикий полтергейст. Я смотрела на всё это бесчинство, парализованная ужасом, и не могла вспомнить ни одной молитвы, а телефон опять надрывался: он хоть и был под подушкой, но звук шёл чёткий и громкий. Я схватила его и поднесла к уху.

 – Молитвы не помогут, это всего лишь избитые слова, – послышалось из него. – Бог давно их не слушает. Он тебя не слышит, а я слышу – позови меня! Он не придёт по твоему зову помочь тебе, а я приду – обратись ко мне! Ты знаешь моё имя – назови его!

 – Андрей Фёдорович? – пробормотала я, оседая на пол и пригибая голову, чтобы какой-нибудь из летающих предметов не ударил меня.

 – Нет, другое! – потребовал голос в телефоне. – Назови его, и я тотчас приду!

 «Господи...» – подумала я.

 – Напрасно зовёшь Бога, он глух к твоим мольбам! – прорычал телефон. – А я ловлю каждое слово из твоих уст, я исполню любое твоё желание, только позови меня! Только произнеси моё имя, и я тотчас буду к твоим услугам!

 Я не стала произносить проклятое имя. Как в гоголевском «Вие», я схватила маркер и очертила на полу возле себя круг. И что вы думаете? Предметы, свободно летавшие в воздухе как бы по своей воле, не могли пересечь границы, очерченной этим кругом: они словно натыкались на невидимую преграду. «Ага!» – подумала я, приободрившись. Встав на колени, я стала звать на помощь все небесные силы, всё Божье воинство, всех ангелов, при этом зажмурив глаза, чтобы не бояться. По свисту в воздухе я слышала, что вещи всё ещё летают, но меня уже не касалась ни одна из них: я была под защитой круга. Своими словами – слова молитв я позабыла с перепугу – я призывала все светлые силы, умоляя защитить меня от посягательств нечистого. «Господи, спаси меня, рабу твою Анастасию, осаждаемую бесами...»

 Телефон внезапно смолк. Пальто, летавшее вокруг меня и размахивавшее рукавами, упало на пол. Со стуком попадали вешалки, погасла лампа, и меня охватила ледяная, жуткая тишина и мрак.

 С колотящимся сердцем, бормоча про себя «Господи, Господи», я ощупью добралась до выключателя. Щелчок – и на тебе! Ничего не было: ни разбросанных вещей, ни раскрытых дверец, ни вывернутых ящиков. Всё было на своих местах, в полном порядке – никаких следов паранормальной активности. Я уже была готова поверить в то, что всё это мне почудилось, но...

 Моё настольное зеркальце треснуло.

 После этой ночи, причёсываясь утром, я обнаружила у себя несколько седых волосков. Что ни говори, испугалась я здорово: кто бы не испугался, когда вокруг сами собой летают предметы комнатной обстановки, а из выключенного телефона слышатся голоса? Отмывая с пола магический круг, я думала: неужели это правда? В моей комнате – моём логове, оплоте безопасности, покоя и уюта, ночью творилась такая чертовщина, что кровь стыла в жилах. Никогда в своей жизни я сама не сталкивалась ни с чем подобным и не знала, как это в действительности страшно – совсем не то что смотреть фильм ужасов, в котором страшные вещи происходят лишь с героями на экране, в выдуманной автором реальности. И совершенно другое дело, когда ужас входит в вашу жизнь – настоящий, осязаемый ужас, от которого встают дыбом и седеют волосы; когда вы кожей чувствуете угрозу, которой наэлектризован воздух и которая не ослабевает и не отступает, – тёмную и ледяную, как вода в проруби зимней ночью. Ужас вошёл в мою жизнь.

 Мой телефон, как я уже сказала, был отключен. Я боялась каждого звонка, каждого стука и шороха, и когда однажды около трёх часов дня на всю квартиру заверещал сигнал домофона, моё сердце ушло в пятки. Замечательно – ещё и по домофону он начал меня изводить! Разумеется, я не стала подходить к трубке и сидела затаившись, как мышь, твердя про себя молитву «Да воскреснет Бог и расточатся врази его». Домофон настойчиво вызывал меня снова и снова, потом смолк, и у меня уже было отлегло от сердца, но звонок раздался через некоторое время опять. Схватив трубку, я отключила домофон вообще, и стало тихо. К окнам подходить я боялась, поэтому не знала, кто это был, – да и не хотела знать, откровенно говоря.

 Но на этом мои страхи не кончились: тот, кто звонил в домофон, оказался настойчивее, чем я полагала. Тренькнул дверной звонок, и я просто окаменела от страха. К двери я не подходила и не смотрела в глазок, чтобы на площадке не услышали, что кто-то есть дома. В дверь непрерывно звонили целую минуту, а я сидела, не в силах пошевелиться. Потом к звонкам добавился стук, и с площадки до меня донеслись голоса. Один из них, как мне показалось, был женский. «Не он?» – встрепенулось, оттаивая, моё сердце. Да, похоже, это был не он! Я подкралась к двери. Стук повторился, и я уже явственно услышала голос:

 – Настя! Настенька, если ты дома, открой! Это я!

 Я загромыхала ключом, распахнула дверь и повисла на шее Альбины.

 Да, это была Альбина, которая не могла до меня дозвониться. Трудно описать словами облегчение, которое я испытала, увидев на пороге её, а не моего преследователя. Повиснув на ней, я стиснула её в объятиях что было сил и впилась в её губы таким страстным поцелуем, что она даже пошатнулась.

 – Утёночек... Любимая! Что случилось? Я уже неделю не могу до тебя достучаться! – сказала она взволнованно, прижимая меня к себе.

 Она засыпала меня вопросами, а я, наверно, минуты две ничего не могла выговорить: от радости и облегчения у меня отнялся язык. Я только стискивала её, уткнувшись ей в плечо, и вдыхала её запах – успокаивающий, родной запах.

 – Настя, да скажи ты хоть слово! – воскликнула она.

 – Аля, я очень тебя люблю, – смогла я наконец выговорить. – Прости, у меня был отключен телефон... Были причины.

 У неё вырвался вздох облегчения.

 – Фу, Господи... Я уж думала, с тобой что-то случилось!

 Минут пять в тишине тикали часы и не было слышно ни слова: всё это время мы с Альбиной целовались взасос на кухне у окна. После пережитого мной ужаса и напряжения её поцелуи были спасительным лекарством, и я жадно глотала их один за другим, а она дарила их мне без счёта. По моим щекам катились слёзы – мой страх, растаявший от тепла ладоней Альбины.